ГЛАВА 1.
Столь дерзкое преступление в райцентре случилось впервые. В одиннадцатом часу вечера, когда теплый июньский день не успел еще угаснуть, шестидесятилетний кладовщик угольного склада Семен Иванович Тюленькин подъехал в собственной «Ладе» к пологому берегу неширокой рёчушки, лениво петляющей в зарослях тальника через городок, чтобы помыть автомашину. Метрах в ста от берега среди густых тополей находилась летняя танцевальная площадка, где во всю мощь гремела музыка и в поте лица топтались танцующие. Справа, над тальниковыми кустами, высился деревянный пешеходный мост к железнодорожному вокзалу. На мосту несколько подростков с гитарами пересмеивались с девушками. Тюленькин разделся до трусов, вымыл машину и, решив искупаться, зашел за тальниковые кусты на песчаный откос. Там сидел незнакомый парень в темных очках. Он попросил у некурящего Тюленькина закурить. Тот, понятно, отказал. Тогда парень выхватил из кармана револьвер и толкнул онемевшего от страха кладовщика в кусты. Повалив Тюленькина на землю, кляпом из носового платка заткнул ему рот, связал по рукам и ногам бельевым шнуром и укатил в тюленькинской «Ладе» неизвестно куда.
Развязали кладовщика подростки-гитаристы, когда старик вытолкнул языком кляп и закричал диким голосом. Кое-как натянув одежду, Семен Иванович прибежал р районную милицию. Худые угловатые плечи Тюленькина вздрагивали в нервном ознобе. Он болезненно морщился, по-детски швыркал носом, часто прикладывал ладонь к большущей ссадине на лысой макушке и посиневшим, распухшим языком слизывал кровь, сочившуюся из надорванного уголка губ.
В кабинете начальника отдела уголовного розыска Антона Бирюкова, несмотря на распахнутое настежь окно, было душно. Могучие сосны за окном источали густой хвойный запах. Бирюков терпеливо выждал, пока потерпевший мало-мальски пришел в себя, и попросил его рассказать о случившемся подробнее. Тюленькин всхлипнул:
— Вышиб, стервец, из памяти все подробности.
— Не торопитесь, внешность парня припомните…
— Ну я ж говорил… Высокий, не ниже вас… В плечах тоже богатырь.
— Одет как?
Плечи кладовщика вздрогнули.
— Рубаха, кажись, синяя, а штаны… джинсы, что ли…— Тюленькин глубоко вздохнул.— Нет, не помню. Когда я подошел к берегу искупаться, он, как будто спрятавшись за кустами, рукав у коричневой куртки отмывал.
— Что на рукаве было?
— Вроде бы кровь…— кладовщик встретился с внимательным взглядом Бирюкова и втянул голову в плечи,— А может, и не кровь. Может, это мне со страху показалось.
— Лицо у парня какое?
— Неприметное.
— А поточнее?
— Бледное, вроде как с севера он приехал или из заключения только что. На груди .это… наколка картины товарища Шишкина «Три богатыря».
— Васнецова.
— Что?
— «Трех богатырей» художник Васнецов написал.
— Разве?.. А мне помнится, товарищ Шишкин…
— Сколько лет парню?
— Затрудняюсь сказать.
— Примерно, Семен Иванович.
Тюленькин мучительно наморщил лоб:
— Лицо совсем молодое, вроде еще к бритве не приучено, так что… Но физически ужасно здоровый. Как принялся обкручивать меня шнуром, думал, все косточки, зверюга, поломает.
— Откуда у него взялся шнур?
— Из моей машины. Я сдуру сам предложил парню… Он, значит, это… говорит: «Дедок, не угостишь веревкой?..» — кладовщик зажмурился, покрутил головой.— То есть это… насчет угостить, он про курево спрашивал. Я в ответ, дескать, некурящий… Тогда парень, значит, и говорит: «Может, негодной веревки метра, три-четыре найдется? » Я ему толкую, мол, пошарь в машине. Он сходил до «Лады», вернулся со шнуром и сразу — револьвер мне под нос.
— Какой револьвер?
— Самый настоящий — системы Нагана. Я, к вашему сведению, в молодости десять годов на районном элеваторе охранником трудился и подобную систему револьверов наглядно изучил.
Затрудняюсь утверждать, заряженным ли оружие было, но то, что натуральный наган, голову даю на отсечение.
— Зачем парень просил веревку?
Тюленькин уставился на Бирюкова слезящимися глазами.
— Как зачем? Чтобы меня в бараний рог скрутить.
— Так и сказал?
— Понятно, не так. Вообще, не сказал, для чего веревка понадобилась. Попросил — и все. А я, старый дурак, расщедрился…
— Волосы у парня какие? — снова задал вопрос Антон.— Может, хоть какие-то характерные приметы запомнили?
— Волос у него почти нету. Вроде солдата-новобранца под машинку оболванен. На полтора пальца, не больше, отросли. А из примет, считай, одних «Богатырей» товарища Шишкина… простите, художника Васнецова только и запомнил.
— Вы говорили, что паренк был в рубахе.
— Ага, кажись, в синей.
— Как же на его груди татуировку увидели?
Тюленькин, словно задыхающаяся рыба, широко раскрыл рот и молча уставился на Антона.
— Убей — не знаю, как…— наконец выговорил он.— Возможно, путаю товарища Шишкина с художником Васнецовым, но «Богатыри» были у парня на груди — это точно. Помутил, стервец, мою память. Голова раскалывается…
При каждом ответе Тюленькин судорожно морщился. Чувствовалось, что ему физически больно разговаривать, однако стремление выговориться пересиливало боль. В то же время казалось, будто Семен Иванович в чем-то или лукавит, или что-то недосказывает. Осторожными вопросами Бирюков стал выяснять возникшее подозрение. Тюленькин долго увиливал от конкретных ответов, но в конце концов все-таки заговорил ближе к делу:
— Я, полагаю, парень давно на меня зуб грыз, только удобного случая не подворачивалось, чтобы завладеть моей «Ладой». Видите ли… было время, когда разрешалось законом, песцов я держал. Вот, значит, некоторые завистники и считают, что автомашина мною куплена на нетрудовые доходы. И этот — с наганом — песцами меня попрекнул.
— Выходит, вы с ним знакомы? — быстро спросил Антон.
— Возможно, парень меня знает, а лично я первый раз его видел.
— Откуда же ему о песцах известно?
— Сам удивляюсь. Спекуляцией я не занимался, с рук шкурками не торговал. Все до последней шкурочки — в райповскую заготконтору, как по закону было положено. Ей-богу, не вру…
В кабинет вошел старший оперуполномоченный по делам несовершеннолетних Слава Голубев. Вихрастый, в белой тенниске и джинсах, он внешне походил на загоревшего подростка. Кинув на Тюленькина короткий взгляд, Голубев озабоченно сказал:
— Патрульная машина вернулась безрезультатно.
— Ой, пропадет моя «Ладушка», ой, пропадет!— запричитал Тюленькин.— Средь бела дня ограбили…
— Найдем вашу «Ладу»,— остановил причитания Бирюков.
— Это когда еще найдете! А теперь-то что делать? Как думаете, если сейчас забегу домой к прокурору, поможет?..
— Лучше сходите в больницу ш возьмите там справку о телесных повреждениях. Она понадобится в суде.
Тюленькин не на шутку перепугался:
— Какой суд! Парень ведь с револьвером. Его за милую душу не возьмешь!
— Возьмем,-—сказал Бирюков и глянул на Голубева.— Кто у нас в районе из несовершеннолетних или близко к этому возрасту недавно освободился из колонии? Рослый, физически сильный..
Голубев недолго подумал.
— В прошлом месяце Шурик Ахмеров вернулся, но он не силач.
— Друзей с собою не привез? .
— Нет. Одумался парнишка. Поступил слесарем на промкомбинат, в вечернюю школу записался. Тюленькин, прислушиваясь к разговору, нетерпеливо заерзал на стуле. Бирюков повернулся к нему.
— Вспомнили что-то, Семен Иванович?
— Нет, нет! Чем больше прихожу в себя, тем сильнее из головы все улетаете Пожалуй, пойду я, а?..
— Если сказать нечего, идите.
Когда Тюленькин вышмыгнул из кабинета, Антон быстро йсписал в блокноте страничку, вырвал листок и протянул его Славе:
— Срочно передай эту ориентировку в областное управление уголовного розыска.
Голубев пробежал взглядом написанное, взъерошил растопыренными пальцами и без того вихрастые волосы.
— Знаешь, Антон Игнатьевич, беспрецедентный случай. Такие молодчики-налетчики у нас в районе не водятся. Не новосибирец ли какой залетел в наши края?
Бирюков посмотрел на часы.
— Не будем гадать, время к полночи приближается. Сейчас передай ориентировку, а завтра с утра пораньше постарайся выяснить у подростков, не видел ли кто из них заезжего молодца.
ГЛАВА 2.
Утреннее оперативное совещание при начальнике РОВД шло вяло. По докладу дежурного, кроме нападения на Тюленькина и угона его «Лады», ничего существенного за прошедшие сутки в районе не произошло. Начальник райотдела подполковник Гладышев подробно расспросил Бирюкова о намеченных оперативных мерах по розыску угнанной машины, сделал несколько пометок в своем блокноте и хотел уже закрыть совещание. В это время из Новосибирска позвонил начальник отдела областного управления уголовного розыска майор Шехватов и попросил подполковника подробно рассказать об обстоятельствах нападения на Тюленькина. .
Хмуро поглядывая из-под седых кустистых бровей на Бирюкова, словно тот был виноват в случившемся, подполковник доложил о происшествии. Наступила пауза. Шехватов, видимо, с кем-то советовался.
— Уточците цвет угнанной машины и ее номер,— вдруг сказал он подполковнику.
Гладышев заглянул в раскрытый блокнот:
— Машина вишневого цвета, номерной знак: Е пятьдесят семь шестьдесят два НБ — Елена, Николай, Борис. .
— Пусть Бирюков срочно позвонит мне.
— Есть,— Гладышев встретился с Бирюковым взглядом и прикрыл телефонную трубку ладоньдр.— Срочно позвони Шехватову.
Антон вышел из кабинета начальника райотдела. В коридоре, понуро прислонившись к стене, стоял Тюленькин. Выглядел кладовщик на этот раз по-сиротски: под пиджачком — старая, неопределенного цвета рубаха, мятые сатиновые брюки с заплатами на коленках, на босых ногах — разбитые сандалеты. На лысой макушке белела широкая нашлепка лейкопластыря, а кровоточивший вчера уголок губ был прижжен йодом. Едва завидев Бирюкова, Семен Иванович принялся суетливо шарить по карманам пиджачка. Словно опасаясь, что ему не дадут договорить, заторопился:
— Я вот принео медицинскую справочку, как велели, и хочу сообщить, что вчерашним вечером шофер с угольного склада возвращался в райцентр из Мошково и в пути встретился с моей «Ладой»…
Бирюков пригласил Тюленькина в кабинет и стал выяснять подробности. К сожалению, Семен Иванович мало что смог добавить. Шофер, встретивший в пути вишневую «Ладу», узнал ее по номерному знаку, а кто сидел за рулем и сколько в машине было пассажиров, не разглядел. Не запомнил он и точного места, где встретилась «Лада». Пришлось Антону попросить Семена Ивановича подождать несколько минут в коридоре, чтобы без посторонних переговорить по телефону с майором Шехватовым.
