Ранней осенью подмосковный город Хотьково необыкновенно красив. Раскинувшийся на поросших деревьями холмах, он в полном смысле слова живописен. Что любопытно: идешь по улицам и поражаешься — где-то все это уже видел? А потом словно прозреваешь: вот этот мостик писал Кончаловский, здесь работал Нестеров, там — Попков, Андронов, Маврина…
Здесь, в Хотьково, живет много художников. На живописных полотнах и графических листах, в скульптуре и в вышивке, на ложках, шкатулках и даже… на матрешках узнаешь и город, и его жителей.
Хочется рассказать о работах молодой, родом из Челябинска, художницы — Валентины Булыгиной; особенно поражает в них умение автора возвысить повседневный быт до ранга бытия, слить воедино сегодняшнее и вечное.
Передо мной небольшая расписная шкатулка. На ее крышке — людная хотьковская улица, играющие дети, полуразрушенный старинный монастырь на холме. А вот переходит речушку по железному мостику погруженный в свои думы художник Веснин с картиной под мышкой: кажется, его для того и окликнули, чтобы он, обернувшись на зов, попал на прихотливой формы деревянную солонку. Рядом — большущая, «восемнадцатиместная», как здееь полушутя-полусерьезно говорят, хотьковская матрешка; на ее платье нашли свое место и соседи Булыгиной по дому, и друзья-художники, и их дети; вот сама Валентина стряпает на кухне обед, вот ее муж (тоже, кстати, художник) работает в своей мастерской, а вот — совсем уж неожиданно среди ярких и радостных по колориту картинок чуть-чуть идеализированной полугородсной-полудеревенской жизни — похороны, сидящие у гроба старушки в черном. Жизнь во всех своих повседневных проявлениях — пестрая, многоцветная, сложная — переносится художницей на деревянные плоскости и как бы застывает на них, навеки запечатлев быстротекущее время.
Роспись по дереву — только одна из специальностей Валентины Булыгиной, главное же ее дело — керамика, в которой соединилось и давнее увлечение скульптурой, и более позднее — росписью.
В росписях Булыгиной торжествует жизнь: герои художницы лишены красивости, они прекрасны своим делом, своими чувствами и переживаниями. Вот любящая пара, как бы парящая над городом,— ее художница поместила на крышке блинного набора «Хотьково». Вот музыканты, целиком отдавшиеся своему искусству,— эту серию декоративных ваз художница посвятила Международному конкурсу имени Чайковского. Вот девушка с кувшином, меньше всего похожая на традиционную «поселянку»: не просто красавица, а сложный человеческий характер, причем на каждом из одинаковых по форме кувшинов (а их будет целая серия) — совершенно иной!
Можно сказать — и это не будет парадоксом,— что декоративность как художественный принцип чужда искусству Валентины Булыгиной. В ее росписях происходит живой синтез живописи и графики, скульптуры и орнамента. И в каждой работе обязательно присутствует человек, оживляющий и одухотворяющий предметы.
Когда о художнике говорят, что он «пришел в искусство», это обычно — просто стершаяся от многократного употребления фраза: чаще всего талантливых мальчишек и девчонок кто-то «открывает» и «приводит». А вот про Валентину действительно можно сказать, что она самостоятельно пришла в искусство.
Валин отец, слесарь Челябинского металлургического завода, дважды в неделю пропадал из дому на весь вечер — играл на трубе в оркестре заводского Дворца культуры. Собственно, дворца тогда никакого не было, а была обыкновенная квартира, в комнатах которой по очереди занимались различные кружки, в том числе и изостудия, руководила которой начинающий в те годы педагог Валентина Трифоновна Шарикова. К ней в ученицы и попала Валентина, заглянувшая как-то раз к отцу на репетицию.
«Смотрю,— вспоминает она,— сидят взрослые дядьки, рабочие, и рисуют что-то, с открыток перерисовывают. Мне тогда лет двенадцать было, дай, думаю, тоже попробую — рисовать-то я всегда любила. Села с ними — и давай тоже перерисовывать. А уже потом стала ходить на занятия к Валентине Трифоновне регулярно.
Один раз пришла днем и вижу: какие-то незнакомые мужчины скульптурой занимаются. Я говорю им: «Дайте, я попробую». Они засмеялись, но дали, я и давай лепить вместе с ними. И что вы думаете — у меня лучше всех получилось! Меня хвалят все, а я хоть бы смутилась. И стала с тех пор заниматься и живописью, и скульптурой».
