НЕ СТРАШНО ПОТЕРЯТЬ УМЕНЬЕ УДИВЛЯТЬ. СТРАШНЕЕ ПОТЕРЯТЬ УМЕНЬЕ УДИВЛЯТЬСЯ!
А. Городницкий
В одну из последних весен мой приятель по лесным делам Геннадий Бачурин сообщил в письме: «Нынче сов возле Зайково загнездилось необычно много. Видимо, благоприятно сказалась на птицах на редкость теплая и малоснежная уральская зима. Есть все виды неясытей: бородатая, серая и длиннохвостая. Но самое интересное, что мохноногий сыч спустя несколько лет вновь поселился в дупле, сработанном давно дятлом-желной. Это недалеко от избушки, где тебе придется жить».
Далее он настойчиво не только просил, а требовал приехать в начале мая, упорно ссылаясь, что не каждый год лес зайковский бывает таким «урожайным» на ночных птиц, тем более на мохноногих сычей.
И я невольно вспомнил прошедшие весны, строительство вышек, многочасовые и многодневные наблюдения за совами… Но то были неясыти. С ними я был знаком неплохо. О сычах же, откровенно говоря, знал очень немного, кое-что из справочника-определителя птиц, где каждому пернатому, проживающему на территории нашей страны, отведено от силы полстраницы. Мохноногому же сычу, с которым мне предстояла теперь встреча, и того меньше.
С надеждой приоткрыть еще одну неизвестную мне страницу я отправился в зайковский лес, что в Ирбитском районе Свердловской области.
В нескольких метрах от меня сосна. В свете уходящей вечерней зари, в стволе дерева темнеет не круглое, а чуть приплюснутое отверстие. Это и есть то самое жилище сыча, о котором мне сообщал Бачурин. Мое же жилье — вышка для наблюдения за птицами, построенная только вчера, е площадкой и квадратным укрытием из мешковины на уровне дупла.
Дом сыча — это не то что мое временное укрытие. Он нужен птице, чтобы отложить яички, выходить потомство, поставить его на крыло. Придет время — разлетятся малыши, но дупло старшие сычи будут держать за собой. Если, конечно, но отыщут лучшего.
И еще их деревянный дом может пригодиться холодной зимой, чтобы сычам укрыться от сильного ветра и мороза. Случится, сделают в нем и запас «продуктов» на голодное время.
Сейчас, в наступивших сумерках, дупло кажется нежилым. Но я-то знаю, что в «гнезде» полно птенцов. Просто, заслыша меня, малыши затаились. Надолго ли?
Включаю фонарик и в его луче вижу, как будто в открытое настежь окно,— смотрит на меня своими круглыми глазами сычик. На невесть откуда взявшийся в ночи свет торопится глянуть и другой птенец. Третий малыш упорно протискивается в оконце…
С покосного луга сворачиваем в ельник. Всего несколько шагов — и упругие ветви, будто автоматические двери, закрывают то место, где мы вошли. Под ногами мягко лежит ковер мха, а по нему разбросаны белые звездочки первого цветка лета — одноцветки. Будто столбы, а не деревья темно-зелеными пирамидами тянутся ввысь, к небу вековые ели. Они как бы прячут под своими шатрами потаенные уголки земли от яркого солнца и постороннего глаза.
На одном из деревьев гнездо совы. И не какой-нибудь, а грозной и бесстрашной бородатой неясыти. Вот оно, темное, лохматое, чернеет в еловых ветвях. Осматриваем гнездо в бинокль.
— Пустое. Похоже, что совы со своим потомством покинули его,— говорит Геннадий.— На сей раз нам повезло, а ведь будь здесь совы, дали бы они бой. У нас же ни масок, ни защитной одежды.
Чуть заметная тропка подводит нас к осиннику. На кромке его — сосна. Она без единого сучка, лишь на вершине в пышный букет собрались ветви. На высоте более десяти метров замечаем дупло.
— Сейчас проверим, как там дела,— говорит мой спутник.