Шехватов ответил сразу и обрадовал. Автомобиль «Лада» с номером Е 57—62 НБ — полностью исправный, но с пустым топливным баком — обнаружен сотрудниками ГАИ на обочине Мопщовского шоссе, у окраины Новосибирска.
— Странно, Виктор Федорович,— заговорил Бирюков.— Почему угонщик выбрал путь от нас в Новосибирск через Мошковское шоссе? Эта окольная дорога в два раза длиннее, тем магистральная трасса.
— Вероятно, опасался, что на трассе могут задержать, и поехал проселками, где постов ГАИ, как известно, нет. У меня серьезную тревогу вызывает то, что угонщик «Лады» вооружен.
— По-моему, он в Новосибирске сейчас.
— Твою ориентировку уже распространили…— Шехватов, словно раздумывая, помолчал.— Не преувеличил ли Тюленькин физические достоинства своего обидчика?
— У страха глаза велики. Однако не думаю, чтобы слишком преувеличил. Тюленькин усиленно нажимает на татуировку «Трех богатырей»… У тебя никого на примете с такой картинкой?
— Нет. Меня заинтересовало другое. На прошлой неделе у нас в городе совершено нападение на шофера такси. Как и в твоей ориентировке, преступник был вроде бы в синей рубахе и джинсах, вооружен наганом. Пулю нашли. Но комплекция его и повадки иные: рост не выше среднего, худощав, руки дрожат…
— А шляпа, темные очки, коричневая куртка?..
— Этого не было. На голове — летняя кепочка. Угрожая оружием, потребовал у таксиста выручку. Тот оказал сопротивление, тогда преступник выстрелил в упор и скрылся. Таксист находится в тяжелом состоянии. Возможно, не выживет. Ты уточни у Тюленькина внешность угонщика «Лады» и перезвони мне.
— Могу уточнить прямо сейчас, Тюленькин — в коридоре. Позвать?..
— Зови, уточняй.
Бирюков пригласил Семена Ивановича в кабинет. Стараясь держать телефонную трубку так, чтобы Шехватову был слышен разговор, попросил Тюленькина еще раз, самым подробным образом вспомнить внешность нападавшего на него парня. Кладовщик уставился взглядом в пол и, как зазубренный урок, повторил прежние свои показания. Бирюков стал задавать уточняющие вопросы, однако Шехватов сказал:
— Не трать, Антон Игнатьевич, телефонное вовремя. Направь потерпевшего к нам. Ему так или иначе ехать в Новосибирск, чтобы автомашину забрать. Появится что-то новое — немедленно звони.
Тюленькин, узнав, что надо ехать в областное управление уголовного розыска, не на шутку перепугался. У него оказалось столько работы на угольном складе — дыхнуть некогда! Когда же Антон сказал, что «Лада» нашлась и находится в Новосибирске, Семен Иванович мгновенно позабыл о работе.
Бирюков задумался. Поведение старого кладовщика казалось подозрительным. Это настораживало. Антон снял телефонную трубку и набрал номер Голубева.
— Слава, организуй мне встречу с Шуриком Ахмеровым.
— Игнатьич, телепатия существует! — воскликнул Голубев.—Минуту назад я позвонил директору промкомбината, чтобы срочно направил Шурика к нам в отдел.
— Как появится — сразу ко мне.
Ахмеров оказался белобрысым, заикающимся от волнения пареньком, которому с виду можно было дать не больше шестнадцати лет. На самом же деле, как узнал Антон, нынче Шурику исполнялось восемнадцать, в связи с чем ему пришлось после совершеннолетия больше месяца отбывать наказание не в воспитательной колонии, где содержатся несовершеннолетние правонарушители, а в исправительно-трудовой, вместе со взрослыми преступниками.
— Понравилось там? — стараясь издали подойти к интересующей теме, спросил Антон.
Шурик смущенно улыбнулся.
— Нет. В воспитательной, у малолеток, лучше.
— Тебе, дружок, теперь уже в воспитательную не попасть. Только в исправительно-трудовой будешь отбывать наказание, если пойдешь по прежней дорожке.
— Я вообще за-закаялся туда попадать.
— А за что сел?
— За школьный ма-магнитофон.
— Украл?
— Ну. В Новосибирске на барахолке толкнул за сто рублей. Хотел за-заграничные джинсы купить.
— Житья не было без этих джинсов?
— Ну их к черту! Сам себе за-задурил голову.
Дружки в импорте щеголяют. Хотел всех пе-пе-реплюнуть.
— С теми, с кем отбывал наказание, не встречаешься?
На лице Ахмерова появилось удивление:
— Зачем встречаться? В колониях большей частью — одни ханыги.
Антон помолчал.
— Скажи, Шурик, ты не знаешь молодого здорового парня, у которого на груди татуировка «Три богатыря»?
— Ка-ка-кажется, не знаю,—заикаясь сильнее обычного, ответил Ахмеров.
— А если честно, Шурик?..
Ахмеров замялся, опустил глаза, словно решал:говорить — не говорить. Наконец сказал:
— «Трех богатырей» Савка Вожегов в колонии вы-выколол.
Бирюков мгновенно сосредоточился:
— Кто он? Где теперь?
Шурик покосился на молчаливо сидящего Славу Голубева, вздохнул и, с трудом преодолевая заикание, медленно стал рассказывать. Наказание Ахмеров отбывал в Красноярском крае, где и познакомился с Вожеговым. Когда Шурика перевели в исправительно-трудовую колонию, Савелий уже больше месяца находился там. До этого, будучи, как и Шурик, несовершеннолетним, он год и десять месяцев пробыл в воспитательно-трудовой колонии. Судимость у Вожегова, по его словам была за хулиганство. Говорил, что «на спор с корешами пырнул йожиком одного пузана». Освободился Вожегов на неделю раньше Ахмерова и сказал Шурику, что сразу поедет в Минск к родителям. А еще он хвалился, будто знает в лесу под Минском потайной немецкий склад оружия, оставшийся от войны. В этом складе всяческих пистолетов и патронов — тьма-тьмущая!
— В наш район Вожегов не собирался заглянуть? — спросил Бирюков.
Шурик крутнул головой:
— Нет. Чего Савке тут делать?..
— Допустим, у тебя в гостях побывать.
— Ну его к черту! •
— Адресами-то, наверное, обменялись перед расставанием?
— Нет.
— Честно, Шурик, говори.
— Че-честное слово, я Савкин адрес не знаю,— Ахмеров смущенно потупился.—Он, правда, мой на всякий случай за-записал.
— Значит, мог Вожегов у нас появиться?
— Зачем?.. Я всем парням в колонии сказал, что с прошлым за-завязываю намертво.
Бирюков обстоятельно стал выяснять внешность Вожегова. По словам Ахмерова, тот выглядел примерно так, как описал угонщика «Лады» кладовщик Тюленькин. Когда Шурик вышел из кабинета, Голубев со свойственной ему горячностью заговорил:
— Игнатъич, по-моему, потерпевший старикан наделал много шума из ничего. Выдумал вооруженного бандита! Ну, действительно, зачем тому же Вожегову ехать из Минска к нам? Золотых россыпей у нас нет…
— Ты вот что, Слава,— остановил Антон,— проверь все последние связи Ахмерова. О Тюленькине разузнай. Преступления, как правило, не возникают вдруг. Они созревают постепенно. Пути потерпевшего и преступника часто пересекаются еще до преступления. Поищи-ка точки пересечения…
Сам Бирюков, не откладывая, тут же позвонил майору Шехватову и передал ему содержание раз, говора с Шуриком Ахмеровым. Шехватов пообещал оперативно навести подробную справку о Вожегове. В конце следующего дня он сообщил Бирюкову, что Савелий Вожегов отбывал наказание за хулиганство. Освободился из колонии 15 мая и выехал к постоянному месту жительства, в Минск. Там через десять дней прописался в квартире родителей, а 1 июня таинственно исчез из дома. Где Савелий находится теперь, родители не знают.
— Неблагополучная семья? — спросил Шехватова Бирюков.
— Напротив. Отец инженер, мать учительница. Оба на хорошем счету. Савелий единственный ребенок в семье. Но вот что странно: о его исчезновении родители до сих пор никуда не заявили. Сотрудники Минского угрозыска сейчас разгадывают эту странность.
— Какое впечатление, Виктор Федорович, произвел на тебя наш Тюленькин?
— Плутоватый старичок. Перепуган чем-то. Безмерно рад, что нашлась «Лада».
— Машину обследовали?
— Конечно. Все отпечатки затерты. Угонщик
— не новичок.
— Не Вожегов ли к нам залетел?
— Из дома Савелий исчез первого июня, а нападение на Тюленькина совершено одиннадцатого…— Шехватов помолчал.— По времени вполне может быть…
Перед самым концом рабочего дня в кабинет к Бирюкову вошел Слава Голубев. Сел возле стола и, откинувшись на спинку стула, невесело заговорил:
— Подростки о налетчике ничего не знают. Шурик Ахмеров вне подозрений. Работает, с сомнительными типами не встречается…— Слава вздохнул.—У Тюленькина в доме побывал. Богато кладовщик живет — кулацкая усадьба. С размахом когда-то песцов держал. В пристройке — двадцать клеток, а в заготконторе райпо говорят, что Семен Иванович сдавал государству ежегодно не более пяти шкурок. Остальные шкурочки, значит, уплывали по спекулятивной цене. Короче, бизнесмен еще тот!
— Из покупателей никого не нашел?
— Семен Иванович, мужик сверхосторожный. Соседям и знакомым не продавал. Может, через подставных лиц занимался реализацией пушнины да выручку не поделил?..
— Возможно.
…Прошло несколько дней. Занятый повседневными делами, Антон Бирюков внимательно следил за поступающими из управления внутренних дел ориентировками. Надеялся, что если не в Новосибирске, то в каком-то районе области вот-вот объявится след преступника. Однако тот как в воду канул.
ГЛАВА 3.
Проснулся Бирюков от резкого звонка. Первым делом машинально глянул на тикающий *у изголовья будильник — стрелки показывали полчаса шестого. Звонок повторился, и только теперь Антон сообразил: звонит телефон. По пустякам в такую рань с работы не звонили. Пытаясь сообразить, что могло случиться, Бирюков глуховатым спросонья голосом ответил:
— Слушаю.
— Антон Игнатьевич…— раздался в трубке знакомый голос дежурного по райотделу.— Извините за столь раннее беспокойство. В Рожневском урочище разбитая автомашина «Жигули» обнаружена. На переднем сиденье, рядом с водительским местом, засохшая лужа крови…
Сон Бирюкова как рукой сняло.
— Через десять минут буду в отделе! Собирайте следственно-оперативную группу.
Утро выдалось удивительно тихим. Едва взошедшее июньское солнце безмятежно сияло над горизонтом у кромки голубого безоблачного неба. В дежурной части Бирюков появился первым из оперативников. Кроме разговаривающего по телефону дежурного и шофера служебной машины, здесь, на диванчике, устало клевал носом черноволосый подросток.
