…Случилось это зимой 1935 года, Уже на подходе к Свердлове, кому аэропорту самолет вдруг резко повело в сторону. Николаю Ищенко стоило большого труда удержать машину. Скорость упала.
— Командир, правая лыжа оторвалась,— в голосе бортового механика Домрачева тревога.
Ищенко взглянул через боковое окно. Действительно, правая лыжа висела вертикально, держась лишь на заднем амортизаторе. О посадке не могло быть и речи. А в салоне самолета шесть пассажиров.
«Думай, командир, думай,— мысленно подгонял себя Ищенко,— горючее на исходе…»
— Домрачев,— крикнул он бортмеханику,— вылезай, ставь лыжу.
Бортмеханик надвинул на глаза кожаный шлем, сбросил куртку, обвязался веревкой, требовательно поманил пальцем рослого пассажира.
— Будешь страховать меня,— и подал ему конец троса.
В это время Ищенко до предела сбавил скорость, Домрачев выбил окно, с трудом добрался до стойки крепления лыжи. Минуты казались вечностью. Стрелка приооров уровня топлива вплотную подходила к красной черте. После нескольких попыток, избив в кровь руки, Домрачеву наконец-то удалось поставить лыжу. Теперь нужно было немедленно идти на посадку. Пробежав по инерций некоторое .расстояние, крылатая машина с уже заглохшим мотором замерла на месте. Бак самолета был пуст.
За мужество, находчивость и профессиональное мастерство, проявленные при спасении людей и самолета, Ищенко и Домрачев были награждены орденами «Знак Почета».
…Грянула война. Свой первый боевой вылет Ищенко совершил 23 июня 1941 года. Самолеты дальней авиации прошли горящий Минск и три часа углублялись в тыл врага. Бомбили аэродром, станцию и железнодорожное составы. Враг, не ожидал такой дерзости от советских летчиков, понес большие потери.
Последний день июня 1941 года был особенно тяжелым для полка, в котором служил Ищенко. Танковые соединения Гудериана прорвались к Бобруйску и начали форсировать Березину. Немцы наводили мосты, наши — разрушали. Для охраны переправ гитлеровцы стянули к берегу всю зенитную артиллерию. Советские^ крылатые машины бесстрашно входили в сплошную стену вражеского заградительного огня. Переправы рушились, горели гитлеровские танки, автомашины. Но точность бомбометания стоила недешево, за все платили жизнью.
Однажды при подходе к двойной переправе звено, в составе которого был самолет Ищенко, рассредоточилось.
Первым отбомбился Ищенко. Следующая очередь — идущего рядом старшего лейтенанта Вдовина. И тут случилось невероятное: в начинающие открываться бомбовые люки угодил снаряд. На месте самолета образовался огненный шар. Разломило и летевшую рядом машину Ищенко. Взрывной волной огромной силы командир экипажа был выброшен из кабины. Однако он не растерялся, раскрыл парашют. Штурман Квасов тоже успел покинуть падающий самолет.
Летчики приземлились на крутом берегу Березины, к счастью, еще не занятому врагом. Когда Квасов пришел в себя, то услышал слабый стон. Недалеко в траве лежал командир. Превозмогая боль (у него оказались сломанными несколько ребер), штурман подполз к Ищенко. Он вырезал из парашютного шелка несколько бинтов, туго перевязал ими поврежденную ногу командира. Самостоятельно Ищенко двигаться не мог. Квасов лез рядом с ним, перекатил к себе на спину и ползком потащил по пересохшей канаве…
И надо же случиться такому: в это время на передовую ехали военный корреспондент Константин Симонов и несколько командиров. Они видели воздушный бой и поспешили на помощь.
Много лет спустя К. Симонов, отступив несколько от документальной точности, опишет этот эпизод в романе «Живые и мертвые». ,
Ищенко долго еще будет лечиться. Но в авиацию после выздоровления его не взяли. Списали с летной работы, уволили из армии. Как быть дальше? Пришлось ехать в родной Свердловск. Но жила в нем мечта возвратиться в боевой строй. Написал несколько писем командиру полка, к тому времени уже генералу. И добился своего — вернулся в армию, в свой полк авиации дальнего действия.
…Самолет в воздухе уже пять часов. Далеко справа видно, как наши бомбят Кенигсберг. Это запасная цель для тех, кто по различным причинам не может дойти до Берлина.
— До цели осталось тридцать минут,—доложил штурман.
Ищенко поставил машину в набор высоты. Уже ощущается близость большого города. И вот он — Берлин! От непривычной тишины Ищенко становится не по себе. Почему не стреляют? Впрочем, понятно почему: другие наши самолеты еще не пришли. Он — первый! И его доклад главкому тоже будет первым. Город, как паук в паучьей сети. Притаился, замер. Самолет почтой над центром. Зенитки врага молчат. Наверное, принимают за своего. Штурман открыл бомболюки. Под самолетом мелькают округлые тени. Что это? Аэростаты воздушного заграждения. Штурман нажимает кнопку:
— Залп!
И в этот же миг в лицо бьет ослепительный свет. Лес вертикально стоящих прожекторов — и через этот лес нужно идти. И страшно, и сердце трепещет, а нужно.
— Пошли в штыковую атаку,— говорит по внутренней связи командир корабля.
Ищенко пытается уклониться от лучей прожекторов. Внизу рвутся расчетливо сброшенные бомбы. И вот уже вокруг беснуется огонь. Радист нажимает на ключ. В эфир летят позывные экипажа. «Задание выполнено». Ищенко делает разворот. Жаль, что нельзя уйти от прожекторов пикированием, ведь внизу висят аэростаты. И он идет в штыковую на них — на эти слепящие, грозящие смертью лучи.
А кругом творилось что-то невообразимое: рвались снаряды, надрывно гудели моторы, что-то трещало, свистело. Ищенко почувствовал острую боль в затылке и на какое-то время потерял сознание, А когда пришел в себя, отчетливо понял: самолет стремительно несется к земле.
«Давно ли? Какая высота? Нужно скорее выводить машину из пикирования. Но и не рви руль,— приказывает он себе.— При резком выводе самолет может разрушиться от перегрузок…»
Руки налились тяжестью. В груди неприятный холодок сомнения: а вдруг не выдержит крылатая машина? Скорее! Скорее! Ведь уже близко земля. Штурвал вот-вот вырвется из рук. Секунда, другая, третья… И вдруг разом заурчали моторы. Взгляд устремился на прибор, высоты: семьсот метров!
Прожекторы, зенитки, многочисленные вспышки рвущихся снарядов уже позади. Впереди большой и трудный путь обратно.
«Разве ждали нас фашисты в Берлине? Нет, не ждали. А мы пришли!» — думает с удовлетворением Ищенко.
Самолет идет вверх хорошо. Высота семь тысяч метров. Приборы не работают, и неизвестно, сколько осталось в баках горючего. Но снижаться нельзя, ведь после такой передряги моторы могут отказать в любую минуту. Только в высоте сейчас гарантия.
Опытный штурман вывел самолет точно на аэродром, В конце пробега машина заскрежетала колесами, остановилась. Оказалось, что осколок снаряда повредил тормозной * диск колеса. Из-под раскромсанных капотов стекало струйками на землю масло. Посадочные щитки светились рваными дырами…
За мужество и отвагу майору Николаю Александровичу Ищенко присвоено звание Героя Советского Союза.
