Одну из самых увлекательных страниц прикладного искусства Урала занимает ювелирное дело. Каждая крупная республиканская или союзная выставка количеством имен и оригинальностью произведений доказывает это. Поэтому вполне закономерна организация выставки двух лучших наших ювелиров Храмцова и Устьянцева в Москве в 1984 году. Об одном из них, о Леониде Федоровиче Устьянцеве, пойдет речь. .Внешне этот седой лукавый человек чем-то напоминает талантливых мастеровых из бажовских сказов. Недаром на многие украшения Устьянцева вдохновило творчество П. Бажова. Однако родство это не только внешнее. Оно проявляется в неторопливом разговоре, в простом и мудром изложении принципов собственного творчества. В добродушном взгляде его темных, чуть хитроватых глаз всегда сквозит еле заметная улыбка, следствие замечательного чувства юмора, которое так свойственно людям открытым, широким и воспринимающим свой талант просто и естественно.
А так ли уж это просто — талант? Что же он такое?
Спор об этом ведется не одну сотню лет. «Искра божья»,— говаривали в старину. «Талант— это только огромное терпение,— довольно прозаически заметил А. Франс. Наиболее подходит для уральского ювелира высказывание П. И. Чайковского: «Талант как драгоценный камень: чем больше труда вложено, тем он прекрасней». Все это так. Однако попробуем хоть слегка прикоснуться к рождению и шлифовке таланта, когда случайные события и не случайные факты биографии становятся закономерным итогом — вдохновенными произведениями.
Родился художник в 1930 году в селе Багаряк Челябинской области. Детство, прошедшее на природе, всегда способствует развитию поэтического склада мышления. Яркая память детства навсегда запечатлела скромную природу родных мест, образы» которой воскреснут и будут вдохновлять через много лет. Отроческие годы в деревне, может быть, самые счастливые, несмотря на трудное военное время, и судьба украсила их встречей с людьми мастеровыми, незаурядными. В сущности, уметь мастерить — деревенская семейная традиция. Но эти встречи были нечто большее.
Жил в то время на селе эвакуированный краснодеревщик, к которому бегали ребятишки смотреть, как он чудеса из дерева делает, около него и сами учились. Вспоминает Леонид Федорович, как сам подростком уже работал в кузне и этим помогал как мог семье. Вот почему, еще не зная кем станет, он уже знал радость мастерства. А встречи с мастеровыми людьми помогли ощутить подростку душевный подъем от умения создать, сотворить своими руками. Здесь, очевидно, и была исходная точка, с которой начинает талант искать свою дорогу.
Отчасти случай помог привести паренька в камнерезное училище Свердловска. Но профессию в стенах училища он выбирал уже со знанием дела. Желающих учиться отправляли на выставку выпускных работ по трем профессиям — краснодеревщика, камнереза, ювелира. Работа с деревом не была для него новинкой, камнерезное дело не вдохновляло, а ювелирные работы задели за живое. И захотелось ему самому создать подобные чудеса. Но до чудес еще путь был далек.
Леонид Федорович вспоминает, как жил он в общежитии с большой шумной ватагой сверстников. Училище еще не имело теперешнего нового здания и жили тогда тесновато, человек по двадцать в комнате, и каждый был личностью, каждый чем-то увлекался. Он пристрастился рисовать и поэтому с удовольствием посещал кружок рисования, организованный Друзиным Владимиром Михайловичем. Этому увлечению Устьянцев остался верен до сих пор.
Годы учения оставили в памяти имена талантливых учителей: Степана Алексеевича Дерябина, Владимира Михайловича Друзина— мастеров по композициям; Николая Алексеевича Кокорина, Сергея Георгиевича Очекова — учителей по ювелирному делу. После окончания училища в 1951 году Устьянцев, поступив на ювелирную фабрику, снова встречает мастеров, у которых многому можно было научиться,— это Рощин, старый ювелир, работавший когда-то в фирме Фабержэ.
Сначала на фабрике работал он на сборке браслетов, затем художником и модельером в одном лице. Одновременно посещал вечернюю художественную школу по классу живописи. Любил в это время бродить по городу — глаза как будто впервые увидели изящные кованые решетки, витые столбцы крылец, бравурную лепнину фронтонов, резные кружева наличников. Сколько же было сделано эскизов, зарисовок! Это было время, когда оттачивалась техника, обогащалось мастерство. А мечта создать свое, неповторимое, образы, идеи ждали своего часа, иногда мучали и заставляли просыпаться ночью от внезапно пришедшей мысли, которую необходимо было тут же зарисовать, чтобы додумать потом на досуге.