А уже через два года на Всесоюзной выставке самодеятельных художников, проходившей в Москве, в Центральном выставочном зале, четырнадцатилетняя художница показывает сразу четырнадцать (по количеству своих лет!) скульптурных композиций.
Тогда же решила Валентина учиться дальше.
После школы поехала в Москву поступать на скульптурное отделение художественно-промышленного училища имени М. И. Калинина. Но не прошла по конкурсу и получила предложение учиться в Абрамцевском художественно-промышленном училище, в Хотьково.
«Директор училища посмотрел мои работы, говорит: «Могу взять вас на отделение керамики». Ну, думаю, не ехать же домой, согласилась.
Конечно, это было не то, о чем я тогда мечтала: хотела стать скульптором, а тут вдруг горшки лепить…
И я решила: времени терять не буду, надо рисовать с утра до ночи. И начала…»
Соученики Валентины рассказывают, как она буквально заваливала своими рисунками училище: работала и с натуры, и — позднее, когда стала внимательно приглядываться к прикладному искусству,— в залах Загорского музея-заповедника, где собрана одна из лучших в стране коллекций изделий народных мастеров. Здесь Булыгина, по ее собственным словам, «все перерисовала» — и резьбу, и вышивки, и, разумеется, роспись по дереву и керамике. «До сих пор, когда прихожу сюда с учениками, волнуюсь».
Мне понятно, почему она волнуется: ведь именно здесь сделала для себя немало открытий, определивших в конечном итоге творческую судьбу, поняла, что в народном искусстве «есть все».
«Ученики? — Валентина на минуту задумывается.— Да, в нашем училище много талантливых ребят. Сколько я подготовила керамистов? Да около 150. Интересными художниками уже стали Рита Подгорная, Коля Туркин, Наташа Кириллова; главным художником работает в Гжели Валерий Розанов, ставший три года назад лауреатом премии Ленинского комсомола».
И тут же начинает рассказывать, как много дает ей работа с молодежью,—для нее очевидно, что учить (и тем более — научить) можно лишь тому, что умеешь и знаешь сам. А значит, всегда приходится осваивать что-то новое…
Пожив в Хотьково несколько дней, начинаю вдруг бояться, что теперь, зная реальных прототипов булыгинских росписей, вряд ли сумею смотреть на них глазами беспристрастного зрителя.
Но беру в руки фотографии и понимаю, что ошибся: «местный колорит», с первого взгляда бросающийся в глаза, постепенно отступает на второй план, и перед тобой уже не просто хотьковская улица, а Мир, не просто знакомый человек, а Художник, не ребятишки, которых успел запомнить по именам, а Детство… Такова сила искусства, превращающего частное в общее, личное в общечеловеческое.
«Важно, чтобы рука художника и его мышление были единым целым, руку надо иметь вдохновенную»,— размышляет Валентина.
Наверное, именно это — вдохновенная рука настоящего художника — и делает все, что выходит из-под «простой» кисти недавней уральской школьницы, а сегодня — известной подмосковной художницы, участницы многих выставок, члена Союза художников СССР Валентины Булыгиной, самобытным, привлекательным, интересным для каждого.
«Вы не поверите,— рассказывает Валентина,— но свободе, раскованности я училась не у современных художников, а у мастеров традиционного народного искусства… Это только со стороны кажется, будто бы все у них — одинаковое. Я убеждена, что для старинных русских мастеров, многие из которых так и остались безымянными, раскрепощенность, способность к импровизации были так же естественны, как и для наших современников. Именно поэтому у Рублева — присмотритесь повнимательнее — такие живые люди!»
Утверждение, что современному художнику нужно много, упорно трудиться, осваивая богатства созданного до него, далеко не ново. Но только увидев, как работает Валентина Булыгина, я понял, что «воловий труд», без которого нет настоящего художника,— не метафора, а жесткая и даже жестокая правда.
Мастерская и квартира Булыгиной в самом прямом смысле завалены блокнотами, от корки до корки заполненными рисунками Валентины. В иной день ей не хватает блокнота — так много бывает впечатлений.
Заглянуть в эти самые первые черновики — не только интересно, но и поучительно: они помогают понять, как рождаются будущие росписи.
В черновиках Булыгиной нет, как это ни странно, ничего случайного: каждая зарисовка — уже готовый сюжет для шкатулки, тарелки, солонки. Черновые наброски скомпонованы как готовые работы, и в линии рисунка не угадывается даже, а просто видится, как все это будет выглядеть в цвете, на выпуклой или вогнутой поверхности.
Думаю, не случайно Валентина показала на недавней персональной выставке не только свои росписи, но и графику — ведь это такая же непременная часть ее творчества, как и все остальное.
