Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

Поправка к географии
Имя первой в мире (оговоримся: из известных) полярной путешественницы… было до недавнего времени довольно широко известно из книг и кинофильмов. Еще в 1929 году его ввел в обиход исследователь Арктики Н. И. Евгенов, участник экспедиции Б. Вилькицкого 1913 года. С 1941 года и поныне на всех картах мира глубоко вдающийся в восточное побережье Таймыра залив обозначается как «Бухта Марии Прончищевой».
В Якутии до сих пор бытует трогательная легенда о случайном знакомстве молодого лейтенанта русского флота, командира Лено-Хатангского отряда Великой Северной экспедиции Василия Прончищева с Марией — якобы дочерью высланного в далекий край дипломата, об их пылкой любви, героическом плавании во льдах и трагической гибели.
Исследователи решили проверить легенду, выяснить подробности биографии нашей славной соотечественницы.
В прошлом году в результате кропотливых архивных историко-краеведческих поисков удалось установить, что с легкой руки известного полярника на карты вкралась ошибка. Мария оказалась… Татьяной Федоровной с девичьей фамилией Кондырева. Заодно была восстановлена и репутация картографов Б. Вилькицкого, которые не знали, да и не могли знать имени Прончищевой (в подлинных дневниках Великой Северной экспедиции она именуется более чем скромно: «Жена командира»), а просто-напросто на карте против мыса у входа в неизвестную бухту подписали «М. Прончищевой». Лишь в 1921 году сотрудники экспедиции Н. И. Евгенова сделали надпись на кресте над могилой супругов «Памяти славного Прончищева и его жены Марии», чем довольно своеобразно «обновили» стершиеся строки, истолковав, видимо, сокращение «М» не как «мыс», а как русское имя.
Если о Марии не было известно практически ничего, то биография Татьяны, хотя бы в самых общих чертах, начинает проявляться. Родилась она в центре России, в сугубо сухопутном селе Березово Алексинского уезда Тульской губеомии. Отец — потомственный кораблестроитель — перевозит семью в Кронштадт. Здесь Татьяне и суждено было связать свою судьбу с «лучшим штурманом Кронштадта» Василием Васильевичем Прончищевым, кстати тоже туляком по рождению.
Полтора года ушло на подготовку экспедиции. Наконец, молодая чета и еще 50 участников на дубель-шлюпе «Якутск» спустились по Лене, вышли в открытое море и поплыли на запад,, к неизвестным берегам. В устье реки Оленек пришлось зазимовать, а весной, когда стало возможным движение, заболел цингой командир. Тем не менее Прончищев принял решение продолжать путь, и, лишь дойдя почти до северной оконечности Таймыра и всей Евразии, команда вынуждена была из-за сплошных льдов повернуть обратно.
К тому времени Василий уже не вставал и передал свои обязанности штурману Семену Челюскину. Татьяна не отходит от постели мужа, но помочь ему уже не может. 26 августа 1736 года он, не приходя в сознание, скончался. Татьяна, по некоторым сведениям тоже заболевшая цингой, продолжает плавание, везет тело мужа ближе к обитаемым берегам и лишь 6 сентября хоронит его в устье Оленька. Спустя шесть дней «убитая горем», как записано в журналах, Татьяна умирает. Высокий берег на Крайнем Севере и поныне увенчан крестом с двумя перекладинами и памятной надписью, которую нужно теперь исправить.

