Шесть лет назад, в пятом номере за 1979 год, в «Уральском следопыте» была опубликована фотография: совсем юный солдат отбивается от нападения… петуха. Под снимком была помещена и небольшая заметка из которой следовало, что сюжет не инсценированный, что фотография настоящая, фронтовая даже…
Сегодня мы печатаем документальный очерк об этом курьезном случае из фронтовой жизни, а вернее — о юном герое Великой Отечественной войны четырнадцатилетием младшем сержанте Толе Якушеве,
Однажды случился с Толей Якушевым форменный конфуз. Произошло это уже в Чехословакии. Там находилась Челябинская бригада Уральского добровольческого танкового корпуса.
В те дни Толику Якушеву заказали в мастерской новое обмундирование — пилотку из тонкого сукна, настоящий офицерский китель и синие, тоже суконные брюки на манер генеральских с лампасами.
Портной был доволен и Толей и своим мастерством. Сколько за войну он сшил шинелей, гимнастерок для солдат и офицеров, а вот для пацана впервые пришлось шить обмундирование.
Одобрил новую форму и ординарец комбрига:
— Отлично, Толя! Такой формы не только в нашем корпусе, может, на всем фронте нет!
Жалко, что Толя не мог показаться комбригу Михаилу Георгиевичу Фомичеву — его в этот день в бригаде не было. Плохо еще и то, что время позднее, скоро отбой.
Встал он рано, до подъема, и чтобы не разбудить чуткого на всякие шорохи ординарца, взял свое старое и новое обмундирование и вышел в коридор. Там он открутил от старой гимнастерки орден Красной Звезды, гвардейский значок, отцепил медаль «За боевые заслуги», старательно прикрутил все свои награды к новому кителю. Приделал погоны. Надел новую форму, сунул пистолет в карман ц вышел на улицу.
Немного постоял у ворот, раздумывая куда пойти. Решил идти в политотдел, там лейтенант по фамилии Чиж, фотограф бригады, всегда рано встает.
Толя улыбался, настроение у него было светлое, он представлял, как все удивятся, увидев его в новой форме.
Во дворе на обычном месте стояла «Коломбина», высокая с маленькими окнами по бокам политотдельская машина. Машину подарил политотделу секретарь челябинского обкома партии. Она своим ходом дошла до Берлина и до Праги. Про шофера, дядю Ваню Смелых, хозяйственного, всегда аккуратного, девушки из штаба шутливо пели:
— Смелого пуля боится. Смелого штык но берет!
Во дворе дяди Вани не было, наверное, еще спал. А в машине уже кто-то был, слышался стрекот пишущей машинки. Потом Толя в окне увидел Николая Григорьевича Чижа; тот посмотрел, кто ж в такую рань заквился.
По двору ходили Куры и яркий, оранжево-красный с зелеными переливами петух — расфуфыренный щеголь с большим свалившимся на бок гребнем, со шпорами. И вдруг с кудахтаньем, нахохлившись, пригнув голову, петух стремительно бросился на Толю. Мальчишка отпрянул схватился за пистолет, но раздался крик Чижа:
— Толик, не смей! Нельзя стрелять!
Рука Толи застыла в кармане, он отступил в дальний угол двора, а петух кидался на него, топтался на месте и снова кидался. Толя глядел по сторонам, искал какой-нибудь камень или палку, но у чехов во дворе всегда чисто выметено. Мальчик совсем растерялся.
На выручку выбеятл Чиж:
— Толя, я его сейчас! Нельзя стрелять!
Но петух мощно взлетел и оказался на загривке у Толи, и до того, как его схватил Чиж, успел раза два долбануть мальчишку в темя.
Николай Григорьевич Чиж схватил петуха за ноги, вниз головой сильно потряс на весу и отбросил в сторону — мол, иди себе. Петух как ни в чем не бывало, гордо держа голову, отряхнулся, расправил перья и направился к всполошившимся курам, заходил вокруг них кругами.
А младший сержант Толя Якушев, потирая темя, чуть не плакал от обиды, от того, что пришлось отступить от какого-то петуха, что испугался и это все видели и теперь засмеют.