Первые самостоятельные работы Устьянцев выполнил еще в училище. Гарнитур «Розы», кольцо «Ящерки», а на фабрике серию строгих лаконичных брошей. Это были красивые работы, но исходил он в них от уже известного. Старался воплотить конкретные природные формы или бесконечные варианты орнамента. Все это были закономерные шаги на пути рождения своего оригинального почерка. Недаром первые работы 1960-х годов идут без названий, потому что главное в них был не образ, а орнаментальная композиция. По сути, это традиционный взгляд на ювелирное дело.
Еще совсем недавно искусствоведы спорили, нужен ли образ в декоративно-прикладном искусстве. Теперь же все единодушно отмечают это явление как новую, вполне обоснованную черту прикладного искусства нашего времени. Ведь раньше брошь или диадема решались как изящный орнамент или натуральный объект природы. Художественного образа не было, да и не мудрено: ведь это было привилегией изобразительного искусства. Наше время явило новую роль прикладного искусства, оно стало мыслить образами, воплощать чувства автора.
Побывал художник на Байкале, и возникла у него задумка отразить его в своей работе. Как передать глубину и прозрачность байкальских вод? И решил художник соединить в одной оправе синий лазурит с наложенной на него прозрачной линзой хрусталя. Каждое звено браслета «Байкал» стало озерком в овальной оправе. И в брошах «Вербы», «Оттепель» автор продолжает работу над образами, рожденными из камня ассоциацией. Халцедоновая щетка, серенькая и нежная, напоминала пушок цветущей вербы, и композиция оправы строится художником по принципу почки вербы, которая держит пушок двумя жесткими крылышками — одно поменьше, другое побольше. Устьянцев использует не только природную красоту камня, но умеет обратить в достоинство и порок минерала. Хрусталик с включением хлорида или рутила создает впечатление подтаявшей ледышки — отсюда и название броши «Оттепель». Конечно, можно возразить, что, не прочитав, не угадаешь названия. Что же, верно. Но ведь вместо слова «верба» не скажешь «созвездие», а назовешь цветок, нежность, а вместо «оттепели» — лужица, капель, родничок. Однако это будут образы и ассоциации одного уровня, одного порядка, одной темы.
Как только в работах художника образ стал определяющим, оригинальный почерк автора можно считать сложившимся, потому что не влияние направлений ювелирного дела барочного или дизайнерского руководит композицией, а образ, которым может стать впечатление, чувство, явление природы, отвлеченная идея и даже серьезное содержание. Так, в изобразительных элементах браслета «Цветение» зашифрован автором глубокий смысл. С одного бока браслета — зернышко, оно набухло, вот-вот прорастет на тыльной стороне руки, оно уже дало два побега, затем растение расцвело, и вот уже цветок уронил новое зерно — оно на другой стороне изделия, маленькое и сухое, едва заметное, и прорастет на следующий год. Думается, что приятно носить украшение, которое не только эффектно, но и содержит символ — постоянное движение и вечное обновление жизни. Это украшение заставляет вспомнить геральдику средневековых изделий, когда даже узор ткани таил символ, не говоря уже о гербах, смысл которых был понятен только узкому кругу людей. А содержание этого браслета интересно общечеловеческим смыслом, объединяющий нас всех.
Но чтобы образ или композиция ожили в украшении, изделие проходит путь через массу инструментов и приспособлений, путь, на котором художник выступает один во множестве профессий: он и литейщик, и чеканщик, и вальцовщик, и камнерез. Словом, его мастерская — это целое производство в миниатюре, где колдует художник, начиная с плавки и кончая последним штрихом. И уже совсем волшебством кажется работа с камнем, когда бесформенная грязная глыбочка под руками мастера освобождается от тусклой корочки — из-за нее часто трудно угадать его цвет. А сколько ожидания таит в себе полировка, оживляя рисунок самоцвета, о котором неискушенному даже трудно догадаться. Рисунок цветовых пятен камня часто становится источником задумки оригинальных украшений Леонида Федоровича.