— Вот этот гонец загадочную весть принес,— показывая взглядом на подростка, тихо проговорил шофер.
Подросток, видимо услышав, что речь идет о кем, вскинул голову и уставился на Бирюкова большими карими глазами. Антон присел рядом, спросил:
— Ты чей, мальчик?
— Борька Муранкин.
— Так что же, Боря, в Рожневском урочище случилось? Как ты туда попал?
Лицо Муранкина стало тревожным, он быстро-быстро заговорил:
— Мы всем нашим, седьмым, классом еще в субботу утром пошли в турпоход. Ночевали у села Рожневки, а вчера, то есть в воскресенье, решили побродить по урочищу. Там же глухомань, интересно. Ходили-ходили и перед вечером на «Жигули» наткнулись. Дверка открыта, никого поблизости… Заглянули в машину — там засохшей крови полным-полно, даже стекла забрызганы… Ребята возле урочища палатку поставили, сторожить остались, а мне жребий выпал в милицию бежать. Ничью чуть не заблудился.
— Какого цвета машина?
Муранкин наморщил лоб:
— Кажется, серая… Темновато было, я не разглядел.
— А на номер не обратил внимания?
— Нет. Там трава высокая, номеров не видно на машине. Да мы и не разглядывали. Перепугались, сразу в обратную на дорогу выскочили.
Дежурный положил телефонную трубку и повернулся к Бирюкову:
— За последнюю неделю, кроме нашего Тюленькина, об угонах автомашин в ориентировках не сообщалось.
— Но что-то в этом роде было…— напрягая память, проговорил Бирюков.— Дай-ка мне папку с ориентировками.
Быстро перебирая в папке стандартные бланки, Антон задержал взгляд на одном из них, с красным типографским грифом «Разыскивается», и сосредоточенно прочел: «УВД Новосибирского облисполкома разыскивает Зоркальцева Геннадия Митрофановича, уехавшего из дома утром 11 июня с. г. на собственной автомашине «Жигули» белого цвета с номерным знаком А 19—82 НБ. Возраст разыскиваемого 36 лет, рост 172—173 см. Телосложение спортивное. Лицо смуглое, продолговатое. Глаза серые, узкие. Нос крупный, спинка носа прямая. Губы тонкие, постоянно кривятся в иронической усмешке. Волосы черные, с заметной проседью, подстрижены коротко. Особых примет не имеет. Одет в синюю импортную рубаху с засученными др локтей рукавами и в новые джинсы фирмы «Ли». На квадратной латунной пряжке поясного ремня— латинская надпись «Консул». В дождливую, прохладную погоду может быть в зеленой фетровой шляпе и коричневой синтетической куртке японского производства. За рулем автомашины обычно находится в темных светозащитных очках. На прилагаемой фотографии разыскиваемый сфотографирован два года назад».
Бирюков вгляделся в приклеенный с левой стороны от текста фотоснимок моложавого мужчины, осторожно сложил ориентировку и сунул ее в нагрудный карман пиджака.
В помещение дежурной части один за другим стали входить участники следственно-оперативной группы: рослый, с густыми пучками седых бровей начальник районного Отдела внутренних дел подполковник Гладышев; грузноватый пожилой районный прокурор Белоносов; белобрысый следователь прокуратуры Петр Лимакин с неизменным поношенным портфельчиком; замкнуто-хмурый эксперт-криминалист, капитан милиции Семенов и проводник служебно-розыскной собаки — высоченный сержант Онищенко. В «дежурке» сразу стало тесно.
— Все собрались? — окинув быстрым взглядом присутствующих, спросил подполковник Гладышев.
— Доктора нет,— ответил Антон Бирюков, Как раз в этот момент в дежурную часть заглянул круглолицый, с большими залысинами судебно-медицинский эксперт Борис Медников. Поправляя на плече ремень медицинской сумки, пробурчал:
— Чего, сыщики, телитесь? Я уже место в машине занял. Скоро поедем?
Подполковник чуть улыбнулся:
— Вот ловкач — из любого положения выход найдет. Поехали, товарищи, по пути надо еще понятых прихватить.
Плотно забитый оперативниками восьмиместный милицейский «уазик» недолго поколесил по окраинным улочкам райцентра и, оставляя позади разрастающийся шлейф густой пыли, вырвался на широкую щебеночную дорогу. По днищу машины забарабанили камешки. С обеих сторон дороги беспечно зеленели под утренним солнцем набирающие силу пшеничные поля. Кое-где среди них, как одинокие кораблики в безбрежном море, темнели приземистые березовые рощицы. Многотонное гудение мотора убаюкивало. Уставший за бессонную ночь Борька Мураикин по-детски доверчиво прижался головой к плечу Бирюкова, закрыл глаза и глубоко засопел.
«Уазик», миновав колхозные поля, подкатил к густому лесу и нырнул в узкую, как ущелье, просеку. Стало сумрачно. Укрытая плотными кронами деревьев дорога была влажной от густой росы. Машина затряслась по корневищам, выступающим, словно ребра, из наезженной колеи. Очнувшийся Борька уставился полусонным взглядом в смотровое стекло.
— За этим лесом, мимо Рожневки, есть дорога к урочищу. По ней с километр надо проехать,— сказал он.
— Там, где Мошковский район начинается? — спросил подполковник Гладышев.
— Нет, кажется, в нашем районе.
Лес кончился неожиданно, и на взгорке показалось старинное село Рожневка. Заехав туда за понятыми и кое-как втиснув их в переполненный «уазик», свернул с наезженного большака на поросшую травой проселочную дорогу, дальний конец которой словно упирался в угрюмо чернеющее урочище. На опушке желтела большая туристическая палатка и тянулся к небу чуть приметный сизоватый дымок костра. Как только «уазик» подъехал к костру, его мигом обступили подростки. Оперативники друг за другом выбрались из машины. Мальчишки, увидев высоченного сержанта с овчаркой на поводке, испуганно попятились.
— Чего оробели, добры молодцы? — отряхивая полы запылившегося пиджака, спросил прокурор.— Где ваша находка?
— Идемте, покажу,— раньше всех ответил Муранкин.
— Подожди,— остановил Борьку прокурор и повернулся к Онищенко.— Попробуй применить Барса…
Кинолог удлинил поводок. Барс, почувствовав свободу, вроде для разминки сделал небольшой круг и потянул сержанта к урочищу. За кинологом цепочкой двинулись остальные участники оперативной группы и понятые — пожилая техничка и председатель исполкома сельского Совета из Рожневки.
Случайно обнаруженные подростками «Жигули» утопали в густой высокой траве по самую крышу, будто автомашину загнали сюда специально, чтобы упрятать от людских глаз. Судя по тому, что в траве не было видно автомашинного следа, напрашивался вывод: со дня въезда «Жигулей» в урочище прошло, по крайней мере, не меньше недели. Путь, по которому проехала машина, можно было определить лишь по надломленным молодым деревцам. Из-за давности времени Барс, конечно, следа не взял. Покружив сержанта по урочищу, он приплелся к машине и, словно извиняясь за свою беспомощность, понуро опустил голову.
— Управился, лучший друг человека,— с усмешкой глядя на собаку, сказал судмедэксперт Медников.— Иди попугай тетеревов, пока мы здесь разбираемся.
Следователь Петр Лимакин и эксперт-криминалист Семенов принялись обследовать машину. Антон Бирюков тоже заглянул в открытую переднюю дверцу. На правой части сиденья чернело большое пятно засохшей крови. Несколько размазанных кровяных пятен темнели на правой передней дверце и на дверном стекле. Антон подошел к приоткрытому багажнику машины — там лежали измазанная землею штыковая лопата с коротким черенком, полиэтиленовое ведерко и стальной буксировочный тросик. Окинув взглядом эти обычные шоферские принадлежности, Антон ногою пригнул траву и увидел номерной знак А 19—82 НБ. Машина была белого цвета. Судя по ориентировке УВД, принадлежала она таинственно исчезнувшему Геннадию Митрофановичу Зоркальцеву. Бирюков достал из кармана пиджака ориентировку и показал ее подполковнику Гладышеву. Тот нахмурил седые брови, быстро прочитал текст, порассматривал приклеенную фотографию и молча передал листок прокурору.
— Машина нашлась, но где же хозяин?..— словно сам себя спросил прокурор. Повернувшись к кинологу, сказал: — Онищенко, заставляй Барса работать. Труп надо искать…
По требовательной команде кинолога Барс неохотно заводил носом, сунулся было к настороженно замершим поодаль подросткам, затем вернулся к машине и потянул проводника мимо надломленных деревцев к проселочной дороге, до которой было всего каких-нибудь пятнадцать — двадцать метров. Вскоре он возвратился, и оперативники поняли, что надежды на взятие собакой следа никакой нет.
Больше трех часов следственно-оперативная группа проработала в урочище, однако предполагаемый труп обнаружить так и не удалось, хотя, по утверждению судмедэксперта Медникова, при столь большой потере крови человек выжить не мог, если, конечно, ему не оказать своевременную помощь. Здесь же, в урочище, провели первое обсуждение создавшейся ситуации. Выводы оказались неутешительными. Более-менее уверенно можно было сделать всего одно предположение: потерпевшим явился человек, сидевший в машине рядом с водителем. Долго обсуждали вопрос: из-за чего машину загнали в урочище? Учитывая, что топливный бак «Жигулей» наполовину был заполнен бензином, пришли к выводу: преступник не мог ликвидировать обильные следы крови и вынужден был упрятать автомобиль в лесу, рассчитывая, что в этой глухомани вряд ли кто в ближайшее время его обнаружит.
— Обратите внимание,— сказал понятым следователь Лимакин,— ключ зажигания оставлен в автомобиле. Это мы отразим в протоколе.
— Что-то сурьезное тут сотворилось,— тихо произнесла перепуганная женщина-понятая.
— Убийство — вот что,— ответил ей авторитетным тоном председатель сельисполкома.
Сразу по возвращении из Рожневского урочища Антон Бирюков созвонился с майором Шехватовым. Обнаруженная машина Зоркальцева заинтересовала начальника отдела областного управления уголовного розыска самым серьезным образом.
— Зеленой фетровой шляпы и коричневой куртки» японской в машине не оказалось? — спросил Шехватов.
— Разве они там были?-—в свою очередь задал вопрос Антон.
— Жена Зоркальцева утверждает, что были. Поэтому мы и в ориентировке указали.
— В коричневой куртке был угонщик «Лады» Тюленькина. К тому же темные очки…
— Нет, что-то здесь другое. Во-первых, Зоркальцев уже не в юношеском возрасте, во-вторых, татуировок у него никаких нет, да и угон машин — не его амплуа.
— Кто он, этот Зоркальцев?
— Инженер. Работал последнее время в конструкторском бюро одного из заводов. Недавно уволился. Личность довольно интересная, по телефону не расскажешь. Давай мы с тобой встретимся. Попроси криминалиста Семенова срочно сделать фотоснимки, если удалось что-то изъять на дактилопленку в зоркальцевской машине, и завтра выезжай с ним в управление. И группу крови надо определить.
— Зоркальцев не привлекался к уголовной ответственности?
— Нет, но его деяниями сейчас занимается областная прокуратура. Приедешь — узнаешь.