Толя не поднимал глаз на танкистов, а те галдели:
— Думаю, тревога, что ли? Даже оружие схватил!
— А мне показалось — немцы. Гитлер из мертвых восстал и ведет на нас фрицев! Оборону занимать надо!
— Во-во! Все что-то думали, а тут сражение с петухом идет.
Чиж уговаривал мальчика:
— Неразумная птица, а ты сразу за пистолет…
— А чего он кидается! Что я ему — фашист?
— С фашистом ты бы справился, а от пети потерпел поражение,— шутил дядя Ваня Смелых.
Чиж продолжал:
— Я увидел тебя в окно, такого щеголя, думаю, — сейчас чикну, взял фотоаппарат, выхожу, а тут такое… И знаешь, все-таки я успел чикнуть. Кажется, попали вы в кадр. И ты и петух.
Только этого не хватало, чтоб потом вся бригада смеялась, огорчался Толя. Чиж может и в газету написать, и снимок туда даст. Теперь от солдатского смеха нигде не скроешься. Еще и трусом назовут. А трусливым он никогда не был, это все могут подтвердить. Получается, что зря он не застрелил птицу, он бы не промазал.
…Толя на фронте с сорок второго года. Тогда в их деревне, в Тульской области, проходила линия обороны. Тогда он и старший брат — отец и другие старшие братья были на фронте, мать умерла от тифа — пришли к красноармейцам и помогали им чем могли, как вестовые, посыльные. Толя в разведку в тыл к немцам ходил. Дошел с пехотной частью почти до Киева, а потом его в Курское суворовское училище отправили еще с одним мальчишкой. Старшего брата Николая оставили в части.
В, Курском суворовском мальчишкам не понравилось, оно еще только организовывалось ничего не было — ни еды, ни одежды, ни помещения. Решили ехать в Москву, там суворовское должно быть лучше. Только в Москве они никакого училища не нашли и друг друга потеряли.
Куда податься? Где пристроиться? Толя знал одну дорогу — опять на фронт. На одном из московских вокзалов пробился к воинскому эшелону, попросился, чтоб взяли в вагон.
— Вы не бойтесь, я все умею. Я вам полезный буду.
— Что, же ты умеешь?
— За кипятком сбегаю. На фронте в разведку пойду.
—Неужели был на фронте?
— Ага-а!
Доехал Толя до Брянских лесов, где после тяжелых боев на Орловско-Курской дуге на переформировании находилась Челябинская добровольческая танковая бригада.
Комбриг, обходя строй прибывших солдат, на фланге увидел мальчишку.
— Это тоже пополнение? — спросил строга
— Так точно, товарищ подполковнйк! — ответил Толя по уставу.
— На фронт пора! Да, надо на фронт, иначе мы тут таким вот пополнением обрастем,— сказал комбриг Фомичев сопровождавшим его начальнику штаба и замполиту, а Толе сказал: — После построения придешь в штаб.
Там он расспрашивал, где родители, откуда он родом. Вот тогда и выяснилось, что они, и Толя и комбриг, земляки, оба тульские, Фомичев хорошо знал Толину деревню Литвинове, не раз бывал в ней. .
— Хотел отправить тебя в тыл, да ладно, оставайся,— пожалел мальчишку Михаил Георгиевич.— Будешь моим адъютантом.
Он выполнял разные поручения командира, в обороне, на марше, когда надо было ехать в штаб корпуса, Толя его сопровождал, а если бой, то «адъютанта» Михаил Георгиевич отправлял в медсанвзвод, помогать врачам. Там Толя подносил что мог, раненых кормил, носил воду, дрова. Во время уличных боев во Львове, когда немцы могли с любой улицы просочиться к медсанвзводу, с автоматом охранял раненых и врачей. Но больше всего ему нравилось бывать у разведчиков, у него там было много друзей. Александр Ярошенко из города Копейска обещал научить играть в футбол. Ярошенко погиб весной сорок четвертого. Толя тогда не удержался, заплакал, когда его хоронили. Еще был Михаил Шевченко, он автомат легкий мальчику подарил, его послали учиться на офицера уже из Германии. Почти со всеми разведчиками дружил, но в разведку они его не брали. Обычно собирались на задание поздно вечером, Толя просит его взять, а ему в ответ:
— Тебе спать надо.
