Не раз зимой голодным птицам
Приснятся россыпи зерна…
И грустно тенькает синица
У заметенного окна.
Анатолий ЧИКОВ
На дворе мороз, сугробы по пояс. Сидишь, бывало, в классе, решаешь задачку. Вдруг тишину расколет частый, настойчивый стукоток. Глянешь в окно, а там желтогрудая синица прыг-скок по раме.
Толкнешь соседа по парте Володю Бабайлова: «Востра!». А он согласно кивнет и улыбнется в ответ. Видно, так уж повелось: улыбка друга и веселый нрав птицы неразделимы.
Не встречал я синицу вялой и сонной. Вечно она в движении, в работе: осмотрит каждую ветку в заснеженном саду, каждый куст смородины, каждый гнилой сучок. Найдет уснувшего на зиму жука или личинку, затенькает и давай молотить клювом, точно молоточком по наковальне. Неспроста в народе прозвали ее «зимним кузнечиком».
Однажды январским полднем к нам в комнату вместе со стужей влетела синица. И что примечательно! Она вовсе не испугалась домашней обстановки, покружила под потолком, освоилась и стала проверять в комнате укромные уголки.
Ткнула клювом березовый веник на печке и начала хозяйничать: то на стол присядет — масла отведает, то на люстре, словно воздушный гимнаст, повиснет, то в горшке с цветами примется землю ковырять. И так до самого вечера. Вскоре я привык к синице, а отец прозвал ее за непоседливость Вертухой.
Вертуха ловко водила за нос серую жирную кошку Мурку с обрубленным хвостом. Выхватывала у нее из-под носа кусочки сала. Присядет на буфет и как бы посмеивается над ней, а порой, мне казалось, даже бранит. И сколько раз Мурка ни покушалась на жизнь шустрой птицы — все ее попытки оканчивались неудачами. Птица была неуловима.
К собаке Вертуха относилась игриво-доброжелательно. Садилась Пирату на спину, а то и на хвост, закрученный кверху бубликом, чем причиняла псу беспокойство. Он грозно гавкал и провожал птицу свирепым взглядом.
Днем синица преспокойно разгуливала у миски Пирата и под общий смех купалась в тарелке с недопитой водой. На это пес нисколько не обижался.
Со мной Вертуха установила дружеские отношения: когда я входил в дом, весело посвистывала и прямо с руки брала подсолнухи.
Однажды вечером я заметил место, где уснула птица, спрятав голову под крыло. Тихонько подкрался и взял ее в руки. Со страху Вертуха закричала и вцепилась острыми коготками в палец. С тех пор я знаю, что не зря говорят: «Мала птичка-синичка, да коготок востер».
В субботу бабушка решила прибрать в комнате и открыла настежь форточку. Синица воспользовалась случаем и выпорхнула в сад.
В феврале все кругом покрыто пушистым снегом. Я торопился в город и бежал вдоль забора к автобусной остановке. Вдруг над головой: «Пинь-пинь, та-ра-рах!». И тут кто-то легонько коснулся воротника моего пальто. Я замедлил шаги: «Кто бы это?» А Вертуха скакнула мне на плечо: «Неужто не узнаешь?».
Я достал из кармана семечко подсолнуха, и синица выхватила его, можно сказать, на лету. А в благодарность проводила меня до автобуса.
На мякине проведешь
Покрылись нивы сетью золотистой,
Там перепел откликнулся вдали…
Афанасий ФЕТ
Незаметно сгустились сумерки.
Майский день подходил к концу. «Пить-полоть, пить-полоть, пить-полоть…» — звучит песенка. То на вечерней зорьке бьет луговой петушок-перепел.
В детстве мне не раз приходилось наблюдать, как пастух Игнат подманивал дудкой перепелов. По вечерам он бродил по сырым лугам, слушал бой. Невысокого роста, юркий, худощавый Игнат считался знатоком и ценителем птичьего пения. Заслышит искусного певца, даст мне знак и ляжет на землю. Тут уж гляди в оба! Не зевай! Приложит пастух дудку к губам и легонько попискивает, словно перепелка. А перепел услышит долгожданный призыв, выпятит грудь вперед, крылья опустит, разом преобразится и отправится на свидание к таинственной серенькой незнакомке. И побежит, побежит. Вот он совсем близко. Кажется, кинь картуз — накроешь. Да не тут-то было: перепел — птица чуткая, осторожная, его на мякине не проведешь!