— По Вожегову нового ничего нет?
— Из Минска прислали фотографию. Вчера мы отправили вам. Пусть следователь проведет опознание по фото. И еще одна новость — ознакомься С телеграммой Тюменского УВД, она сегодня утром к вам в отдел должна была поступить.
На этом разговор с Шехватовым закончился. Бирюков прижал трубку к телефону и тут же набрал номер Голубева. Слава на вопрос Антона сказал, что телеграмма из Тюмени и фотография Савелия Вожегова в отдел поступили.
— Еще, Игнатьич, тебе пришло какое-то личное письмо из Новосибирска,— добавил он.— Принести?
— Неси.
Через минуту Голубев уже был в кабинете Бирюкова. Антон прочел телеграмму: «Начальникам горрайорганов внутренних дел, линейных отделов милиции. Ориентировочно между 5 и 8 числами июня ввиду острой сердечной недостаточности скончался сотрудник ведомственной охраны Колчин Демьян Леонтьевич 1927 года рождения, сопровождавший перевозимый по железной дороге гусеничный вездеход «Тюменьгеологии». Платформа с вездеходом отправилась от станции Минск в составе грузовсого поезда 3 июня. Труп обнаружен завернутым в брезент под вездеходом 12 июня, когда платформа прибыла в пункт назначения — на станцию Тюмень. У охранника похищен револьвер системы Нагана № 18910 выпуска 1939 года с семью боевыми патронами. При обнаружении указанного оружия просим незамедлительно информировать Управление уголовного розыска Тюменского УВД».
— Что, Славик, скажешь по этому поводу? — вторично перечитывая телеграмму, спросил Голубева Бирюков.
— Сегодня понедельник — день тяжелый,— скороговоркой ответил тот.
— Абстрактный ответ.
— Ну, если без абстракции, то незавидное происшествие досталось тюменскому розыску. Даже предположительно не знают, кто утащил у охранника наган.
— А станция Минск ничего тебе не подсказывает?
— Минск?..— Голубев наморщил лоб.— Первого июня в Минске потерялся Савелий Вожегов… Третьего из Минска отправилась платформа с вездеходом, в пути следования неизвестный преступник утащил у охранника наган, а… одиннадцатого числа сего месяца какой-то сорвиголова с «Тремя богатырями» на могучей груди припугнул наганчиком гражданина -Тюленькина и угнал его «Ладушку». Правильно мыслю, товарищ начальник?
— Правильно,— Бирюков достал ориентировку на Зоркальцева.— А теперь, мыслитель, ознакомься вот с этим документом…
Голубев, пробежав взглядом текст, воскликнул:
— Оригинальное совпадение! Одиннадцатого июня утром из Новосибирска исчез гражданин Зоркальцев. Вечером того же дня у нас, в райцентре, совершено вооруженное нападение на Тюленькина. У преступника были коричневая куртка, темные очки… Как сказал бы Боря Медников, черт те что и сбоку бантик. Предлагаю версию: Вожегов, завладев наганом, встретился в Новосибирске с Зоркальцевым.
— Дальше?
— Дальше, Игнатьич, пока не знаю.
Бирюков отложил телеграмму и вгляделся в присланную майором Шехватовым фотографию Савелия Вожегова. Снимок был сделан без малейшей претензиц на художественность. Со стандартного «фаса» смотрел коротко стриженный губастый подросток с удивительно добродушным лицом. За время работы в уголовном розыске Антону доводилось в процессе расследования встречаться с убийцами. Стараясь выявить мотивы, побудившие людей на крайне тяжкое преступление, Антон каждый раз при таких встречах пристально изучал лица подследственных. В большинстве случаев это были угрюмые морды дремучих дегенератов или безнадежно опустившихся алкоголиков. Иногда, правда, попадались убийцы интеллигентного вида, однако и на их лощеных физиономиях природа оставляла своеобразную печать, подсказывающую, что этот «интеллигент» способен на любую подлость.
Решив проверить возникшее предположение, Бирюков повернул фото к Голубеву:
— Как думаешь, может такой губошлеп убить человека?
— Нет, по-моему. Разве только непреднамеренно, по нелепой случайности,—- после некоторого раздумья ответил Голубев и показал Бирюкову ориентировку с фотографией Зоркальцева.— Вот этот, судя по портрету, в экстремальных условиях может наломать дров. Посмотри на прищур глаз, на ухмылочку — они криком кричат: «Я — супермен!»
— Надо, Слава, переговорить со следователем, чтобы он пригласил Тюленькина и провел опознание по этим фото. Я завтра уеду в областное управление, поэтому результат немедленно сообщи Шехватову по телефону.
— Бу-сделано! — отчеканил Слава.— Личное письмо почему не читаешь?
Бирюков только теперь обратил внимание на адресованный ему конверт с припиской: «Лично». Письмо было написано на двух тетрадных листках в клеточку крупным четким почерком, каким обычно пишут учителя начальных классов:
«Дорогой Антон! Помнишь ли ты свою односельчанку и одноклассницу Галину Терехину? Кажется, совсем недавно мы с собой, встречались в нашей родной Березовке, а вот уже, оказывается, пошел седьмой год, как я перевелась из сельской школы и теперь учительствую в Новосибирске. Не удивляйся, что мне понадобилось тебе написать.
Произошел ужасный случай с одним из моих хороших знакомых, и невольно вспомнила о тебе — сотруднике уголовного розыска. Из уважения к этому человеку не хотелось бы приводить некоторые подробности, но все-таки нахожу нужным их сообщить — на случай, если ты займешься этой историей; и благодаря твоему опыту и таланту (может быть!) прольется свет на очень темное, запутанное дело. Уже вторую неделю изводятся от горя родственники, обращаются ко всем знакомым, надеясь узнать что-то новое. Возле каждого из отделов милиции в Новосибирске расклеены листовки с портретом: «Разыскивается человек… Кто знает, просим сообщить…»
А случилось — хуже не придумаешь. 11 июня Геннадий Митрофанович Зоркальцев уехал из дому, сказав жене «ненадолго», на своей машине и до сих пор не вернулся. Красивый мужчина, нашего с тобою возраста — за 30 лет. Брюнет, худощав, лицо несколько южного типа. Умен, культурен, немного скептик и насмешник. Работал инженером, был на прекрасном счету. За несколько дней до исчезновения уволился и никуда не поступил. Жена — блондинка, умна, обаятельна. Зовут Таней. Работает в геологическом тресте. Детей нет. Жили вдвоем. Квартира в центре города, отлично меблированная и обставлена антикварными редкостями, со вкусом отделанная поистине золотыхми руками Геннадия Митрофановича. Доказательство его мастерских рук ещё — роскошная дача с великолепным камином, спроектированным самим Зоркальцевым,— гордость его, которую он любил всем показывать.
В квартире я была, а на дачу, жалею, не съездила. Незадолго до увольнения Гены с работы дача сгорела. Пожар произошел наподобие взрыва. В результате — ничего не осталось. После этого среди знакомых поползли какие-то смутные предположения, будто дачу и машину грозился уничтожить некто Фарфоров Вадим, жена которого вроде бы когда-то была любовницей Зоркальцева, хотя все мы знали Гену как человека, женщинами не увлекающегося. И опять же: угрозы угрозами, а с другой стороны, Фарфоров — человек бесспорно добропорядочный, и очень трудно поверить, чтобы он занялся разбойными делами, тем более что жены его уже около года нет в живых (к чему запоздалая месть?). Подробностей ее смерти не знаю. Слышала, будто она где-то утонула. Фарфоров теперь живет холостяком, замкнуто. Работает в геологическом тресте начальником отдела. Таня, жена Зоркальцева, у него в подчинении.
Вопросов, Антон, много. Например, кто поджог зоркалцевскую дачу? Из каких соображений этот пожар учинен? Почему Зоркальцев так спешно уволился с завода и последнее время нигде не работал? Какие и с кем у него были связи? Откуда имел средства? Шил Гена более чем явно не по средствам… Пока известно одно: человека нет…
Антон! Возможно, я сообщила тебе банальность. Я в этом мало разбираюсь. Ну, тогда извини. Хотелось бы с тобой увидеться и переговорить подробно. Будешь в Новосибирске — непременно заходи. Адрес мой указан на конверте. С уважением Галина Терехина».
Бирюков протянул письмо Голубеву:
— Прочти, Слава. Кажется, один из наших старых знакомых в дело вплетается.
ГЛАВА 4.
Бирюков отлично помнил тридцатилетнего бородатого геолога Вадима Алексеевича Фарфорова, юная жена которого — Ирина Крыловецкая — довольно загадочно утонула в небольшом, заросшем кувшинками озере. Происшествие случилось прошлым летом в райцентре. Из первоначальных версий наиболее убедительно складывалась версия — убийство на почве ревности. Антону Бирюкову со следователем прокуратуры Петром Лимакиным пришлось тогда затратить немало сил, чтобы выявить истину и установить невиновность Фарфорова. Тщательно проведенное расследование показало, что пьяную Ирину Крыловецкую столкнул по неосторожности в озеро молоденький мастер спорта.Вася Цветков, с которым Ирина приехала «крутить любовь» из Новосибирска в райцентр к своей подружке такого же легкого поведения, как и она сама. Много пришлось поработать при раскрытии этого происшествия и Славе Голубеву. Поэтому, прочитав письмо Терехиной, Слава тоже вспомнил не столь давнюю трагедию. Он посмотрел на Антона и многозначительно сказал:
— Вот, Игцатьич, когда вырвалась наружу ревность Фарфорова.
— Сомневаюсь,— возразил Антон.— Вадим Алексеевич не из тех людей, которые способны на месть…
Утром следующего дня Бирюков выехал в Новосибирск. Электричка резво постукивала на стыках рельсов. Мимо мелькали выстроившиеся рядком вдоль железнодорожного полотна молодые березки, за ними лениво тянулись залитые ярким солнцем изумрудно-зеленые поля. Глядя в окно, Антон перебирал в памяти последние события. Выводы складщвались неутешительные. Случай угона «Лады» Тюленькина, казавшийся поначалу ухарским поступком безрассудного уголовника, теперь, в связи е, обнаружением неподалеку от райцентра автомашины таинственно пропавшего инженера Зоркальцева, невольно наводила на мысль: а не связаны ли эти разрозненные факты между собою?..
Эксперту-криминалисту Семенову удалось обнаружить в зоркальцевских «Жигулях» больше десятка отпечатков пальцев, вполне пригодных для идентификации. Все они были с так называемым «петлевым» узором и, похоже, принадлежали одному человеку — может быть, самому Зоркальцеву. Лишь на единственный отпечаток большого пальца, обнаруженный возле ручки с наружной стороны передней правой дверцы «Жигулей», Антон возлагал надежду. Папиллярные линии этого отпечатка располагались по дуговому узору, встречающемуся очень редко. И опять же надежда была хрупкой. Отпечаток мог принадлежать случайному человеку. Допустим, к сидящему в машине Зоркальцеву кто-то подошел, открыл дверцу, чтобы поговорить. И только.
