Последний вечер страды
Уступами врезаясь в спелый хлеб,
Друг другу вслед подвинулись машины,
Как будто тень
от цепи журавлиной,
Комбайновая шла
По ниве цепь.
А на пригорке
Сгрудилось село
И во все окна в поле ‘загляделось.
Оно так жарко
фарами цвело,
Как будто от подсолнухов светлело.
Все ближе, ближе подавался цуг.
Машины шли и дружно, и согласно.
И вот —
слились огни
в один,
И вдруг погасли,
И звезды неба
Проступили вдруг.
Вот пять или шесть горячих звезд-
горошин
Взблеснули над щетиною бугра.
И кто-то вверх взлетел меж них,
подброшен
Пружинисто-раскачливым
«Ура-а!».
И все село
Отозвалось на крик,
Как будто в ряд
с комбайнерами встали.
И, тоже вверх взлетев
На краткий миг,
Окинуть поле взглядом
успевали
Пелагея
Пелагея… Палага… Палашка…
Остроскулая, с блескостью глаз.
Шла ли с поля тропою всегдашней,
Шла ли из лесу —
Голос не гас.
Сдвинет брови,
Сведет к переносью,
Тяжко голову склонит на грудь…
И поет,
Словно плачет!
Авось ей
Легче станет хоть сколько-нибудь.
Вой не вой, плач не плач —
и казалось:
Уж такая пристигла беда,
Словно с телом душа расставалась,
Покидала его навсегда.
Сколько раз ее бабы просили:
— Ты, такая-то, чай, не одна.
Мы вот тоже бы все голосили,
Да ведь как-то крепимся —
война!
И она день-другой не поет.
Молча полет с утра или косит.
А потом ее словно прорвет —
Хлынет песня
в сплошном проголосье.
Снова бабы с собой не в ладу
И, таясь, сторожат почтальонку.
— Чует, видно, Палага беду…
— Жди, выходит, опять похоронку…
Что ей сделать?
Куда-то уехать?
Кануть каплей незнамой
в народ?
Но всеобщего бедствия эхо
Все равно ее всюду
Найдет.
И Палага опять уходила
В лес — поглубже,
Подальше — в поля.
Уходила и там голосила,
Чтобы только она —
и земля.
Первый поезд
О, как рельсы горят,
зажжены
Посреди снеговой огромности!
Дух захватывает от белизны,
От пушистости
И невесомости.
Как ажурна
И как тонка
Ветка —
светится, тает-стынет.
Останавливается рука —
Не задеть,
Не стряхнуть бы иней.
Но проносится рядом гром —
Ветка вскинется облегченно
И расстанется
С серебром,
С среброиньевым
капюшоном.
Словно искрами от костра,
Понесет на унты
И лица.
Как доверчив еще этот край!
Ничего еще не боится.
Когда бы сам я…
Когда бы сам я,
Так же как и ты.
Был полем от зари до темноты,
Был полем, молча ждущим
Тучу в гости,
Огромным полем,
Жаждущим дождя, .
Чтоб наливалась зернь
Моих колосьев,
Упружились
Встопорщенные ости;
Будь полем я, как ты,
Будь полем я,
Что втянуто
В игру стихий:
И ветра,
И рос обильных,
И жары, и света;
Будь полем я —
И быть бы мне в ответе
За зернышко —
Планету на планете.
За урожая полную сохранность,
За каравая пышную духмяность;
Будь полем я,
Таким же, как и ты,
Я б тоже бросил
Майку на кусты
И выбежал
Под реденький «дожжок»,
Чтоб он со мною
Подружиться мог.
Возликовать,
Что есть-де в мире все ж
Кого мочить,
И превратился б в дождь!
Дуй пуще, дождь!
Встань гуще, рожь!
Раскинься, поле,
Сутью бытия…
Когда б, как ты,
Быть полем мог
И я…
Солнце сентября
Это солнце сентября,
Неназойливое вроде.
Ходит,
Воды серебря,
Серебря деревья,
Ходит.
Все хлопочет.
Все хлопочет,
Все не хочет уходить.
Видно, любит,
Любит очень.
Любит воду
Серебрить.