Бачурина нисколько не смущает ни высота дерева, ни то, что ствол его совсем гладкий. «Лестница» у Геннадия — в рюкзаке. Это «когти» особой конструкции, совсем не похожие на те, что мы привыкли видеть у электромонтеров. Всего несколько минут потребовалось Геннадию, чтобы достичь дупла и, осмотрев его, спуститься обратно.
— Пустое,— укладывая снаряжение в рюкзак, сообщает Бачурин.— Куда исчезли сычата?
Три недели назад Геннадий поднимался к дуплу. Тогда в нем, тесно прижавшись друг к другу, сидели птенцы. Это была ранняя кладка. Неужто успели подрасти и покинуть свой дом? Загадка даже для такого лесовика, как Бачурин. Впрочем, сычи во многом загадочны и для ученых, постоянно ведущих за ними наблюдения. Скажем, кто может точно ответить, как покидают свой дом птенцы? Вылетают, ли они сразу, как скворцы из скворечников, или сначала просто выпадывают из гнезда, а уж потом тренируются, перепархивают с ветки на ветку? Может, посчастливится мне ответить на этот вопрос…
Но все же куда делись сычата? Мы еще и еще раз обходили участок леса, где поселилась семья бородатой неясыти и мохноногого сыча.
И вот… Возле корневища дерева лежали остатки каких-то птиц. Неужели сычиков? Да, тут, видимо, не обошлось без трагедии. Совы жестоко разделались с целой семьей сычей. По-разному можно объяснить причину случившегося. Может, виной всему был неожиданный майский снегопад, вызванная этим бескормица, а может, маленькие совы оказались на территории леса, занятого неясытями, конкурентами по добыванию пищи. Ведь те и другие питаются мышами.
А теперь представляю моего спутника… Геннадий Николаевич Бачурин. Около десяти лет назад окончил Свердловский лесотехнический институт, работал лесничим, главным лесничим, сейчас директор межколхозного лесхоза — и все здесь, в Ирбитском районе Свердловской области. Ростом невысок, плотный, крепкий, выносливый. Может целыми днями с раннего утра и до позднего вечера быть на ногах, с рюкзаком за плечами пройти десятки километров.
А как же птицы? Это особая страсть Бачурина с детства. Не потому ли встреча наша и знакомство с Геннадием состоялись не в зайковском лесу, и даже не на Урале, а в ямальской тундре, куда он и забрался, как и я, впервые. В тот год весна, шумная, бурная, с большой водой, не шла, а катилась по тундре.
Нам поначалу крупно не повезло: забарахлил двигатель катера, пришлось коротать время в маленькой каюте. Вот тут-то и разговорились о птицах. Бачурин же нет-нет да и сводил разговор к совам, к ним у него пристрастие особое. Тогда-то я и пообещал ему, что в следующий раз встретимся в его родном зайковскрм лесу.
Все дупла в лесу, как прочие «квартиры»-гнезда, имеют свою историю. Есть она у дупла, возле которого мы с другом Бачурина, Сергеем Гладких, лесничим из Нижнего Тагила, построили наблюдательную вышку.
Выдолбил это дупло в стволе сосны дятел-желна, прозванный еще за свое темное оперение черным. Устроил он его в совершенно здоровом дереве. Такое случается нечасто. Почему? У основания подломившегося сучка сосны дятел усмотрел скопище насекомых, начало болезни дерева. Не раз прилетал сюда обедать юркий «доктор». И что же? Дерево подлечил, а заодно клювом, будто долотом, соорудил для себя вполне удобную просторную квартиру. Но по какой-то только ему известной причине не поглянулось жилье мастеру. Решил строить новое. Зато понравилась квартира в сосне мохноногому сычу.
Лес еще был набит снегом, а по ночам, там, где сыч облюбовал дупло, ночью слышались призывные крики самца, отца будущего семейства. Низкие протяжные звуки будили лесную тишину. Самец призывной трелью своей брачной песни давал знать другим сычам, что территория возле дупла занята. Невидимая в ночи птица как бы рассказывала будущей супруге: место выбрано на славу, есть большая, теплая, удобная квартира, пора подумать о потомстве.
