Жил в Перми замечательный русский поэт и прозаик Алексей Домнин. Член редколлегии «Уральского следопыта», большой друг нашего журнала, он был страстным ревнителем русской старины. Древние предания, фольклор, сказки были любимыми его жанрами, он с увлечением перелагал их, переводил на поэтический язык. Предметом особой любви Алексея Домнина было «Слово о полку Игореве». Кстати, эту свою привязанность он унаследовал от отца — Михаила Константиновича Домнина. Он всю жизнь занимался изучением «Слова», «нашел имя» автора, как он был убежден, имел свои переводы поэмы, но постеснялся, что ли, при жизни обнародовать свои изыскания. За отца это сделал сын— и продолжил его дело, и перевел поэму.
Вот начало «Слова о полку Игореве» в переводе Алексея Домнина:
Не пора ли, русичи й братья,
Вспомнив были прадедов суровых,
Следуя их памяти и слову,
Нам сказать об Игоревой рати
И вернуть его былую славу
Удалому сыну Святослава.
А начаться Цесне той печальной
Не Бояна слогом величавым:
Тот Боян, сказание замыслив,
Серым волком рыскал по долинам,
Белкою струился по вершинам
И орлом парил в небесной выси,
Мысленным окидывая взором
Первых лет крамолы и раздоры.
И тогда, пленен напевом дивным,
Десять зорких соколов пускал
В клин высокой стаи лебединой,
И как первый сокол настигал
Молодую лебедь в поднебесье,
Та и первой начинала песню:
Мудрому трубила Ярославу
Славу,
Или Храброму Мстиславу,
Что зарезал в смертном поединке
Пред полком косогов полудиких
Редедю — их грозного кагана,
Или пела Красному Роману,
В дальнем поле сгинувшему рано…
То не сокол падал с высоты
И не лебедь пела молодая,
В смертный час в подоблачье рыдая,
То Бояна вещие персты
Над живыми струнами взлетали,
Струны ж сами славу рокотали.
Нам ли петь, его полету вторя,
Если Русь терзают ложь и горе?
Весьма любопытной и отнюдь не легкомысленной выглядит предположение Домниных, кто был автором «Слова». Они считают, что автором был Святослав Олегович Рыльский.
В походе на половцев участвовали четыре князя: Игорь Святославович Новгород-Северский, его сын Владимир Путивльский, его племянник Святослав Ольгович Рыльский, а также дружина ковуев Ярослава Всеволодовича Черниговского. Однако в «Слове» героями выступают лишь трое. Не называется имя Святослава, даже не упомянут Рыльск, которым он владел. Значит, о себе автор не хотел и не мог писать.
Отец Святослава, князь Черниговский, старший брат Игоря и Всеволода, претендовал на киевский престол. Он умер, когда сыну было 15 лет, и Святослав уже не унаследовал от отца крупного княжения. Дядья и деды сплавили его в захудалый Рыльск. .)
Боян был любимцем в роду Святослава. Этим и объясняют Домнины особое отношение к нему автора «Слова».
И еще одно подтверждение вывода Домниных об авторстве «Слова». В «Изборнике» Святослава 1073 года есть работа Хоровоска «Об образах». Это — учебник по искусству письма и слова. Аллегорию, или инословие, метафору, или перевод, гиперболу, или лихоречье, о чем рассуждает Хоровоск, широко использует автор «Слова о полку Игореве». А ведь владельцем этого «Изборника» быд Святослав Рыльский…
Композиция
Борис ДМИТРИЕВ
Я в квартире сослуживца, преподавателя педагогического института Валентины Ивановны Кочубей. Ее муж, Владимир Зосимович, художник-любитель. Но некоторые из его произведений выполнены с большим профессиональным мастерством.
Рассматриваю его рисунки, этюды, скульптуры. И вдруг останавливаюсь, пораженный. Нет, пояснения не нужны: это — Боян!
Да, скульптурный портрет старика талантливо вырезан из могучего корня старой акации. Голова сказителя запрокинута, чуть приоткрыт рот, слепы глаза, прядь седых волос падает на мудрый лоб.
— Я так и представлял себе вещего Бояна, когда вырезал ого портрет,— говорит Кочубей.
…Моя личная фронтовая судьба была связана с Доном и Северским Донцом. Как раз там, где когда-то бились с половцами Игоревы дружины, находились наши полевые аэродромы. И, летая на разведку, я иногда возвращался мыслью к тем далеким битвам, что воспеты в «Слове о полку Игореве». А к сорокалетию со дня освобождения донской земли Владимир Зосимович Кочубей и подарил мне своего Бояна…
Наверное, каждый историк, литературовед, книжный следопыт втайне мечтает найти какой-нибудь древнейший сборник сказаний. Раскроет его и увидит ну хотя бы такие слова:
«Тогда вступил Игорь князь в золотое стремя и поехал по чистому полю. Солнце ему тьмою путь заграждало; ночь, стонучи ему грозою, птиц разбудила; свист звериный поднялся; встрепенулся Див, кличет на вершине дерева…»
Прочтешь эти строки и окаменеешь. Потом лихорадочно начнешь переворачивать листы, и вдруг в глаза бросится заголовок: «СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ, ИГОРЯ СЫНА СВЯТОСЛАВЛЯ, ВНУКА ОЛЬГОВА»,
И сердце словно пробьет тремя ударами: най-де-но!!!
В истории мировой культуры это было бы величайшим открытием.
Вспоминаю, как еще до войны я внимательнейше просматривал в развалах у ярославских, костромских стариков-букинистов каждую мало-мальски старую книгу в вытертом кожаном переплете.
А двадцать лет назад забросила меня судьба в Западную Сибирь. Я часто путешествовал но шорской, алтайской, саянской тайге.
Два фолианта в грубой коже с медными застежками мне подарили наследники раскольников-кержаков; две рукописные книги нашел в заброшенной охотничьей избушке. Конечно, «Слова о полку Игореве» так и не встретилось. И все же почему-то именно эти кожаные с пожелтевшей бумагой могикане все время ассоциировались у меня с рукописью величайшего памятника древнерусской культуры.
Кишиневский скульптор Ниеле Игновна Мешките подарила нам с женой свою скульптуру из серого шамота. Названия у нее не было.
Как-то на досуге я перечитывал «Слово». Когда дошел до знаменитого «Плача Ярославны», взгляд невольно остановился на скульптуре женщины, прикрывшей руками лицо в глубокой печали. Да это же Ярославна! Она только-только произнесла: «О ветер, ветрило! Зачем, Господин, бурно веешь? Зачем, мчишь хиновские стрелы на своих легких крыльях на воинов моего милого? Мало ли тебе было в вышине под облаками веять, качая корабли на синем море? К чему, господин, мое веселие по ковылю развеял?»
Какая типическая схожесть в художественном изображении неутешного горя! Смотрю на скульптуру, и зримо представляется древний Путивль, крепостная стена, молодая женщина, что прикрыла лицо руками…
Совпадение четырех древних книг, двух скульптур не было случайным, хотя и жили они в нашем домашнем музее обособленно — сами по себе. Но однажды мы составили их вместе и назвали композицию «Слово о полку Игореве»..,
