Давно разбежалась по своим делам ребятня, тихо в гулких коридорах. Потемнели сумерками окна, а мы с Диной Александровной Пьянковой все не уходим из школьного музея…
Перед встречей я, признаться, подумывал: «О последнем бое ефрейтора Григория Кунавина известно, кажется,
все. В самый разгар атаки получил он команду подавить вражескую огневую точку, которая не давала нашим бойцам выбить фашистов из деревни Герасимовичи. Истратив весь боезапас и видя, что наступление роты вот-вот захлебнется, раненый боец бросился вперед и закрыл телом амбразуру дзота. Польские крестьяне занесли его имя в список почетных граждан деревни Герасимовичи, и сегодня гранитная стела высится на том месте, где июльским днем 1944-го он сделал шаг в бессмертие. Герасимовичская школа, также как и школа № 60 в Каменске-Уральском, носит имя нашего земляка, Героя Советского Союза Григория Павловича Кунавина… Ну что нового о подвиге сорокалетней давности могут разузнать ребята, да еще живущие за многие тысячи километров от того места, где пал смертью храбрых уральский железнодорожник?»
Ответ на свой вопрос я получил в первые же минуты разговора с преподавателем истории 60-й школы, организатором школьного музея Д . А. Пьянковой:
— Вряд ли можно установить новые подробности гибели Кунавина. Да и не ставим мы перед собой такой цели… А вы никогда не задумывались, почему мы обычно так жадно вчитываемся в биографии людей, свершивших что-то незаурядное? Учимся жить? Или тайком, ото всех сравниваем свое бытие с их судьбами и мучаемся вопросом: а смог бы и я так же, как он? Там, у Герасимовичи, был, если хотите, звездный час Григория Кунавина. Шел он к нему всю жизнь. Заметьте, на дзот бросился не восемнадцатилетний юноша, у которого еще, может быть, не так развито чувство опасности, а сорокалетний боец, служивший в армии еще до войны, побывавший за три ее года в разных переделках. Такой шаг не мог быть случайным. Он был, современным языком выражаясь, запрограммирован характером, образом жизни Григория Кунавина. Вот и решили мы с ребятами по отдельным деталям, штрихам проследить его путь к подвигу…
Григорий стряхнул с себя остатки дремы, потянулся, упруго спрыгнул с телеги и зашагал рядом с утопающим в дорожной пыли колесом.
Правивший лошадью старик оглянулся:
— Отоспался? Ну-ка, Гриня, расскажи, как служилось тебе в Красной Армии? По обличью видать — не худо… Знать-то, харч ноне у служивого люда подходящий. А вот, помню, мы с твоим батькой в империалистическую…
Григорий слушал говорливого старика вполуха. Он и сам прекрасно помнил, как пришлось им в свое время горе мыкать. Отец, Павел Васильевич Кунавин, плотником был знатным. Но в родных местах работа отыскивалась не всякий раз. И приходилось ему шагать за много верст от родной деревни Байны, что неподалеку от Богдановича, в поисках подряда. Это называлось «ходить по найму».
Гриша рос «большаком», старшим из пятерых детей. И когда в 1916 году Павла Васильевича забрили в солдаты и угнали в Галицию, тринадцатилетнему Григорию пришлось брать в руки отцовский топор, чтобы прокормить семью. Тогда, ставя вместе с артелью пятистенки зауральским богатеям, приучился Григорий работать до седьмого пота, до кровавых мозолей, до ломоты в костях. И не только куска хлеба ради. Надо было держать кунавинскую марку: Павел Васильевич слыл среди земляков работником на редкость добросовестным.
…Телега уже скрипела по деревенской улице. Григорий не выдержал, подхватил котомку, зашагал все быстрее и быстрее. Побежал. Вот и знакомая изба. Резко взвизгнула калитка. Тихо ахнула, глазам своим не веря, возившаяся у сараюшки мать. На крылечке дома — жена Катя.
Жизнь покатилась по привычной колее. В том же 1927 году стал Григорий Павлович коммунистом. Работу ему предложили в сельском Совете (три класса начальной школы, которые закончил Кунавин еще до революции, были по тем временам образованием немалым). Григорию доверили хранить самое большое богатство деревенского товарищества — семенной фонд. Про Кунавина односельчане говорили: «Не только чужого не возьмет, а с себя последнее отдаст. А время было бурное. Самыми употребимыми словами стали «коллективизация», «индустриализация», «Магнитка», «пятилетка». Кунавины одни из первых в деревне подали заявление в колхоз. Целыми днями Григорий ходил по дворам, агитировал крестьян последовать его примеру.