А ему хотелось совершить подвиг, получать награду, медаль или орден или уж ранили бы, что ли, тогда можно было бы носить нашивку о ранении, а то на гимнастерке долгое время был только гвардейский значок.
И вот однажды на территории Германии бригада получила короткий отдых. Остановились тогда в большом немецком селении. Танкисты приводили все в порядок, ремонтировались. В бригаду приехал командир танкового корпуса генерал Белов:
— Показывай, чем занимаются твои мотострелки,— сказал он Фомичеву.
Фомичев повел генерала на другой край населенного пункта. Толя, как адъютант, тоже пошел с ними. А, в это время в бригаду приехал командующий 4-й танковой армии, в которую входил Уральский добровольческий танковый корпус, строгий генерал Лелюшенко. Ему сказали, где комбриг; и Лелюшенко тоже пошел к мотострелкам. Он всегда ходил с охраной, быстро и уже почти догнал Фомичева и Белова, был, может быть, метрах в ста от них. И вдруг из-за угла большого дома выскочил заполошный немецкий офицер. То ли солдаты наши его спугнули, то ли в засаде сидел — были такие у фашистов бешеные одиночки,— он полоснул очередью из автомата по советским командирам. По очередь прошла над головами. Никого не задела.
Впереди шел Белов, он выстрелил из пистолета и тоже промахнулся. Фомичев был за генералом, стрелять ему было несподручно. Толя шел сбоку, второй выстрел но фашисту был его, и мальчик не промазал.
Произошло все это в считанные секунды. Генерал Лелюшенко издали все отлично видел. Когда подошел, то сказал строго:
— Без охраны ходите, как у тещи на именинах. Наказывать вас надо, да уж ладно, легко отделались. Считайте, этому юному снайперу вы жизнью обязаны. Как зовут тебя, ефрейтор?
Вот тогда и наградили его орденом Красной Звезды. Лелюшенко наградил. Про подвиг узнали не только в бригаде, но и в корпусе и в танковой армии. Некоторые даже говорили, что он Лелюшенко спас. Солдаты всегда умеют прихвастнуть, если это не про себя.
Однажды Толя возразил:
— Подумаешь, одного фашиста убил!
— Ну, брат, ты уж загордился! Если бы каждый солдат убил одного фашиста, война бы давно кончилась.
А генерал Лелюшенко всякий раз, когда приезжал в бригаду, если видел Толю, обязательно что-нибудь спрашивал или шутил:
— Как служба боевая идет? Бьем фашистов? Ты что-то плохо растешь!? Повар, что ли, плохо кормит?
— Никак нет, товарищ генерал! Он меня первым зовет пробу снимать!
А однажды генерал спросил:
— Толя, ты все еще ефрейтор?
— Так точно, товарищ генерал!
— Присвоить ему очередное звание! — сказал Лелюшенко Фомичеву. .
Комбриг с удовольствием написал приказ: ефрейтору Якушеву присваивается звание младшего сержанта, и Толя прикрепил лычки к погонам.
…Но, пожалуй, больше мальчика огорчилась хозяйка злосчастного петуха. Она жестами показывала, что отрубит ему голову, сварит и пригласит всех кушать. Но бойцы замахали руками: мол, не надо так делать, пусть живет птица. Тогда хозяйка принесла длинную крепкую бечевку, привязала петуха к столбику и больше не отпускала.
Ободрил и Николай Григорьевич Чиж:
— Понимаешь, он у нас только на чужих бросается, тебя, наверное, не признал в новой форме. Может быть, хозяева его готовили от фашистов защищаться, потому он такой злой, или еще порода бывает петушиная бойцовская… А стрелять ты не имел права, он хозяйский…
А снимок, как юный гвардеец убегает от петуха, получился…
Сейчас Анатолий Григорьевич Якушев живет в Москве, работает на заводе, у него двое взрослых детей.