Кровь, обнаруженная в машине, по заключениям экспертизы, принадлежала человеку, относилась к первой группе и имела положительный резус-фактор…
Долгое время мысли крутились вокруг минчанина Савелия Вожегова. Вопрос возникал за вопросом. Есть ли какая связь между Вожеговым и смертью охранника Колчина, сопровождавшего по железной дороге , вездеход тюменских геологов? Допустим, наган с боевыми патронами похитил Вожегов, но… Что побудило Вожегова ехать из Белоруссии в далекую Сибирь? Не был ли Вожегов раньше знаком с Зоркальцевым? Где, на какой почве пересекались их пути?.. Предположим иное: они встретились в Новосибирске случайно. Что между ними произошло? Куда они ехали? Если в райцентр, ,то с какой целью? Почему в машине кровь? Убийство?.. Кто кого убил: Вожегов Зоркальцева или Зоркальцев ВЪжегова? Куда делся труп?
За размышлением Антон не заметил, как пролетело время.
В прохладном вестибюле управления внутренних дел Бирюков предъявил козырнувшему постовому сержанту удостоверение личности и по широкой лестнице поднялся на третий этаж. Начальник отдела розыска Шехватов находился в своем кабинете. Моложаво подтянутый, ростом и шириной плеч под стать Бирюкову, он дружески пожал ему руку.
Антон достал из внутреннего кармана штатского пиджака заключение экспертизы по крови и увеличенные фоторепродукции отпечатков пальцев. Шехватов сосредоточенно прочитал заключение. Вздохнув, поднял глаза на Антона:
— Группа совпадает, резус-фактор не тот. Здесь — положительный, а у Вожегова — отрицательный.
— У Зоркальцева какая кровь? — спросил Антон.
— Нет по Зоркальцеву данных. Геннадий Митрофанович не обременял больницы и поликлиники своим посещением — здоровье отменное.
— Неужели все-таки Вожегов?
— Кто его знает…
Шехватов, нахмурясь, принялся рассматривать фоторепродукции с папиллярными узорами. Внезапно его лицо оживилось. Он показал Антону фотоснимок с дуговым узором:
— Вот, кажется, находка! Помнишь, я говорил о нападении на таксиста? Так вот, на том такси чуть не вся левая ладонь с дуговыми пальчиками отпечаталась.
— Не Вожегова?..
— Нет, не его. Запросили главный информцентр МВД. Завтра-послезавтра должен поступить ответ. Вдруг повезет…
— На этот счет шоферская присказка есть: кто возит, а кому везет.— Антон невесело улыбнулся.— Нам-то, Виктор Федорович, большей частью возить приходится.
— Что поделаешь — работа наша такая,— спокойно сказал Шехватов и сразу спросил: — Какую версию наметил?
— На версии у нас Слава Голубев горазд — с ходу сочиняет. У меня с этим делом труднее. В электричке, пока ехал сюда, вроде бы «вышел» на Вожегова. Теперь, чувствую, кто-то другой с наганом колобродит. Кстати, от чего смерть охранника Колчина наступила?
— По заключению медиков, Колчин умер от острой сердечной недостаточности. И родственники подтверждают, что сердце у него давно барахлило. На нитроглицерине мужик держался. В пути, видимо, таблетки кончились —- в кармане гимнастерки обнаружена пустая упаковка…
— Ну, а по нагану какая версия?
— Никакой. Есть только предположение: с Колчиным ехал кто-то курящий. Несколько окурков на платформе обнаружено, а сам Колчин никогда не курил.
— Опять я возвращаюсь к Вожегову. Нового о нем ничего нет?
— Нет.
Бирюков достал из кармана письмо Терехиной и передал его Шехватову.
— Прочитай, Виктор Федорович, что моя соклассница пишет.
Шехватов неторопливо прочитал, задумался. Затем вложил письмо в конверт и, возвращая Бирюкову, сказал:
— Информация, в общем, объективная. Ты помнишь Фарфорова? Жена его, Ира Крвшовецкая, у вас, в райцентре, утонула.
— Крыловецкую в живых я ни разу не видел, а с Фарфоровым, когда разбирались, дважды встречался.
— Лелю Кудряшкину не забыл?
Бирюков напряг память.
— Тоже старая знакомая. Подруга Крыловецкой, свидетельницей тогда по делу проходила. Пышногрудая высокая девица с размалеванным лицом?..
— Правильно. Так вот, Фарфоров утверждает, что недавно Кудряшкина показывала ему серебряный перстень с бирюзой, принадлежавший якобы Зоркальцеву.
— Какая связь между Фарфоровым и Зоркальцевым?
— Относительная. Фарфоров работает вместе с женой Зоркальцева. Несколько раз выезжали компанией на природу. Инициатором этих выездов была Крыловецкая. Вероятно, Зоркальцев флиртовал с Ириной. Хотя твоя соклассница и знает его как человека, женщинами не увлекающегося, но факты говорят обратное: Геннадий Митрофанович любил показывать молоденьким бездельницам свою «роскошную дачу с великолепным камином», которая так блистательно сгорела.
— Причину пожара установили?
— Умышленный поджог. Однако виновник пока не известен.
— Фарфоров действительно угрожал поджогом?
— Сам Вадим Алексеевич категорически это отрицает, но слушок такой витает среди знакомых Зоркальцева. По-моему, исходит он от Кудряшкиной. Я не случайно пригласил тебя в Новосибирск. Повстречайся со своими старыми знакомыми, побеседуй обстоятельно. Адрес у Фарфорова прежний. Кудряшкина тоже живет все там же, только в пустой квартире, поскольку ее сожителя — книжного спекулянта — суд приговорил к пяти годам лишения свободы с конфискацией имущества.
Антон усмехнулся:
— Не везет Леле в жизни. Каким образом она познакомилась с Зоркальцевым?
— Через Крыловецкую. Тоже на роскошной даче у камина грелась.
— Моя бывшая соклассница какое отношение к этой теплой компании имеет?
— Придется самому выяснить. В имеющейся у нас информации Галина Терехина не упоминается. А вот о Зоркальцеве многое можешь узнать у следователя областной прокуратуры Наташи Маковкиной. Знаешь такую?
— Конечно! Когда я работал здесь старшим оперуполномоченным угрозыска, Наташа после института вела первое в своей жизни следствие. В раскрытии того преступления мне довелось сыграть сольную скрипку. Любопытно, как она теперь выглядит, сильно изменилась?
— Все такая же, молодая и красивая,— с улыбкой сказал Шехватов.— Советую повидаться с ней в первую очередь.
— Спасибо, непременно повидаюсь,— тоже улыбнулся Антон.
ГЛАВА 5.
В светлом просторном здании областной прокуратуры было малолюдно и тихо. Бирюков окинул взглядом насупленно-сосредоточенных посетителей, которые пришли сюда явно не с радостью, и, посматривая на дверные таблички, зашагал вдоль длинного коридора. Возле двери с табличкой «Следователь Н. М. Маковкина» он остановился, поднял было руку, чтобы постучать, но дверь внезапно распахнулась. Из кабинета, обдав Антона терпким запахом духов, сердито вышла полная раскрасневшаяся женщина с длинным, словно у утки, носом. Даже не взглянув на отступившего в сторону Бирюкова, она шумно высморкалась в скомканный носовой платок, рывком поправила на плече ремень хозяйственной сумки и по-солдатски широким шагом гулко застучала по коридору каблуками массивных туфель.
Антон вошел в стандартно обставленный следовательский кабинет. За небольшим канцелярским столом, возле металлического сейфа, вполоборота к окну задумчиво сидела Маковкина, в темно-синем форменном костюме похожая вовсе не на следователя прокуратуры, а скорее на миловидную белокурую стюардессу. Повернувшись к неожиданно вошедшему Бирюкову, она не то удивилась, не то обрадовалась:
— Антон Игнатьевич?.. Наконец-то появились!
— Почему, Наталья Михайловна, наконец-то? Невольно к этим грустным берегам меня влечет неведомая сила,— шутливо продекламировал Бирюков и поздоровался.
— Здравствуйте,—ответила Маковкина. Она поднялась, глядя на высокого Бирюкова снизу вверх, подала ему руку, улыбчиво прищурила слегка; подведенные глаза и уже с нескрываемой радостью сказала: — Садитесь, пожалуйста. Я давно вас жду. Жаль, что не пришли на полчаса раньше — послушали бы неприятный разговор с весьма неприятной дамой.
— С той, которая, чуть было не растоптала меня перед дверью? — усаживаясь на стул, спросил Бирюков.— Очень невоспитанная тетя.
— Людмила Егоровна Харочкина не тетя, а родная мамочка потерпевшей,— Маковкина, стараясь не помять юбку, осторожно села на свое место.— Шехватов мне звонил, сказал, что вы будете участвовать в розыске Зоркальцева, — Что этот Зоркальцев натворил?
— Признаться, дело очень туманное. Дочь Харочкиных Анжелика в прошлом году закончила школу. Говорит, утомилась. Заботливые родители разрешили единственной дочери, которая, кстати сказать, несмотря на свои неполные восемнадцать лет, по комплекции уже догоняет мамочку, годик отдохнуть. Чтобы доченька не забыла школьный курс математики и физики, за четыреста рублей наняли в репетиторы инженера Зоркальцева. Поначалу репетиторство проходило раз в неделю , у Харочкиных дома. С весны же Зоркальцев перенес занятия к себе на дачу. Финал — мамочка обратилась в прокуратуру с письменной жалобой, как она говорит, на коварного репетитора,— Маковкина достала из сейфа тонкую бумажную папку, порылась в ней и подала Бирюкову один, из протоколов допроса.— Вот показания потерпевшей…
Антон быстро пробежал взглядом анкетные данные и внимательно стал читать показания Анжелики Евгеньевны Харочкиной:
«В самом начале апреля, число точно не помню, Геннадий Митрофанович Зоркальцев предложил мне позаниматься математикой у него на даче, которая находится недалеко от Новосибирска. День был теплый, солнечный. Поэтому я охотно согласилась. Поехали мы туда в его автомашине. По пути остановились на Красном проспекте, у гастронома под часами. Зоркальцев сходил в гастроном, купил там две бутылки пятизвездочного грузинского коньяка и килограмм шоколадных конфет. Для чего это куплено, он мне не говорил. Когда приехали на дачу, Зоркальцев первым делом зажег камин. Мы подождали, пока в даче нагреется, и стали заниматься математикой. Возможно, через час или чуть поменьше я устала, попросила сделать перерыв. Зоркальцев сказал, что на сегодня занятий достаточно, а уж если отдыхать, то с музыкой. Он сходил к машине, принес оттуда японский транзистор, обе бутылки купленного коньяка и стал предлагать мне выпить с ним за компанию. Я не хотела пить, но Геннадий Митрофанович настойчиво убеждал, что ничего страшного от одной рюмочки не будет. Первую рюмку он заставил меня выпить через силу. Потом сразу налил еще. Я хотела отказаться, но опять не смогла. После второй рюмки мне стало все безразлично. Сколько всего рюмок выпила, точно не помню, но опьянела так, что не могла держаться на ногах. Хорошо запомнила лишь то, как Зоркальцев уложил меня в постель. Я закричала, а он припугнул: «Молчи, а то хуже будет». Дальше ничего не помню. Очнулась уже вечером, от холода. Все тело и голову ломило от боли, а на руках виднелись синяки. Зоркальцев, в рубашке и джинсах, сидел у камина. Я спросила: «Что вы со мной сделали?» Он ответил: «Ничего».— «А почему я в постели?» Он засмеялся: «Ну, Анжела, ты — юмористка из кулинарного техникума. Где же, как не в постели, тебе быть после бутылки коньяка». Я, конечно, маме об этом ничего не сказала, побоялась. В начале июня я заболела — стало сильно тошнить. Мама заметила болезнь и сразу повела к врачу. Когда врач сказал, что я беременна, пришлось рассказать родителям правду. Теперь понимаю, мне ни под каким предлогом не следовало так сильно напиваться, но я ведь не думала, что Зоркальцев спаивает умышленно, чтобы воспользоваться моим беспомощным состоянием. Всего мы с Зоркальцевым ездили, к нему на дачу три или четыре раза, точно не помню. Больше там не выпивали, и Зоркальцев ко мне не приставал».
