Пятьдесят лет назад на донбасской шахте «Центральная-Ирмино» забойщик Алексей Стаханов вырубил 102 тонны угля, перевыполнив норму в четырнадцать раз.
Стахановское движение всколыхнуло всю страну. Подхватили почин и уральцы. Вскоре медеплавильщик Николай Лобацевич (на снимке) установил мировой рекорд. Они, стахановцы тех лет, взяли такие высоты — профессиональные, нравственные, дали такие ориентиры!..
Портреты, как признают все, видевшие Лобацевича, удивительно точно передают его облик: пытливые глаза, порыв… Неугомонный характер! Вот он с бригадой. Чувствуется: лидер. А вот — с летчиком Титовым из агитационной эскадрильи имени Максима Горького. А здесь — среди коллег…
Да, время, история как бы обнажили суть его трудового подвижничества: он боролся за новые, коммунистические отношения.
…Трудные тридцатые годы. Нападки кулаков из-за угла, троцкистско-бухаринские вредители… Но в напряженном ритме первых пятилеток формировался и сам рабочий класс.
Николай Лобацевич приехал из Белоруссии на Урал по оргнабору, В Калате поднимался среди лесов и болот первенец советской медеплавильной промышленности, который в мае 1922 года дал продукцию. В 1925 году Николай поступил на этот завод разнорабочим. В прошлой деревенский парень, батрак, сапожник чутким сердцем потянулся к пролетарскому костяку. Биографию начал строить основательно: отслужил в Красной Армии, потихоньку перетянул на Урал братьев.
Главное же началось в 1934 году, когда Лобацевич устроился в металлургический цех. Калатинский медеплавильный завод, правда, еще не справлялся с государственным планом. Как работать?
В августе в Калату приехал Серго Орджоникидзе. Побывал и в металлургическом цехе. Там-то он и поразился необыкновенной захламленности рабочих мест, плохой организации производства. Вечером в Доме культуры собрали партийный актив, специалистов.
«Мы думали,— вспоминал потом Николай Лобацевич,— что нарком всех нас снимет за плохую работу, но товарищ Орджоникидзе сказал: «Мы подняли черную металлургию, подняли Донбасс, неужели же мы не сможем поднять медь? Беритесь, товарищи, за дело по-настоящему, и оно пойдет. Мы вам поможем».
Вскоре после отъезда Орджоникидзе директора Ленинградского завода «Севкабель» перевели в Калату на прорыв.
Новый директор взялся за работу без суеты. Организовал на заводе диспетчерскую службу, сигнализацию, стал приучать мастеров работать по-новому, четко планируя каждую смену. Завели табели удельного расхода топлива, анализа сменных проб, справку о поступлении руд. Эти документы Лобацевич ежедневно анализировал как рабочий очень важного участка — ватержакета… Дела пошли на улучшение.
А через месяцев сентябре 1934 года, по рекомендации нового директора А. А. Литвинова Николай Лобацевич стал набирать комсомольско-молодежную смену. Цель была поставлена четко: трудиться организованно, подтягивать отстающих.
«Первого октября комсомольская смена дружно приступила к работе,— писала газета «Калатинский рабочий» за 3 октября 1934 года.— Продуманные указания мастера Лобацевича ребята выполняли быстро и четко. Итог работы первого дня — задание по проплаву шихты перевыполнено на 30 тонн».
— Маловато,— сказал мастер,— не все возможности использованы.
И уже в октябре комсомольско-молодежная смена самого молодого из мастеров по стажу и возрасту Николая Лобацевича завяла в соревновании первое место. Радость в коллективном успехе была несказанной. Однако нашлись и такие, кто успех смены ставил под сомнение.
До мастера просочились недобрые слухи:
— Небось, можно так работать. Кадры-то сам подбирал. Да и печи, видать, перегружает…
Лобацевич старался не подпускать близко к сердцу кривотолки, но эти — словно острый нож. Когда зашел в партком’ завода, заволновался еще больше:
— Вот ведь что говорят злые языки… Да, разве ж мы не на совесть с ребятами работали?
— Не кипятись, Николай Васильевич,— успокаивал его секретарь Трубин.— Мы твою принципиальность знаем, мысль новаторскую ценим. Ты у нас —член МОПРа, депутат городского Совета. В общем, авторитет признанный…
Лобацевич не унялся.
— Нет, я еще раз докажу, вот отдам смену другому, а сам перейду в отстающую.
Сказал, как поставил восклицательный знак. И работал, как сказал.
В 1934 году Калатинский завод впервые отчитался за выполнение годового плана. За этот успех Серго Орджоникидзе наградил автомобилями начальника металлургического цеха инженера G. X. Тонаканова, старших мастеров М. П. Шмырина, А. Т. Крюкова, Н. В. Лобацевича, И. А. Селиванова.
«Крупное достижение Калатинского завода,— отмечал потом на собрании научных работников и инженеров Минцветмета, Гипроцветмета и Главцветмета С. X. Тонаканов,— максимальное использование агрегатов. Наш лозунг —не упускать, взять сегодня все, что могут дать печи… Реальность нашей программы — живые люди, их готовность отдать труд Республике Советов».