Но первое впечатление, рожденное минералом,— это лишь толчок к идее, вслед за которой начинается кропотливая творческая работа, когда продумывается, как примирить эту идею с техникой исполнения.
Это и есть тот мучительный промежуток времени, в течение которого в эскизе дополняются или наоборот исключаются первоначальные элементы композиции, а технические хитроумные решения или даже открытия мотивируются либо образом, либо свойством камня. Так, в кулоне «Нежность» использован хризопраз — полупрозрачный камень, который часть попадающего на него света задерживает, отражает не полностью и красив внутренним свечением. Этот камень тем красивее, чем более открыт. Преследуя цель обыграть в работе именно это свойство хризопраза так, «чтобы камень силу имел», мастер пришел к хитроумному решению оправы: высокий кабашон камня он закрепил в кольце, оставив открытым со всех сторон. Для этого в камне сделал алмазным инструментом бороздку и вставил в нее разогретое кольцо, остыв, кольцо уменьшилось в размере и плотно обхватило камень. Легкая сквозная оправа завершила образ хрупкий и нежный.
Современное ювелирное изделие в талантливых руках может стать отражением того или иного события, естественно, в символической форме. Здесь тесно смыкаются функции мелкой пластики с формами и техникой ювелирного дела.
К двадцать третьему февраля — юбилею нашей армии — выполнено мастером кольцо «Заграждение». Созвучно названию выбран минерал — нагромождение кристаллов пирита. Оно увенчано выставкой из граната, а шинка кольца сделана прямоугольной, чтобы кольцо можно было поставить. Произведение воспринимается миниатюрным обелиском. Подобные работы необходимо воспринимать как мелкую пластику символического звучания.
Стилизация — одно из выразительных средств художника. Очень эффектен браслет «Полоз», созданный к 100-летию П. Бажова. Композиция этой работы — стилизованная голова змеи, вписанная в овальную форму широкой ленты браслета. Всмотритесь: два камня по бокам — глаза, передний камень — острая мордочка. Вставки соединены между собой плавными сквозными линиями. Выполнен браслет легко, на одном дыхании. Поистине, если гениальное в простоте, то талантливое в легкости исполнения.
Помогает художнику в работе также и то, что не замыкается он только в собственном исполнительском жанре и хорошо разбирается в других видах искусства, особенно в прикладных, приемы и элементы которых часто находят отзвук в технике и композиции многих его изделий. В оправе подвески «Симфония», ажурных вставках браслетов «Огневушка» и «Юбилейный» — везде эхом отозвался строгий ритм кованых решеток Свердловска. А лента оправы браслета «Мечта»? Не напомнит ли она фигурные края расписных тагильских подносов? Вообще, остается только удивляться разнообразию форм. Художник не повторяется.
Сила таланта Устьянцева не только в поэтическом мышлении, в знании материала, но, что очень важно, в тактичном отношении к природе, к минералу. Очень уж часто мастера увлекаются демонстрацией технической виртуозности и, увлекаясь, забывают о камне. У Устьянцева так не бывает. Вот подвеска «Весна». Нежный прозрачный агат украшают изящная цепочка и три ажурные подвесочки, крапана держат камешек, традиционной оправы нет, и не случайно. Прозрачный агатик самой природой оторочен жесткой корочкой, которую художник не убирает, а обыгрывает как оправу, не считая нужным навязывать свою.
Продуманность и логика— два неизменных спутника в работе свердловского ювелира. Именно они украсили гарнитур «Весна» из дымчатого кварца интересным новым подходом к назначению оправы. Оправа не только усиливает ассоциацию образа, обвивая камень нежными побегами, она еще является и фоном, узор которого просматривается сквозь прозрачные кварцы. Причем в такую фоновую оправу художник вставляет самые темные камни. (В кулоне и центральный в браслете.) Сквозь темный камень орнаментальная линия просвечивает таинственнее, а светлый передает линию четко, прозаически.
Так от изделия к изделию ведет художника безграничная фантазия, помогая создавать оригинальные неповторимые украшения. Глядя на них, приходишь к выводу, что терпение и труд, «искра божья», такт и интуиция, осторожность и дерзость, хитроумие и простое ремесло, и сколько еще не сказанного незримо стоит за изысканными изделиями Л. Устьянцева.