А вечерами жадно впитывался в строки газетных сообщений о новостройках Урала. Вырастал завод заводов — Уралмаш. И совсем рядом, в некогда заштатном поселке Каменском, уже вбиты колышки на строительной площадке будущего Уральского алюминиевого завода, вот-вот выдаст первую продукцию Синарский трубный. На таких стройках плотник — первый человек.
В чулане у Кунавиных лежал без дела плотницкий топор с отполированным отцовскими и Гришиными мозолями топорищем. А тут еще областной комитет партии призвал добровольцев на строительство железной дороги Свердловск — Курган. И Григорий решился.
…Парторг железнодорожного узла выглядел не то усталым, не то больным.
— Ну, как, Григорий Павлович, отдохнул после работы в колхозе?
— Да не шибко мы там и притомились. Дело привычное,— Кунавин присел на край скамейки.
— Шибко не шибко, а пришло нам письмо,— парторг зашелестел бумагой.— Правление колхоза деревни Борисово, партийная ячейка сообщают, что приезжавший на помощь плотник Кунавин работал в поле с пролетарской самоотверженностью, вскапывал за смену восемь соток… Так что принимай, Григорий Павлович, крестьянское спасибо… Но я тебя не за тем позвал.
Парторг словно в нерешительности прошелся по кабинету.
— Как смотришь, если мы тебя поставим пекарней командовать? — и не дав Кунавину возразить, продолжал: — Знаю, знаю, что ты сейчас скажешь. Ты — классный плотник, а хлеб печь — бабье дело. Все верно. Но пойми, Григорий Павлович, муку нам сейчас в пору по горсточкам считать… Не хватает хлеба на стройке. А его
разворовывают… За три года узнали мы тебя как честного коммуниста. Так что работу в пекарне рассматривай как партийное поручение. Пока ты топором махал, от тебя в какой-то степени зависело, выполнит бригада план или нет. А вот как ты в пекарне управишься, теперь зависит — выйдут сотни людей на работу сытыми или голодными… Чуешь разницу?
Кунавин быстро навел порядок в пекарне. Вскоре, учитывая приобретенный «опыт» работы в торговле, направили его в магазин. Избрали секретарем партийной организации отдела рабочего снабжения станции Синарская. Снова не у дел оказался плотницкий топор Григория Кунавина… Но не упускал он случая наведаться в бригаду, узнать, как живут товарищи.
Вот рассказ бывшего бригадира плотников, пенсионера Ивана Николаевича Елфимова:
— Как-то отправили меня в долгую командировку. В бараке на станции Синарская, где семья моя осталась, случился пожар. Сгорело все. Возвращался домой, а дома-то и не нашел. Иду по улице, словно ослепший и оглохший. Вдруг кто-то трогает меня за рукав. Гляжу — Гриша Кунавин. Он прежде у меня в бригаде работал. «Слышал,— говорит,— Иван, про твое горе». Я было отмахнулся. Но Григорий руки не выпускает. «Слезы тебе вытирать не собираюсь».
Привел Гриша меня к себе домой. Достает из сундука новый, не надеванный еще костюм: «Роста мы с тобой одного, впору будет».
Никто из нас, наверное, не прочь доброе дело для другого сделать. Только добро добру рознь. Если оно тебе ничего не стоит — ему одна цена. И совсем другая, если человек с тобой делится последним. В то время хороший костюм справить — что сейчас машину купить. Мануфактуру по карточкам выдавали.,. А отрезами премировали лучших стахановдев. И Грише костюм потом достался.
Такой уж был человек. Не для себя жил. Для людей.