К Лобацевичу пришла слава. Ему вручен знак «Стахановец золотоплатиновой промышленности», именные часы от газеты «За индустриализацию».
Николай Лобацевич едет как член совета по стахановскому движению при Наркомате тяжелой промышленности на VIII Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов.
Там он говорит: «На Кировградском медеплавильном заводе при непосредственной помощи нашего железного наркома Серго Орджоникидзе мы имеем не единицы стахановцев, но сотни! Старой Калаты не существует. Правительство дало нашему городу почетнейшее имя пламенного трибуна Сергея Мироновича Кирова. Улицы оделись в асфальт, построен Дворец культуры. Мы имеем два театра, звуковое кино. А программа, которая дана нашему заводу на 1936 год, нами, кировградцами, будет честно выполнена».
«Мастера ватержакетных печей коммуниста Николая Лобацевича знает весь район как страстного большевика, отдающего богатый опыт, теоретические знания производству» — так характеризовала Лобацевича городская газета.
И Николай Лобацевич взял, как обещал, новую смену из молодых рабочих, поставил задачу: быть первыми. Так начала работать стахановская школа практического опыта. И новая смена перекрывает проектную мощность печей. Проплав достигает 61,5 тонны тяжелой шихты на квадратный метр при норме 47,5 тонны.
Все больше друзей и просто симпатизирующих энергичному мастеру появляется рядом. Прибыл из Москвы на практику молодой инженер Дмитрий Кондратов и так увлекся деятельностью стахановской школы Лобацевича, что после окончания института приехал сюда работать. Теперь уже он возглавлял прославленную смену Лобацевича и установил новый рекорд — проплавил 440 тонн при задании 375 тонн шихты. Вот четкая хроника успехов последователей Лобацевича.
Почти вдвое сократил время загрузки старший мастер отражательной леям руководитель комсомольской смены Морозов.
Старший мастер конвертеров Крюков обеспечил обработку тремя конвертерами вместо четырех.
Умело работает на конвертерах «ширс-смит» и «грет-фолле» Малков. Норма, как правило, перевыполняется.
Машинист Колмогоров освоил сложный процесс флотации и стал работать одновременно на восьми машинах.
Хронику вела заводская газета, там подчеркивалось: «Нас ждут беспощадная борьба с саботажниками, несмотря на их чины и ранги, всемерная помощь стахановцам, перенесение их опыта работы на другие участки, кропотливая работа хозяйственной, партийной и профсоюзной организаций завода над выращиванием новых сотен стахановцев…»
Николай Лобацевич соревнуется со сменой мастера Чукичева. Чукичевцы вырвались вперед, но смена Лобацевича через сутки вновь перекрыла их рекорд.
В феврале 1936 года в заводском клубе состоялась встреча двух стахановских смен. Чукичев и Лобацевич говорили о своих проблемах неорганизованности, неудовлетворительном снабжении рудой, мешающих использовать максимальные возможности для работы по-ударному.
Комментируя эту встречу, директор завода А. А. Литвинов отметил, однако, что коллективы Лобацевича и Чукичева осваивают культурный социалистический стиль работы, четко придерживаются графиков, экономно расходуют каждую минуту. «Самое главное,— сказал он,— что Лобацевич и Чукичев постоянно оказывают помощь отстающим. Вот и сейчас они обязались помочь сменам Петелина и Кондрашова выйти в передовые…»
Трудными путями поисков шел Лобацевич к своему главному рекорду.
…Точка —тире, точка. Кажется, беспристрастно бегут слова в телеграмме, направленной наркому тяжелой промышленности. Но мускул рапорта, посланного в Москву вслед за установлением рекорда,, чувствовался: «Дорогой товарищ Орджоникидзе! Я счастлив рапортовать о первом победном проплаве. 28 января на кировградском ватержакете установлен мировой рекорд. Работая в смене мастера Кузьбацкого, я проплавил 234 тонны шихты… Эта производительность — не предел. Передаю свой опыт всем рабочим».
Скоро пришла ответная телеграмма: «Кировград, медьзавод, Лобацевичу. Ваш успех имеет тем большее значение, что до сих пор медеплавильные заводы работают неудовлетворительно, государственный производственный план не выполняют. Ваш успех — проплав медной руды больше 100 тонн при норме 60 — говорит о тех громадных резервах, какие мы имеем на медеплавильных заводах… Если бы все начали работать, как вы, мы имели бы в два раза больше меди. Поздравляю Вас, желаю закрепить достигнутый успех. Орджоникидзе».
В ноябре 1937 года в Свердловске проходило Всесоюзное совещание работников медной промышленности. На нем присутствовал Николай Лобацевич, который и здесь умел себя организовывать: нужное тщательно записывал, интересных выступающих обязательно подстерегал в перерывах, выспрашивал, что шло на пользу делу. С людьми он сходился быстро, сразу обретал друзей.
Совещание приняло обращение, там были такие слова:
«Мы присоединяемся к обращению стахановцев и ударников угольного Донбасса и обращению металлургов, призвавших нас с новой силой развернуть социалистическое соревнование.