Запомнилась мне еще одна встреча с перепелами, встреча на далекой границе…
Пограничники возвращались на заставу. Дорога шла через болото, заросшее камышом, осокой, редким красным осинником, и спускалась на широкий луг. Недавно на нем, словно маленькие полевые солнца, пестрели ромашки, медвяно и остро пахли клевера и, опутанные повиликой, позванивали на ветру колокольчики. Но теперь на лугу пусто и голо: поутру здесь на славу поработали косцы. Лишь зелеными островками мелькают кое-где заросли чертополоха.
Мы обходим эти островки и идем дальше по колючей стерне.
— Стой! — вскрикнул пограничник и схватил меня за плечо.— Раздавишь…
Я взглянул под ноги и заметил перевернутое гнездо, а рядом крохотного перепеленка. Птенец замер, прижался к земле, только голубой пушок на его голове едва вздрагивал.
Я поднял птенца и осторожно положил на ладонь. Он был похож на маленькую серую варежку. Лишь по временам живая варежка тихо попискивала. Птенец звал мать.
Мы посмотрели кругом — поблизости никого.
И я предложил:
— Отпустим его…
— Да разве не видишь,— возразил пограничник.— В небе-то…
Я поднял голову. Там, в синей дымке, кругами парил ястреб.
Так вот почему спряталась перепелка. Луговая курочка увела своих детей в заросли, подальше от опасности. Ну, а этот был, наверное, ротозей — вот и отстал. Пока мы раздумывали, как поступить, ястреб сделал последний круг и скрылся из виду.
Я положил птенца на землю, и мы затаились в кустах: а вдруг перепеленку еще понадобится наша помощь.
Минуту спустя на зов птенца из зарослей выпорхнула перепелка. Видно, она давно заметила нас, и теперь прикинулась больной, раненой: то падала на землю и кралась, как мышь, то вновь поднималась, вытягивала шею и, прихрамывая, бежала вперед. Она пыталась увести нас от детеныша.
Мы поняли это и отошли подальше. Луговая курочка громко, призывно вскрикнула. И откуда ни возьмись — из-под кочек, из-под листков, лопушков выкатились серые комочки. Они построились гуськом, один за другим, девять сестер и братцев. А последним, десятым, стал в строй наш малыш. Перепелка, как командир, впереди. И шеренга двинулась в заросли.
— Порядок! — кивнул я вслед убегающим птенцам.
— А ты как думал! — ответил пограничник.— Дисциплина! И птице без нее нельзя. Не то к ястребу в когти угодишь!
Звуки флейты в березах
Птица иволга…
Дальнее лето.
Отшумевшая эта гроза.
Мне полет золотистого цвета
До сих пор обжигает глаза.
Елизавета СТЮАРТ
«Фиу-лиу… Фиу-лиу…» — заунывная и немного печальная песня этой птицы напоминает звуки флейты. Да и зовут ее тоже музыкально — иволга.
В лесу иволгу трудно увидеть. Она хоронится в вершинах деревьев. Птица подобна лучу яркого солнца — золотая. Крылья у нее черные, а клюв — красный. Если случайно увидите иволгу, то запомните на всю жизнь.
Гнездо иволга плетет в развилке ветвей берез высоко над землей, точно детскую зыбку.
Когда мы жили в Успенском, в сад повадился бегать чужой кот — тощий, лохматый, одноглазый. Характер у него был коварный: то у наседки цыпленка сцапает, то гнездо разорит, то из подвала мясо стянет…
В малиннике у забора было его излюбленное место: здесь кот лакомился добычей и отдыхал.
Как-то утром я вышел на крыльцо и услышал хриплый, трескучий голос: мя-я-у… мяу… «Обязательно нашкодит»,— подумал я и решил прогнать серого из сада. Но тут над моей головой с вершины березы снова раздалось: мя-а-у…
«Вот злодей! Верно, птичье гнездо разорил, а спускаться побаивается»,— я взял прут, чтобы проучить проказника, и притаился за деревом.
Смотрю, а из густого зеленого шатра выпорхнула золотисто-желтая птица с черными крыльями и ~ трескуче, с хрипотцой прокричала: мя-а-у…
Да это же иволга! Вот так чудеса! Недаром в народе ее «лесной кошкой» называют.
С прилетом иволги из далекой Африки и Мадагаскара (середина мая — начало июня) наступают теплые солнечные дни. В садах зацветает сирень, а в лесу — ландыши. «Золотая» птица избегает молчаливых хвойных лесов, она предпочитает им светлые, высокоствольные.
Иволга приносит на родину из дальних странствий яркие цвета тропических лесов и жар песчаных пустынь. А польза от нее немалая: птица без устали поедает волосатых гусениц.