Воробей нехотя выпорхнул из-под самых ног, уселся в двух шагах от тропинки, сердито косясь на прохожего. Но Кунавин и не заметил рассерженной птахи. Всего четыре месяца, как началась война, а как изменилось все кругом… На перроне на фронт провожают новобранцев. Гремит оркестр: «Вставай, страна огромная…»
И в такое время сидеть в подсобке, пересчитывать куски мыла и пачки махорки?,. Ему, здоровому мужику, обученному воину-связисту! Кунавин в сердцах сплюнул. Как смотреть в глаза бабам, отправившим мужей на фронт? Он же для них тыловая крыса, которая прячется от войны за мешками с крупой…
…Кунавин рванул дверь кабинета секретаря узлового парткома. Сергей Николаевич Петрикевич глянул на пришедшего из-под бровей:
— Доволен? Ответ из Москвы пришел на твое письмо. От Михал Иваныча Калинина. Нашел ведь кому жаловаться, что на фронт не берут!.. Эх, Гриша…— устало махнул рукой секретарь.— Пиши заявление на партком. На днях соберемся, будем решать, кого включить в отряд уральских коммунистов-добровольцев. Заявлений уже много, но может, повезет тебе — разбронируем.
Кто из ветеранов может похвалиться, что фронтовые дороги прошагал легко, без потерь? Трудной была и военная судьба Григория Кунавина. Боевое крещение получил под Москвой. В первом же бою своей рукой убил трех фрицев. Но и сам был ранен. Наскоро подлечившись, вернулся в строй. При политуправлении армии были организованы курсы партийных работников— откомандировали туда и Кунавина. После их окончания прибыл ефрейтор Кунавин в 1021-й стрелковый полк 307-й Новозыбковской дивизии. Вместе с ее бойцами участвуя в Белорусской наступательной операции, вступил Григорий Павлович Кунавин на землю порабощенной фашистами Польши. Однажды под вечер вышла его рота на берег речушки Сидры, которая лениво несла свои белесые воды среди огородов и полей. Неподалеку темнели хатенки деревни. «Герасимовичи»,— прочел Кунавин ее название на оперативной карте…
…Кунавина и других бойцов, погибших при Герасимовичи, схоронили на месте немецкого дзота. За несколько километров таскали на себе камни польские крестьяне, чтобы украсить могилу героев монументом. Бойцы дали прощальный салют и пошли дальше, к Берлину.
И незримо шагал рядом с ними в боевом строю коммунист Кунавин. Поднимал людей в атаку, воодушевлял на подвиг. В одном из сентябрьских номеров «Фронтовой газеты» рассказывалось о том, как живет и воюет вторая стрелковая рота, которую стали называть кунавинской. Младший сержант П. Величко рассказывал в ней о том памятном бое:
«В деревне Герасимовичи немцы семь раз в контратаку ходили с самоходными орудиями. Шесть контратак мы отбили. Кончились у нас гранаты, магазины пустые — все! Седьмой контратакой выбили нас немцы из деревни. Мы на двадцать метров отошли, а как только поднесли боеприпасы,— еще даже команду подать не успели,— рота поднялась. У нас раненые были, контуженые, так и те в атаку пошли… Парторг Кунавин погиб геройской смертью. Не бывать же немцам на земле, где он кровь пролил! Взяли деревню… А совсем недавно бойцы нашей роты на том берегу плацдарм держали. Восемь нас было, а враги нас боялись. Двое суток в болоте, без еды,— нелегко: Но бойцы нашей роты от трудностей не бегут».
…Если прямо с крыльца школы шагнуть в темную зелень дворов, в пьянящий запах сирени, пройти между старой постройки домами метров двести, то окажешься на небольшой улочке. Там, где вбегает она тихим ручейком в бурный поток центрального в Каменске-Уральском проспекта, носящего имя Победы, высится гранитный постамент. Замер на нем солдат в каске и развевающейся плащ-палатке, с автоматом в руке. В разгар жаркого боя опустел его диск. Кончились гранаты. И солдат выбрал единственное… Сейчас он сделает шаг, другой и бросится грудью на ствол изрыгающего смерть вражеского, пулемета.
И я, наглотавшись свинцового ветра,
Упал не назад, а вперед,
Чтоб лишних сто семьдесят два сантиметра
Вошли в завоеванный счет!
Подвиг Григория Кунавина и сегодня воспитывает патриотов. На его примере учатся юные любить Родину, быть ей верным до последнего вздоха. Члены школьного музея здесь, у памятника Герою Советского Союза Г. П. Кунавину, в начале каждого учебного года проводят урок мира. Лучшая комсомольско-молодежная бригада Каменск-Уральского металлургического завода зачислила Григория Павловича Кунавина в свой состав, и ежемесячно ребята перечисляют в Советский фонд мира заработную плату героя.
Солдат по-прежнему охраняет мир на земле. Мир, ради которого отдал он свою жизнь сорок лет назад.