Амурская амазонка
Спустя более чем столетие другая молодая женщина пускается  странствия, опять же сразу после свадьбы. Девятнадцатилетняя смолянка Катерина Ельчанинова, мелкопоместная дворянка по происхождению, выпускница Смольного института благородных девиц, красивая, начитанная, знавшая языки и любившая музицировать, 16 апреля 1851 года выходит замуж за морского офицера, неказистого и сурового 36-летнего Геннадия Ивановича Невельского, назначенного к тому времени на Дальний Восток.
Геннадий Иванович рассчитывал пробыть на охотском побережье не больше полутора лет и предлагал жене не ехать в «дикие края». Но Екатерина не допускала и мысли об этом, слушая рассказы о предстоявших трудностях. «К счастью, я не трусиха и храбрая амазонка»,— весело писала она родным на Смоленщину.
14 мая 1851 года Невельские отбыли на восток, где им суждено было пробыть целых пять лет. Сначала — в экипаже, затем — в лодке по Лене, а от Якутска — уже верхом по так называемому Охотскому тракту, который и бывалые-то путники едва выносили. Эту тысячу верст — по топям и ледникам, среди комаров и гнуса — Екатерина выдержала с честью, впервые заболев лишь перед самым Охотском. Геннадий Иванович пытается настоять на возвращении жены, но… Впрочем, вот как сама она пишет:
«Я была бы самая низкая, если бы осталась сидеть спокойно под защитой, в то время, как мой муж рисковал бы своей жизнью при борьбе за свою честь и за «есть отечества. Борьба между нами продолжалась несколько часов; но я вышла победительницей и до конца следовала за мужем».
«Хозяйка залива Счастья» — так называется единственная книга о Невельской. Многими еще эпитетами наградили Екатерину Ивановну благодарные поселенцы низовьев Амура.
Екатерина Ивановна сдружилась с нивхами, научилась понимать их язык. Женщины-аборигенки стали приходить к Невельской с просьбой научить их выращивать картофель, подстригаться, мыться.
Надо признать, что не без облегчения восприняла Екатерина Ивановна весть о возвращении в Петербург, но жизнь в «России», как тогда говорили, быстро стала ее тяготить. Последние двадцать лет жизни жены (с 1874 года — вдовы) адмирала Невельского не отмечены чем-либо особо интересным, за исключением одного: она переписала и издала записки Геннадия Ивановича.

Скорбный дневник
Коренная сибирячка, дочь прачки Мавра познакомилась с сосланным в Иркутск за участие в восстании 1863— 1864 годов поляком Яном Доминиковичем (Иваном Дементьевичем) Черским, снимавшим у них комнату.
Первой экспедицией для Мавры Павловны Черской стала Байкальская ее мужа.
1885 год стал знаменателен для Черских: Иван Дементьевич был полностью амнистирован, и они смогли выехать в столицу. Работа в Петербурге была интересная, но Черский принимает предложение Академии наук практически в одиночку отправиться на Крайний Север. С Маврой он даже не стал спорить: она решительно заявила о своем участии в качестве зоолога. Двенадцатилетнего Александра тоже решили взять с собой.
Петербург — Омск — Иркутск — Якутск — Верхнеколымск. Это было преддверие основного пути. Здесь семья зимовала девять месяцев.
Весной стали готовиться к сплаву по реке до Нижнеколымска. Черский не вставал, нужного сердечного лекарства — наперстянки — достать не смогли. «Я радуюсь, потому что успел познакомить жену с целью моих исследований и подготовить ее настолько, чтобы она смогла сама после моей смерти закончить экспедицию»,— с этими словами, сказанными Иваном Дементьевичем местному священнику, 31 мая 1891 года его осторожно переносят в лодку.
Начинается героическое плавание, открывается путевой дневник — скорбная хроника четырех недель. Сначала Черский ведет записи сам, а с 20 июня — диктует жене. С десяти утра и до позднего вечера велись наблюдения. Отправляясь для обследований на берег, Мавра перекладывала заботы об умирающем муже на сына. На рассвете 25 июня Ивана Дементьевича не стало.
Вдова — теперь уже начальник экспедиции — вместе с сыном успешно довели до конца самое крупное по протяженности и результатам путешествие Черского.
Вот, пожалуй, и все, что успела сделать для науки Мавра Павловна, хотя прожила она еще почти полвека. Но и годы жизни в Витебской губернии у родственников Черского не прошли даром: она сумела дать образование сыну, который блестяще окончил столичную гимназию, затем физико-математический факультет университета и стал видным ихтиологом-исследователем Дальнего Востока. Жена его — Мария Николаевна Черская, как бы переняв эстафету у свекрови, исходила с ним дебри уссурийской тайги, участвовала во всех его трудах и экспедициях, кроме последней на Командорские острова, где Александр Черский трагически погиб. Уже в советское время якутские краеведы отыскали Мавру Павловну, и она написала прекрасные воспоминания…

