Под вечер, когда заканчивались работы в артели, завернувшие в лавку мужики, за махоркой или четвертинкой, подсаживались к нему на ступеньки и, дымя самокрутками, вели разговор. Говорили об артельных делах, в которые вкладывал свою лепту и Коля-слепой. Тут же обсуждали немудреные сельские новости.
Как-то раз при мне, слушая рассказчика, Коля-слепой переспросил:
— Это где же было-то?
— В переулке, за огородом бабки Чердынчихи,— пояснил рассказчик без особых добавлений, словно собеседником у него был зрячий, обыкновенный человек.
Зато я терзался в догадках — как слепой-то может знать об огороде бабки Чердынчихи? Маленьким я боялся его глубоко запавших, стеклянно-неподвижных глаз на худом, очень смуглом, избитом оспой лице.