Закончив чтение, Бирюков покачал головой:
— По-моему, эта преподобная Анжелика Евгеньевна в неполные восемнадцать лет успела пройти огни, воды и медные трубы.
Маковкина утвердительно кивнула.
— Очень развязная девица. Давая такие показания, не покраснела, не смутилась. Поговорила я с ней о жизни, не для протокола. Оказывается, курит и «слегка» употребляет спиртные напитки с четырнадцати лет. Первый раз «влюбилась» в какого-то ресторанного официанта — в пятнадцать или шестнадцать, точно не помнит. На языке — сплошные «Чинзано», «Кэмэл», «Супер Райфл», «Бони М» и так далее. Всему импортному знает цену: и вину, и сигаретам, и джинсам, и грампластинкам. Когда же речь заходит об отечественном, кривится в презрительной ухмылке. Совершенно не имеет представления о стоимости хлеба, сахара, молока. Спрашиваю: «Неужели ты их никогда не покупала?» Жмет плечами: «Покупала, а сдачу не пересчитывала».— «Как же дальше жить думаешь?» — «Как получится…» — Маковкина показала взглядом на протокол.— Если бы не беременность, случай на даче Зоркальцева стал бы для нее проходным эпизодом и канул бы в Лету.
Бирюков задумался:
— Мне кажется, Зоркальцев всего-навсего — козел отпущенцк. Сам-то он что говорит?
— У него другая трактовка. Во-первых, коньяк в гастрономе под часами покупала Анжелика, ж не две бутылки, а одну. Причем Зоркальцев даже не знал, зачем Анжелика заходила в гастроном, так как купленную бутылку она спрятала в свою сумку и достала ее оттуда уже на даче, когда сделали перерыв в занятиях. Выпить предложила рама, дескать, за ее день рождения, то есть за совершеннолетие.
Бирюков заглянул в протокол допроса:
— Если верить записанным здесь паспортным данным, совершеннолетие Анжелики Евгеньевны наступит лишь тринадцатого августа.
— Зоркальцев утверждает, что будто не знал об этом…— Маковкина помолчала.— Во-вторых, он утверждает, что разрешил Анжелике выпить всего одну рюмочку. Сам тоже пару глотков выпил, после чего оставил Анжелику и пошел осматривать сад. Вернулся примерно через час. Бутылка коньяка была пустой, а опьяневшая Анжелика спала, навалившись грудью на стол. Зоркальцев взял ее на руки и понес к кровати. При этом Анжелика обхватила его за шею…
— Значит, Геннадий Митрофанович отрицает умышленное Спаивание несовершеннолетней и насилие?
— Не только это, но и вообще всяческую близость с Анжеликой отрицает. На очной ставке стороны остались, как говорится, при своем мнении, а вскоре завертелась загадочная карусель… Шестого июня у Зоркальцева сгорела дача, восьмого — он уволился с работы, десятого — сделал в центральной сберкассе, где хранил свои сбережения, заявку на семь тысяч рублей, одиннадцатого — снял со счета эту сумму и в тот же день исчез из Новосибирска. Ни жена, ни товарищи по работе, ни знакомые — никто ничего не может объяснить.
— Зоркальцев, насколько мне известно, работал на заводе,— заговорил Антон.— Как он пристроился к Харочкиным в репетиторы? Обычно приглашают преподавателей.
— Геннадий Митрофанович, надо отдать должное, умный человек. Имеет два вузовских диплома, оба — с отличием. После пединститута десять лет преподавал в средней школе математику и физику. Одновременно учился на вечернем факультете. электротехнического института. Получив диплом инженера, ушел из школы на завод.
— Там больше заработок?
— Наоборот. В конструкторском бюро Зоркальцев занимал невысокую должность и получал меньше, чем в школе. Но на этой должности у Геннадия Митрофановича было значительно больше возможностей заниматься репетиторством. Нынче, например, как удалось выяснить, он репетировал десятерых недоучек и получил с родителей каждого по четыреста рублей.
— Ничего себе! А я размышляю: откуда дача, машина, семь тысяч в сберкассе?..
— Семь—. это он только снял. Восемнадцать с половиной — осталось.
Бирюков присвистнул:
— При таких сбережениях не одним репетиторством пахнет. Были, видно, деловые связи.
— У Зоркальцева таких связей — бессчетное множество.
— Кто порекомендовал его в репетиторы Харочкиным?
— Их квартирная соседка, Леля Кудряшкина. В остальных девяти выявленных случаях рекомендации были от бывших коллег Геннадия Митрофановича по школе и от родителей, дети которых после его репетиторства поступили в институты.
— Законным путем или, так сказать, с помощью?..
— Зоркальцев добросовестно натаскивал своих подопечных к приемным’экзаменам, jho никаких гарантий не давал.
— Взятки, значит, отпадают. Сведение счетов на этой почве — тоже. Какой же злодей и из каких побуждений спалил дачу Зоркальцева? Кстати, что за взрыв при пожаре случился?
— Камин на даче отапливался от газового баллона, который, разумеется, взорвался. Свидетели, видевшие пожар, утверждают, что дача вспыхнула враз, будто облитая бензином. На пепелище была найдена обгоревшая металлическая канистра. Среди знакомых Зоркальцева распространился слух, вроде бы поджог устроил некто Фарфоров. Эта версия не подтверждается. Когда случился пожар, Фарфорова в Новосибирске не было.
— Женщинами Зоркальцев увлекался?
— Знакомые утверждают, что нет, но соседи по даче много раз видели его с молодыми поклонницами. Даже целые компании туда приезжали. И музыку крутили, и спиртное распивали.
— Жена Зоркальцева знает об этом?
— Татьяна Петровна о муже говорит только хорошее.
— А зачем Зоркальцев взял в сберкассе семь тысяч?
— Татьяна Петровна утверждает, что ни сном ни духом об этом не ведает,— Маковкина поправила ладонью прическу.— Мне не дает покоя мысль: не пытается ли Зоркальцев скрыться от ответственности?
— Если Геннадий Митрофанович действительно умный человек,— сказал Бирюков, подумав,— то он без труда мог сообразить, что скрываться от правосудия—занятие бесперспективное. Знаешь, где его Машина обнаружена?
— Знаю и не могу понять, что занесло Зоркальцева в ваш район… В общем, дело страшно запуталось. В придачу ко всему, Людмила Егоровна Харочкина вдруг повела себя неузнаваемо. Думаете, зачем она сегодня приходила? Потребовала назад свою жалобу.
Бирюков откинулся на спинку стула.
— Любопытно…
— Очень. Говорит! написала сгоряча. Я, конечно, ответила, что подобные дела за примирением сторон или по желанию потерпевшей прекращению не подлежат. Ох, как вспыхнула при этом Харочкина! Чего только не наговорила?! К слову, какой, думаете, ее возраст?
— К вопросу о возрасте есть шутка: «Следователь посмотрел на заведующую магазином и понял, что ей можно дать столько лет, на сколько она выглядит».
Маковкина улыбнулась:
— А если без шуток?
— Судя по внешности… Близко к пятидесяти.
— Вот и ошиблись! Тридцати пяти еще нет.
— Во сколько же годиков она обзавелась Анжеликой?
— В семнадцать.
— Значит, дочь не так отстала от мамочки. Что за семья?
— Родители Анжелики— люди практичные. Людмила Егоровна заведует приемным пунктом макулатуры в обмен на книжные талоны. Евгений Евгеньевич — скромный завхоз овощной базы. В отличие от супруги, неприметный лысый человек.
— Хорошо живут?
— Между собою как кошка с собакой, а в материальном смысле — неплохо. Собственную автомашину Шива» имеют.
— На какой же ниве они такие богатые плоды собирают?
Маковкина пожала плачами:
— Сама порой удивляюсь, из каких только источников некоторые люди не умудряются извлекать нетрудовые доходы. Однако сегодняшняя задача — не с доходами Харочкиных разбираться, Надо срочно найти Зоркальцева.
— Задача ясная, хотя и со многими неизвестными,— словно уточняя, проговорил Бирюков.— Придется идти по кругу знакомых Геннадия Митрофановича и суживать этот круг до минимума.
ГЛАВА 6.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга: плечистый, чуть не в ширину двернош проема, Антон Бирюков и невысокая полненькая Галина Терехина. Будто не веря своим глазам, она всплеснула руками:
— Антошка! Великан! Ты ли это? — И, приподнявшись на цыпочки, еле-еле дотянулась тубами до его щеки.
Бирюков подхватил бывшую соклассницу под мышки, легко поднял ее на вытянутых руках перед собою и тоже поцеловал в щеку.
— Здравствуй, Галка! Это — я.
— Получил мое письмо? Ой, проходи в комнату! Хорошо, что приехал! Представь себе, вчерашним вечером видела Танечку Зоркальцеву — она убита горем! Если, не дай бог, с Геной случилось что-то серьезное, Танечка не перенесет… Представь, она по-настоящему любит Гену. Такой ужасный кошмар!..
Бирюков улыбнулся.
— Галочка, ты сейчас — вылитая Трындычиха из «Свадьбы в Малиновке».
— Извини, Антон, я потрясена трагедией Зоркальцевых,— Терехина провела Бирюкова в комнату со скромной обстановкой, усадила на диван и, присаживаясь рядом, спросила: — Что нового в нашей родной Березовке, в районе?
— Березовка — на прежнем месте. Недавно новый Дворец культуры отгрохали — с паркетом и люстрами, словно в оперном театре. Ну, а районные новости… враз не перескажешь.
— Сам-то как живешь? Все еще не женился?
— Работы много, некогда невесту подыскать,— с улыбкой ответил Антон.—У тебя какие успехи на семейном фронте?
— Мой «семейный фронт» давно развалился.
— Почему?
Терехина махнула рукой.