К сердцу Азии
Рассказывая о семье Черских, мы умолчали о человеке, который был первым наставником Ивана Дементьевича в науке еще в Омске и который позже принял от последнего дела по Географическому обществу в Иркутске. Этим человеком был русский путешественник, географ, этнограф, публицист и фольклорист Григорий Николаевич Потанин. Достойное место на той же странице Большой Советской Энциклопедии занимает его жена Александра Викторовна Потанина — одна из первых русских женщин-этнографов, членов Русского географического общества, удостоенная за свои научные труды золотой медали, литератор и художница, посвятившая много лет странствиям по Сибири, Монголии, Тибету и Китаю.
Все двадцать лет, отведенные им для совместной жизни, прошла, проплыла, проехала Александра вместе с Григорием рука об руку, прожила достойно. Описание путешествий Потаниной заняло бы слишком много места. Отметим лишь, что она приняла участие в четырех крупнейших отечественных экспедициях по наиболее глухим и таинственным районам Центральной и Восточной Азии, оставила прекрасные по литературному стилю и художественному оформлению заметки, рассказы и очерки, среди которых «О китайской женщине», «Театральные представления и религиозные празднества в Китае», «Монголия и монголы», «Среди широнголов», «Тибет», «Буряты». Последний очерк — «1100 верст на носилках» — создан в период Сычуанской экспедиции, в которую Александра Викторовна отправилась больная, тщательно скрывая свое состояние от мужа. Сквозь узкую щель между занавесками крытых носилок делала она зарисовки. Умерла Александра Викторовна в лодке на реке Янцзы. Григорий Николаевич доставил ее в Россию и похоронил в Кяхте.

Путь дружный и долгий
Елена Ивановна родилась 12 февраля 1879 года в Петербурге в семье архитектора И. Шапошникова. Отец рано умер, и они остались вдвоем с матерью — внучатой племянницей М. И. Кутузова. В имении родственников в Бологом прошла значительная часть детства Елены Шапошниковой. К хозяину — князю А. Путятину, известному археологу и коллекционеру — часто наведывались ученые, художники, музыканты. Но светские разговоры ее не увлекали, и она большую часть времени занималась самообразованием, благо в доме была обширная библиотека. Именно здесь в один из летних дней 1899 года она познакомилась с 24-летним художником Николаем Рерихом. А через два года они отправились в совместный путь, дружный и долгий.
«Другиней, спутницей, вдохновительницей» называл Елену Ивановну Николай Константинович. Она дала жизнь двум сыновьям: Юрий стал лингвистом, ученым-востоковедом с мировым именем, Святослав — архитектором, художником, естествоиспытателем, общественным деятелем.
Наблюдения пути, чтение древних книг, беседы с философами и духовными лицами в отдаленных монастырях — все это осмысливалось в тихие утренние часы. Будучи директором-основателем Института гималайских  следований «Урусвати» (в переводе «свет утренней звезде», так называли индийцы и саму Елену Ивановну), она размышляла: «Станция должна развиваться в город Знаич. Мы желаем в этом городе дать синтез научных достижений. Потому все области наук должны быть впоследствии представлены в нем. И так как знание имеет своим источником весь Космос, то и участники научной станции должны принадлежать всему миру, и как Космос неделим в своих функциях, так и ученые всего мира должны быть неделимы в своих достижениях, иначе говоря, объединены в теснейшем сотрудничестве».
В Скандинавии и Америке, в Центральной Европе и в Индии Рерихи не только не порывали с Родиной, но всюду и во весь голос пропагандировали русскую историю и русскую культуру, внимательно читали советскую прессу, вели борьбу за мир и дружбу народов, вносили посильный вклад в фонд обороны в годы Великой Отечественной войны. В мае 1946 года, в период подготовки к возвращению в СССР , которому помешала лишь внезапная смерть Николая Константиновича, Елена Ивановна писала: «Любите нашу страну, любите ее героический народ». Завет родителей выполнил Юрий Николаевич: после кончины матери переехал в 1957 году в Москву, привезя с собой полотна отца, брата и множество научных материалов. Святослав Николаевич живет и работает в дружественной нам Индии, поддерживает тесные контакты с Академией наук и Академией художеств СССР, бережно хранит память о Елене Ивановне, о тех детских годах, когда она любила привозить сыну уральские самоцветы, хранит обширный архив ее, который — заметим — еще ждет внимательных исследователей.

…Немало времени пробежало. Много вершин покорили с тех пор и женщины и мужчины. Вот и шестеро девочек-уралочек из секции горного туризма УПИ шагают по ледниковым перевалам Алтая (мы встретили их позапрошлым летом, идя по маршруту Рерихов). Вот и семеро женщин-лыжниц (почти все научные работники) из команды «Метелица» готовятся, как сообщила «Литературная газета», к очень сложному походу. И пусть им — и всем остальным, каждой на своем пути — однажды приснятся их предшественницы. Те самые-самые первые и поэтому самые дорогие.



Перейти к верхней панели