Птичий концерт длился каждую ночь по нескольку часов и даже тогда, когда в деревянном домике появилось первое яичко, за ним второе, третье. Так семья обжилась. Впрочем, потом сычи почему-то предпочитали «сдавать» жилье другим птицам: за несколько весен выходили в нем потомство горихвостка, галка, поползень. Но вот снова занял свой дом хозяин-сыч.
Где пропадал он все это время? Может, жил в другом дупле. Известно одно: от количества готовых деревянных
квартир полностью зависит численность мохноногого сыча. Не зря ученые-орнитологи утверждают, что зависимость сыча от дятла-желны прямая. Там, где человек своей хозяйственной деятельностью сократил лесные угодья, нарушил жизненную территорию, обе эти птицы — сыч и желна — исчезают одновременно. Гнезда других птиц мохноногий сыч занимает редко, так как в леток самка протискивается с большим трудом.
У Геннадия Бачурина в зайковском лесу не только гнезда, но и дупла, новые и старые, на учете. Он знает, какие птицы жили в них раньше, какие поселились нынче. Зимой Геннадий вместе с братом, лесотехником Виктором, в обязательном порядке обходят лесные квартиры, осматривая их, и, если нужно, чистят и ремонтируют. Иначе большинство из них пустовала бы: не всем птицам под силу такая работа. Поползень, к примеру, заделывает дупло глиной, оставляя лишь маленькое отверстие — леток, чтобы только пролезть самому. Был в практике Геннадия случай, когда поползень, эта маленькая птичка, чуть не замуровал в дупле сидящего на яйцах сычика…
Поднимаюсь на вышку. Устраиваюсь поудобнее. Где-то за лесом сердито разговаривает невидимая гроза. Назойливо поют в сумерках комары. Но мне не до них. У меня работа. В нескольких метрах дупло. Сквозь стеклянный глаз длиннофокусного объектива вижу квартиру сыча совсем рядом. Хозяева затаились. Но знаю, как их можно выманить. Сейчас проверю, как живут мои малыши. Начинаю шуршать куском полиэтиленовой пленки. И что же? Любопытство пернатых берет верх над страхом. И вот он, сычик, выглядывает из летка, вначале с опаской. Но шуршание пленки напоминает возню мыши. Сычик высунулся из летка, вот-вот выпадет, качает головой, будто здоровается.
Взгляд сычика из дупла… В нем не только какое-то необыкновенное птичье кокетство, но и детское любопытство. У орнитологов эти милые мордашки сов зовутся лицевыми дисками. Верно: когда смотришь прямо на «лицо» сыча, оно очень похоже на плоский диск из перьев, пуха, с большими выразительными глазами и темным клювом-крючком. По бокам перьевого диска упрятаны невидимые ушные раковины. Вращая головой (у сыча удивительно гибкая шея), будто локатором, старается он высмотреть все, что находится перед ним. Малышей, появившихся на свет слепыми, как котята, и прозревших на вторую неделю жизни, интересует многое. Сычики проявляют любопытство к шелесту листьев, каплям дождя и росы, скатывающимся с веток, пению птиц, к мухам и комарам. И, конечно, к моему присутствию тоже. Ведь что ни говори, разве могло их не заинтересовать, когда перед ними то и дело появились в самой близости блестящие предметы, раздавались сухие щелчки, жужжание затвора, яркие вспышки в ночи?
Мохноногие сычи — это совы, но только в миниатюре. Представьте, самка крупнее самца и весит около двухсот граммов. Общая длина тела двадцать с небольшим сантиметров. Оперение бурое, в белых пятнах, лицевой диск светлый, резко выраженный. Питается сыч мышевидными грызунами, землеройками.
В отличие от своих собратьев сычи — скрытные птицы. Их не только не увидишь днем, а даже в сумерках. За все время наблюдения мне всего несколько раз повезло увидеть взрослых птиц в светлое время. И то, думаю, случайно.
После того как птенцы подросли, они уже могут согревать в дупле самих себя, тесно прижавшись друг к другу. Им уже не требуется для этого родителя.