— Как теперь модно говорить, не сошлись характерами. Замуж выходила за Володю Милосердова. Вместе учились в пединституте. Я — на филфаке, Милосердов — на инязе. Прекрасный парень был, умница. Когда женились, он работал переводчиком в «Интуристе», постоянно общался с иностранцами и, представь, отъявленным фарцовщиком сделался. Какой только заморской дряни в дом не тащил! Джинсы, рубашки, подтяжки, жевательную резинку, сигареты и даже пустые бутылки с импортными наклейками. После, как прожженный барыга, продавал эту дребедень втридорога. Не поверишь, квартира наша была похожа на комиссионный магазин или, точнее, на контрабандный притон, где постоянно толклись какие-то сомнительные типы. Знал бы ты, сколько я уговаривала Володю прекратить этот идиотский бизнес… Ничего не помогло. В конце концов он обозван меня дурой-идеалисткой, сложил в чемодан свои импортные тряпки и ушел. Как я и предполагала, темные делишки для него добром не кончились. Вскоре после нашего развода Милосердова выгнали из «Интуриста». Теперь работает официантом то ли в «Садко», то ли в «Орбите». В прошлом году приходил мириться, но получил от ворот поворот. Представь себе хоть на минутку: у меня, учительницы, муж — официант.. Позорище!
— Говорят, не место красит человека…
— Правильно говорят, если это касается умных, порядочных людей, Милосердов же, как я убедилась, окончательно потерял совесть. Его нынешняя цель — иметь, кроме зарплаты, не меньше тридцати рублей каждый вечер. Скажи, Антон, положа руку на сердце, разве порядочный человек с высшим образованием, владеющий французским, английским и немецким языками, станет по-холуйски гнуть спину и унижаться перед ресторанными гуляками ради чаевых?
— Каждый по-своему с ума сходит,— отшутился Бирюков.
— Жалко ведь таких «сумасшедших»… Извини, Антон, я опять вернусь к трагедии Зоркальцевых,— внезапно сказала Терехина.— Милосердов, конечно, не успел раскрыться как личность. Сразу после института Володя нашел теплое местечко, стал ловчить и обогащаться, а Зоркальцев — другой человек. Я с ним в одной школе работала. Лучшего математика и физика у нас не было. Представь себе, трое из его учеников уже стали кандидатами наук. Не преувеличиваю, даже откровенных лентяев и тупиц Гена умел научить своим предметам. И вот такой способный педагог бросил преподавательскую работу и ушел на завод, где вынужден был подрабатывать репетиторством. Когда писала тебе письмо, я не знала об этом. Вчера Танечка — жена Зоркальцева — рассказала, что у Гены не было ни минуты свободной. Представляешь, он вынужден был даже возить репетируемых к себе на дачу. Давал им там задания, а сам ухаживал за дачным садом и прибирал участок.
— А за девочками не ухаживал на даче?
— Антон! Гену можно подозревать в каких угодно смертных грехах, только не в этом. Более гармоничной семьи, чем у Зоркальцевых, я не встречала,— Терехина вдруг спохватилась.— Извини, ради бога! Обеденное время давно миновало, а я так обрадовалась твоему появлению, что даже не спросила: ты голоден?
— Если предложишь стакан чая, не откажусь.
Дальнейший разговор продолжался за обеденным столом. Побочными вопросами Бирюков осторожно выяснил: о конфликте Зоркальцева с Харочкиными Терехина ничего не знает. Не знала она и от кого исходит слух, будто дачу Зоркальцевых поджег Вадим Фарфоров, а о том, что знакомые поговаривают о Фарфорове, Терехиной сказала жена, Зоркальцева. При этом Танечка сразу оговорилась, что это чистейшей воды вымысел, поскольку, мол, Вадим Алексеевич — в высшей степени человек порядочный. На всякий случай Антон поинтересовался Лелей Кудряшкиной и неожиданно для себя узнал, что Леля была постоянной «клиенткой» Милосердова, когда тот спекулировал импортными вещами.
За разговором незаметно псщкрался вечер. В седьмом часу Бирюков попрощался с бывшей соклассницей и, перехватив попутное такси, доехал до магазина «Хрустальный башмачок», рядом с которым в сером многоэтажном доме по улице Гурьевской жил геолог Фарфоров.
Дверь открыл невысокий хмурый мужчина с окладистой, как у Хемингуэя, бородой. Наморщив широкий обветренный лоб, он смерил рослого Бирюкова пристальным взглядом бесцветных глаз и шевельнул сутулыми плечами, как будто поправил за спиною тяжелый рюкзак.
— Здравствуйте, Вадим Алексеевич,— сказал Антон, отметив про себя, что за прошедшее время Фарфоров внешне нисколько не изменился и даже его привычка подергивать плечами сохранилась.
— Здравствуйте…—глуховатым голосом ответил геолог.— Товарищ Бирюков?
— Он самый. Не забыли?
— Разве можно забыть незабываемое.
Плечи Фарфорова опять дернулись. Он еще больше нахмурился, однако тут же предложил Бирюкову войти в уже знакомую квартиру. Все здесь было по-прежнему: сразу бросающийся в глаза оригинально устроенный из прозрачно-слюденистых кирпичиков камин и великое множество разноцветных камней.
Фарфоров вялым жестом, как и в тот раз, когда Бирюков приезжал выяснять мотивы смерти его жены, показал на одно из кресел:
— Садитесь, пожалуйста,— и по этикету хозяина первым опустился в кресло напротив.
— Вадим Алексеевич, вероятно, вы догадываетесь о причине, которая вновь привела меня к вам,— начал издалека Антон.
— Странное исчезновение Зоркальцева?-
— Да.
Фарфоров скосил в сторону усталые глаза.
— Со мной уже беседовали в областном уголовном розыске. К тому, что рассказал там, добавить нечего.
— Надо кое-что уточнить. Вы давно знакомы с Зоркальцевым?
— Достаточно. Десять лет работаю с его женой в одном отделе. Было даже, что мы дружили семьями.
— Осложнения в этой дружбе не возникали?
Лицо Фарфорова болезненно поморщилось:
— Имеете в виду слухи об ухаживании Геннадия за Ириной?
— Они беспочвенны? — вместо ответа снова спросил Антон.
— Полностью. Почему?.. Зоркальцев не бабник. Он до/мозга костей практичный человек, любитель устанавливать надежные деловые связи. Через Ирину Геннадий хотел завести дружбу с ее мамой, Аллой Константиновной, которая заведует солидным магазином, где часто бывают в продаже дефицитные импортные товары. Иными словами, ему хотелось без лишних затруднений отовариваться импортом. Алла Константиновна от дружбы такой уклонилась. Зоркальцев мгновенно перестал оказывать Ирине любезности и приглашать ее на свою роскошную дачу.
— Часто Ирина туда ездила?
— Нет, всего два или три раза.
— А других женщин Зоркальцев на дачу привозил?
— Только тех, которые чем-то ему были полезны.
— Какую пользу оказывала Зоркальцеву Леля Кудряшкина?
— Она сожительствовала с каким-то книжным спекулянтом и помогала Геннадию доставать дефицитные книги.
— Он книголюб?
— Не сказал бы. Мода теперь такая.
— Лично вы у Зоркальцева на даче бывали?
— Относительно.
— Не понял…
Фарфоров зажал в кулак бороду.
— Не поджигал я эту проклятую дачу. Поверьте, не поджигал!
— Вполне, Вадим Алексеевич, верю,— успокаивающим тоном сказал Бирюков.— Тем более, алиби ваше доказано.
— Тогда к чему подобный вопрос?.
— Пытаюсь выяснить, кто распустил о вас слухи и с какой целью. .
— Какая цель! Обыватели порою строят такие догадки, что уму не постижимо. Кто-то болтнул обо мне без злого умысла,, а другие подхватили.
— А если все-таки «болтнули» с умыслом, чтобы, скажем, отвести подозрение от действительного преступника?
— Не знаю, не знаю…— Фарфоров по-стариковски ссутулился.—Я уже высказывал в угрозыске предположение, что оговорить меня могла только Леля Кудряшкина, После смерти Ирины она набивалась мне в жены, я отказался от ее услуг.
— Леля даже такие планы строила?!
— Будто не знаете Кудряшкину. В планах у Лели недостатка нет.
Бирюков помолчал.
— Вадим Алексеевич, ответьте на мой вопрос конкретно: бывали вы на даче у Зоркальцева?
Фарфоров зажал коленями ладони рук. На его лице появилась бдлезненная гримаса. Пауза затягивалась, однако Антон не торопил. Наконец бородатый геолог глубокЪ вздохнул:
— Хорошо, я скажу нечто новое. На даче Зоркальцева мне довелось побывать всего один раз. Произошло это так… Весной прошлого года, когда Ирина была еще жива, однажды в конце рабочего дня ко мне в кабинет внезапно вошла расстроенная Таня Зоркальцева и буквально со слезами стала умолять съездить с нею на дачу. Я попытался выяснить, что случилось, но она, будто помешавшись рассудком, повторяла одно и то же: «Потом узнаете, Вадим Алексеевич, потом узнаете», я не смог отказать плачущей женщине. Когда мы приехали на дачу, там, к моему удивлению, находились сам Зоркальцев, Ирина, Леля Кудряшкина и еще какой-то элегантно одетый молодой мужчина с пижонскими черными усиками. Все четверо сидели за столом с бутылкой коньяка…
Фарфоров надолго замолчал, и Антон вынужден был поторопить:
— Произошел семейный конфликт?
— Не сказал бы… Правда, Таня резковато бросила мужу: «Если не прекратишь подобные встречи, сожгу твой роскошный дом свиданий». Зоркальцев принялся объяснять, мол, встреча деловая, не надо раздувать из мухи слона и все в таком роде…— Фарфоров снова сделал затяжную паузу.— Сейчас думаю, не вспомнился ли Кудряшкиной тот случай и не решила ли она воспользоваться пожаром, чтобы причинить мне неприятность. Может ведь такое быть?
— Может,— согласился Антон.— А откуда жене Зоркальцева стало известно, что муж находится на даче с компанией?
— После Таня мне сказала, будто случайно увидела из окна проезжавшую мимо нашего треста свою машину и догадалась, что муж повез компанию на дачуг
— Ваши отношения с Зоркальцевым после того случая не испортились?
— Нисколько.— Фарфоров вялым движением руки показал на слюденисто-прозрачный камин.— Вскоре после того случая Геннадий собственными руками соорудил вот это украшение квартиры.У Зоркальцева воистину золотые руки…
Слушая ответы, Бирюков исподволь присматривался к Фарфорову. Первоначальная нервозность Вадима Алексеевича постепенно прошла. Он вроде бы проникся доверием к собеседнику и теперь похоже, переживал некоторую неловкость от того, что поначалу взял несколько враждебный тон. И о Зоркальцевых, и о бывшей своей жене Фарфоров отзывался объективно, не сгущая темные краски. Неприязнь в его голосе сквозила лишь к Леле Кудряшкиной. Между тем к концу беседы именно Кудряшкина интересовала Бирюкова, поскольку невыясненным оставался вопрос о бирюзовом перстне, который якобы видел у Лели Вадим Алексеевич. Когда Антон заговорил об этом, Фарфоров спокойно подтвердил, что несколько дней назад Леля приходила к нему домой и действительно показывала серебряный перстень с бирюзой, чтобы определить, не фальшивый ли камень. Он сказал: «Бирюза не поддельная». Тогда Леля спросила: «Сколько рэ можно заплатить за такую прелесть?» — «Пятьсот рублей».— «Однако!» — удивленно воскликнула Кудряшкина и сразу ушла.
— Она что, у кого-то хотела купить этот перстень? — уточнил Бирюков.
Фарфоров повел сутулыми плечами.