Мы призываем всех работников заводов: больше и больше меди! Будем упорней крепить мощь нашей Родины!»
Не испортило Лобацевича испытание славой — до конца своей короткой жизни (он умер в 1949 году сорока пяти лет) оставался искренним другом всех, кто его знал. Жена позже вспоминала, что Николай всегда оказывался душой компании. Он любил танцевать кадриль перед партийными собраниями, часто пел. Особенно любил украинскую песню «Распрягайте, хлопцы, коней». Как-то во время отдыха в южном санатории ему преподнесли огромный торт — «Стахановцу медной промышленности», который тут же был пущен по кругу: угощали всех.
Жесткий ветер гонит по степи до Рудного колючую снежную пыль. Кажется, кустанайские края продуваются насквозь. Но летом здесь солнечно и тепло.
Светлые девятиэтажки, украшенные национальным казахским орнаментом, просторные улицы, и только далеко на окраине, за несколько километров от жилья,— карьеры, рудники и другие предприятия Соколовско-Сарбайского горно-обогатительного комбината. Он дал жизнь городу, которому нет еще и трех десятков лет.
Здесь у дочери живет Александра Александровна Стяпунина, жена Николая Васильевича Лобацевича. Несколько лет назад приехала она сюда; поближе к внукам, и, несмотря на преклонный возраст (ей за семьдесят), старается быть полезной, ведет большую работу среди молодежи. Ее имя занесено в альбом почета ветеранов партии, комсомола, войны и труда города Рудного. Да, молодежь тянется к истории. И что может быть авторитетней, чем свидетельство очевидцев!
— Помню, когда многие с завода ушли на фронт, — рассказывает Александра Александровна,—Николай тоже потерял покой: считал, что его место не у печей, а на передовой. Его убеждали: уральский тыл —вторая передовая, кто же будет обеспечивать надежную оборону страны? Николай однажды сказал мне, что не может больше оставаться дома. Остриг волосы, собрал рюкзак и пошел на вокзал. Когда поезд тронулся, дежурная по станции срочно замахала ему: вас, мол, к телефону. Николай пошел объясняться с директором завода, почему поехал самовольно. Так и ушел поезд с его котомкой… А ведь в Тылу тоже приходилось несладко. Бывало, придет домой, принесет дополнительный паек и говорит: «Это отнеси тем-то, это — другим, поделимся. Мы как-нибудь проживем — ведь и картошка у нас есть, и капуста, а у них кормилец — на войне». Бывало хлебные карточки отдавал вдовам. Да что хлеб наш насущный… Помню, привез с конференции библиотечку: Пушкин, Шолохов — тоже разошлась по друзьям. Очень глубоко он понимал жизнь — потому что сам испытал лихолетье. Вот и мои два брата воспитывались у нас, потом наставлял на путь истинный своих братьев. Все жили одной семьей».
И эстафета продолжается! Сын Ивана Селиванова Борис возглавляет одну из передовых смен металлургического цеха.
Трудовой путь отца и дяди, Николая Васильевича, избрал Владимир Степанович Лобацевич, плавильщик. Широкая улыбка, открытое лицо, неторопливость выводов, взвешенность поступков — все у Владимира фамильное, от Лобацевичей.
— В детстве, по праздникам, отец водил меня в металлургический цех, где сам трудился бригадиром слесарей,— вспоминает Владимир Степанович.— Эти дни были для меня торжественными: отец хотел, чтоб я полюбил цех, в котором трудился он и его брат, Николай Лобацевич. В пятидесятых годах в цехе еще можно было видеть карусельную разливочную машину, ручную разливку меди.
Рано Владимир остался без отца, а когда закончил среднюю школу, начальник отражательного передела Алексей Михайлович Андреев, взглянув на юношу; предложил:
— Знаю, хочешь к нам в цех. Приходи.
Так и решилась судьба младшего из династии Лобацевичей.
После службы в рядах Советской Армии у Владимира уже не было колебаний, правильно ли он выбрал жизненный путь — фамильные корни притягивали к цеху все больше. Он закончил горно-металлургический техникум, работал плавильщиком, мастером и старшим мастером производственного обучения в ГПТУ № 60, потом снова пришел в цех.
По итогам 1983 года Владимир Лобацевич получил звание «Лучший плавильщик отрасли», его портрет занесен на доску Почета. Он — депутат Кировградского городского Совета народных депутатов.
— Какой насыщенной, полнокровной жизнью жили наши отцы,— говорит он,— но нам ли завидовать поколению тридцатых годов? Ведь у нас больше возможностей для творческого труда! И все же, когда в нашем цехе в прошлом году вышло положение. о трудовой вахте в честь 50-летия стахановского движения, о соревновании за право обладать призом имени Николая Лобацевича, заволновалась кровь. .
Первым обладателем приза стала смена кавалера ордена Трудового Красного Знамени П. И. Хайрусламова.
…В раскомандировочной отделения шахтных печей беседую с победителями. Петр Иванович Хайрусламов только ‘ что сдал вахту, заполняет сменный журнал. Говорит:
— В стахановском движении заложен корень отношения рабочего к труду. Завтра надо сделать лучше, чем сегодня. Лучше!