А где же те в это время? Здесь, недалеко, в районе гнезда. Днем они прячутся, таятся так, что пройдешь рядом — не увидишь. Только при усердном поиске посчастливится обнаружить серенький комочек на сучке, прижавшийся к стволу елки.
Скрытное поведение птиц вошло в поговорку. Про нелюдимого человека говорят, что он живет, как сыч. И, действительно, лишь с наступлением полной темноты вылетают сычики на охоту.
Пришел я на первое дежурство рано, только что ушло за горизонт солнце. Вскоре ночь окутала лес.
У гнезда сыча никакого движения. Неужели сегодня по случаю моего первого дежурства птицы устроили выходной? Может, кормят птенцов через день? Или родители накормили сычат еще днем, как это частенько делают другие совы?
Хоть уходи. От долгого неподвижного сиденья затекли ноги. Терпения на каких,-то еще полчаса… Вспомнил недавно вычитанные слова немецкого орнитолога Оскара Хайнрога: «.„наблюдая за животными, всегда приходится помнить, что последние располагают временем!» Это в полной мере относится к совам.
Непроницаемую, безлунную, беззвездную ночь — вот что ждали мои сычи. Когда все стоящие вблизи от моего укрытия деревья и кусты нельзя различить, когда они слились в одну сплошную стену. ,
…Только что принес отец семейства корм. Свой прилет он обозначил, как и вылет на охоту, отрывистым цоканьем. В дупле шум, писк. Мамаша, приняв добычу у охотника, порциями делит между малышами. Интересно: через какое время отец семейства снова появится у гнезда с трофеем? Включаю секундомер. Идут минуты. Вот уже час отмерили стрелки, пошел второй. Похоже, что охотнику не везет. Но все же прилетел, передал добычу. И — вновь писк. Засекаю время. На сей раз сычу повезло: вернулся к дуплу через восемь минут.
Окончено дежурство, укладываю на всякий случай от дождя фотоаппаратуру под пленку, спускаюсь с вышки; И опять меня пугает сыч, который не торопится покидать гнездовой участок. Птица не только стремительно облетает, но и голосом старается выразить недовольство, словно бы прогоняя меня со своей территории. Ударить же когтями, как делают более крупные совы, мохноногий не может. Но как ни странно, однажды все же осмелился…
Было это днем. Лесничий Сергей Гладких поднялся к дуплу, чтобы проверить, что там происходит. Но невесть откуда появившийся сыч с лету ударил его по плечу. Целился же явно в голову — Сергей успел уклониться. Вот тебе и тихоня!
Когда я рассказал о необычном поведении сыча Бачурину, он выслушал, но не поверил.
День за днем с наступлением сумерек приходил я на дежурство к сычам, поднимался на вышку, включал лампу-вспышку и слушал ночь, моих подопечных. И вот в одну из ночей услышал знакомый разговор птенца. В его просящем голосе не было ничего особенного. Но голос сыченка доносился не из дупла, а откуда-то снизу. Неужели покинул свой теплый дом? Когда? Не показалось ли? Спустился с вышки, включил фонарик и по звуку голоса быстро отыскал малыша. Он сидел на маленькой елочке, прижавшись своим коричневым оперением к ее сучковатому стволу и громко требовал корма. Шел тридцать шестой день, как появился на свет первый птенец, и вот он вылетел из гнезда.
Выключив фонарик, присел я на валежник, слушал переговоры птенцов, сидевших в дупле, с тем, что уже оставил его. Похоже, те, наверху, спрашивали у смельчака: как там, в большом мире?
Через три дня дупло опустело, сычики покинули его. Но как? Малыши не выпадали из дупла, они вылетали из него, на своих еще слабых крылышках, как вылетают птенцы скворцов, когда их выманивают кормом родители. Первый полет у малышей был прямолинеен, до первой елки. Теперь они в лесном списке значились слетками. Могли неуверенно, но все же перелетать с дерева на дерево, с ветки на ветку.
Продолжая жить в лесу, слышал в ночи просящие голоса малышей. Детство сычиков не заканчивалось. Еще несколько месяцев малышей будут опекать родители, учить премудростям охоты, познавать тайны и секреты большого лесного дома.