— Я не понял, чего Леля хотела: купить или продать. Но в том, что это был перстень Геннадия Зоркальцева, не сомневаюсь ни на йоту. Геннадий покупал перстень с рук и так же, как Кудряшкина, приносил его мне, чтобы определить стоимость.
— Вы сказали об этом Кудряшкиной?
— Нет, разговор с Лелей был лаконичным. Я не переношу ее присутствия.
Антон извинился перед Фарфоровым за отнятое время и поднялся с кресла. Вадим Алексеевич проводил его до двери. Расставаясь, дружелюбно пожал протянутую руку.
Теплый солнечный вечер заметно поугас, когда Бирюков вошел в сумрачный подъезд девятиэтажного дома,- где находилась квартира Лели Кудряшкиной. Остановившись перед знакомой дверью, нажал кнопку электрического звонка — звонок не работал. Пришлось постучать. В квартире никто не отозвался. Антон постучал сильнее — опять тишина. После третьей попытки открылась соседняя дверь слева. Выглянувшая на лестничную площадку белоголовая чистенькая старушка с прищуром оглядела Бирюкова:
— Ленка сегодня чего-то подзадержалась на работе. Должно, позднее заявится.
— Во сколько примерно? — спросил Антон и посмотрел на часы, показывающие пять минут десятого.
— Дак кто ее, молодуху, знает, во сколько. Придет, не беспокойся. Она всегда ночевать домой приходит,— старушка еще раз окинула Антона взглядом.— Ты, милок, случаем, в телевизорах не разбираешься?. В прошлом месяце чего-то речь отнималась, а теперь соображение пропало.
— У кого? — занятый своими мыслями, спросил Бирюков.
— Дак у телевизора. Речь слышна, а соображения нету.
— Ах, изображение…— Антон засмеялся.— Давайте, бабуся, посмотрим, почему он «соображать» перестал.
Следом за старушкой Бирюков вошел в комнату с каким-то необычным для городской квартиры крестьянским уютом. Электрическую лампочку под потолком укрывал оранжевый абажур, со старомодного карниза, укрепленного над широким окном, спускались тюлевые шторы, сквозь которые виднелась лоджия, усаженная, словно палисадник, яркими цветами. Пол комнаты между старинным резным буфетом и круглым столом на изогнутых ножках устилали пестрые домотканые половики. Сбоку от окна, в углу, стоял «Рекорд» с небольшим экраном. Антон подошел к телевизору, щелкнул кнопкой стабилизатора и стал искать причину, отчего «пропало соображение ». Неисправность оказалась пустяковой — надо было всего лишь отрегулировать частоту строк. Видимо, старушка стирала с телевизора пыль и нечаянно повернула регулятор. Когда «Рекорд» заработал, она радостно всплеснула руками:
— Смотри-ка! Еще чище стал казать! — и повернулась к Бирюкову. — Сколько, милок, за ремонт возьмешь? На бутылку яблочного вина хватит?
Антон засмеялся:
— Я ничего не ремонтировал. Если можно, посижу с полчасика у вас, подожду Кудряшкину.
— Сиди! Ты по какому делу к Ленке?
— Кое-что узнать надо. —
— Коль надо, узнаешь. У нее что на уме, то и на языке. Простецкая молодуха. Вот сожитель у нее был, Мишка, тот другой закваски. Прикидывался ученым работником, по дальним командировкам колесил, а как милиция разобралась…— старушка заговорщицки понизила толос до шепота.— Книжками, сукин сын, спекулировал. И, видать, крупно ворочал. Когда после суда имущество из квартиры стали забирать, полнехонький грузовик одними книгами нагрузили. Ленка-то в панику ударилась, как Мишку посадили. Прибежала ко мне в слезах: «Чо теперь делать, баба Зина? Без копеечки осталась, хоть в петлю полезай».— «И-и-и,— говорю,— в твои ли годы о петле думать! Устраивайся на работу, берись за ум да подыскивай настоящего мужа, а не сожительствуй с разными проходимцами». Полный вечер вправляла Ленке мозги. Послушалась. На завод поступила, дырки какие-то там сверлит. А чо?.. Если с душой, можно и на дырках хорошо зарабатывать. Теперь Ленка повеселела. Выпивку бросила, не курит, из парней никого не водит. Редко по воскресеньям забегает к ней один. Наружностью видный, а по манере поведения — чижик-пыжик с крашеными волосами. Работает, Ленка сказала, Карлсоном в ресторане…
Бирюков улыбнулся:
— Наверное, гарсоном? По-русски — официантом.
— Может, и так. Я иностранных слов не понимаю. Знаю, по телевизору Карлсона показывают, который с моторчиком, как самолет, летает.
Бирюков, словно уставший спортсмен на дальней дистанции, почувствовал второе дыхание. Разговорчивая старушка показалась ему бесценным кладом. От нее можно было получить сведения не только о Леле Кудряшкиной, но и о семье Харочкиных, живущих, как выяснилось, «дверью напротив». Осторожно задавая вопросы, Антон едва успевал запоминать информацию. Прежде всего «баба Зина» — так называли старушку соседи, а по паспорту Зинаида Григорьевна-Петелькина — «обсказала» Антону свою судьбу. Жизнь ее прошла в колхозе. Ровно полвека трудилась дояркой, теперь на заслуженной пенсии. Перебраться из деревни в город сманила внучка Верка — по фамилии тоже Петелькина. Верке двадцать четыре года. Замуж пока не собирается. Работает водителем троллейбуса на пятом маршруте и до того «принципиальная», что даже родную бабку, когда та едет в ее троллейбусе, заставляет расплачиваться за проезд. Учится Верка на третьем курсе заочного института — хочет стать начальницей над всеми троллейбусами. Сегодня внучке выпала вечерняя смена, поэтому придет с работы в первом часу ночи. К городской жизни баба Зина, можно сказать, уже привыкла, весь Новосибирск вдоль и поперек объездила. С соседями живет мирно, хотя такие, как Харочкины, ей очень даже не нравятся.
— Почему? — спросил Антон.
— Ну их к лешему…— старушка махнула сухонькой рукой.— О себе много заботятся. Когда вот эту, где живем, кооперативную многоэтажку распределяли, так Евген Евгеныч дополнительно к своей квартире хотел и Веркину заграбастать. Дочка, видишь, у Харочкиных на выданье, Анжелка. Себе плановали трехкомнатную, где теперь живут, а дочке — Веркину. Хорошо, начальство городское на дыбы поднялось за Верку, не то облизнулась бы моя внучка с кооперативом.
— А как вообще Харочкины?..
— Куркули. Раньше таких раскулачивали.
— Дочь их как?
— Анжелка. Непутевая молодуха. И внешностью не удалась, и по манере поведения никуда не годится. Табак курит в открытую при родителях, выпивает. Нынче в майские праздники так нахлесталась — чуть тепленькая на такси подъехала к дому. Какие-то ребята пьяные с ней были, куражилась перед ними,— старушка понизила голос.— Не знаю, насколько правда, Ленка Кудряшкина на днях сообщила мне новость, будто забеременела Анжелка и сама не знает от кого: то ли от учителя, то ли от ресторанного карлсона… Этот — ресторанный — вроде бы не прочь жениться на Анжелке, но такое приданое заломил, что у Людмилы Егоровны и Евген Евгеныча уши завяли… Ничего, очухаются — заплатят жениху, сколько ни запросит.
— Такие богатые?
— Очень даже. Ты, милок, зашел бы к ним для интересу. Правда, грязновато в квартире, но чего только нет!..—старушка подняла глаза к потолку.— Верка меня грызет, чтоб абажур выбросила. Говорит, во всем Новосибирске ни у кого такого старья не сыщешь. А мне, милок, жалко уничтожать вещь. Она хоть и немодная, но трудом нажита. У Харочкиных же — все по моде. И всё дорогое. Недавно такую люстру повесили — смотреть боязно. Людмила Егоровна хвасталась, будто из заграничного стекла, стоимостью… Сколько, думаешь? Две с лишним тыщи! Это, считай, однокомнатная кооперативная квартира под потолком висит. А вдруг оторвется?..
— Да-а-а,—стараясь поддержать установившийся со старушкой контакт, протянул Бирюков и сразу переменил тему: — Зинаида Григорьевна, вы говорили, что ресторанный гарсон по воскресеньям забегает к Кудряшкиной. Как же, в таком случае, его отношения с Анжеликой?..
Петелькина трубочкой выпятила губы:
— Сама, милок, дивлюсь. Прибегал вроде к Ленке… К слову, раньше Ленка с Анжелкой душа в душу жили, а последнее время, примечаю, будто между ними черная кошка пробежала. Может, со зла Ленка на Анжелку ляпнула. У нее такое бывает. Невзлюбит человека, как бодливая корова становится.
— А о Фарфорове Кудряшкина не рассказывала?
— Кто такой?
— Один из ее знакомых, бородатый мужчина.
— Нет, милок, бородатых мужиков у Ленки не видела. Стриженый какой-то спрашивал ее. Помню, я полюбопытствовала: «Чо, милок, в заключении отбывал?» Парень обиделся: «В солдаты, бабка, хотели забрать, да отменили».
— Как он выглядел?
— Допризывного возраста. Одежка неприметная, Какая именно, теперь даже вспомнить не могу.
— Давно это было?
— Можно вычислить…— старушка, рассуждая вслух, стала загибать пальцы.— Мишку-спекулянта посадили в конце марта. В апреле к Ленке зачастил этот… из ресторана. В мае он приутих, реже заглядывал. Так… А стриженый появился где-то в начальных числах июня.
— Внучка ваша не дружит с Кудряшкиной?
— Нет, моя Верка строгой манеры поведения. Она с Ленкой больше все мимоходом. А с Анжелкой тоже просто так: здравствуй — до свидания.
— Того учитоля, о котором говорили, часто здесь видели?
— Не часто, но видала. Очень обходительный, любезный человек. Как-то у Верки контрольная задачка не получалась. Он тут подвернулся, в минуту помог. Верка после говорила, что сильно умный мужчина. Самые трудные задачи как семечки щелкает…— Петелькина внимательно присмотрелась к Антону.— Ты, милок, случаем, не следователь?
— Я из уголовного розыска.
— Ишь ты! Серьезное чо-то случилось?
В своей работе Бирюков придерживался принципа — собирать информацию, а не распространяться.
— Человека потерявшегося ищем.
— Давно?
— Две недели.
— Э-э-э, милок! У нас в колхозе скотник Потап Романенков целый месяц потерянным считался. Милиция и прокурор с ног сбились в розысках, а после оказалось — в соседнем селе у Нюрки Свешниковой, беспутной молодухи, возле фляги с самогоном Потап на целых тридцать дней пригрелся. А ты говоришь, две недели. Две недели — пустяк…
На лестничной площадке внезапно хлопнула дверь. Баба Зина прислушалась:
— Ленка пришла.
Бирюков поднялся. Прикидывая мысленно план предстоящего разговора с Кудряшкиной, показал взглядом на усаженную цветами лоджию:
— Зинаида Григорьевна, продайте несколько цветков.
— Ленке хочешь преподнести? — мигом сообразила Петелькина.— За ремонт телевизора без денег букет соберу. Я продажей не занимаюсь — для красы рощу.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
