"Хочу" и всё тут
Писем с просьбой рассказать о какой-либо профессии, дать адрес учебного заведения, где можно получить ее, в почте журнала много. И многие из них вызывают искреннее желание помочь советом, дружеским участием., Но сегодня поговорим о тех случаях, когда автор письма не дает себе ясного и полного отчета в том, чего, собственно, хочет, не долго размышляет над своим выбором, да и усилий никаких не прикладывает, чтобы узнать о деле, которому решил посвятить жизнь.
«Сначала я хотела быть медиком. Потом — юристом. Потом — стюардессой… А потом поняла, что все это можно воплотить в одной профессии — профессии актера. Хочу быть актрисой… . Пена Б.»
«Как получить специальность эксперта-криминалиста! Оля Г.»
«Мечтаю снимать фильмы. Что для этого надо! Василий Д,»
«Хочу быть спортивным комментатором. Прилично комментирую любой матч… Сергей Н.»
В жизни так много разнообразнейших дел, где можно попробовать свои руки, голову, душу, наконец, но тут, в этих письмах, явно проглядывает прежде всего стремление ребят к романтической, «красивой» жизни.
Само по себе стремление к романтичному незазорно.
Но иногда ребята не хотят понять одну простую вещь; прежде всего, «красивая профессия» не исчерпывается романтическим ореолом, а зачастую, при близком знакомстве с самим делом, и лишена его. Во всяком случае»— в том виде, в каком она представляется поверхностному мечтателю. Кроме того, лелеемая область «заманчивых профессий» далеко не безгранична, чтобы вобрать всех желающих. Не хотят ребята понять, что, кроме желания войти в эту область (пусть горячего), необходимы огромные настойчивость, упорство, необходим титанический труд. И что далеко не всем, даже «пробившимся», удается достичь высот, полного удовлетворения.
Если понять все это, легче найти свой путь, пусть не обставленный атрибутами внешней значительности, но необходимый людям, необходимый самому себе.
Знакома мне одна личность, в полном смысле слова «навоображавшая себе», а в результате — потерявшаяся, надолго выпавшая из деятельной жизни. Сначала эта личность пописывала стишки — бледные, замутненные массой слов, не скрепленных идеей. Потом отправилась поступать в театральное училище. Потом решила, что драматургия — это лучшее применение своих способностей, и бросилась писать пьески. Потом запила, обвиняя всех в тупоумии и неспособности понять ее ослепительный талант. Брюзжала, стала невыносима. Мы рассорились, когда личность заявила, что одиночество — лучший признак гениальности, а пьянство естественный результат, к которому приходят все настоящие люди.
Прошло время. Я окончила университет, а личность все еще была на стадии выбора, перебиваясь случайной и потому неинтересной работой.
Двадцать пять лет — это уже не семнадцать. Некоторая опрометчивость и горячность семнадцатилетних даже простительна и не осуждается. Но в двадцать пять на человека странно смотреть, если до сих пор он не нашел свой смысл жизни, если он еще ни одно дело не сделал своим. Такого человека жалко.
Лишь в свои двадцать пять личность отважилась наконец на поступок. Однажды, где-то выпив для храбрости, пришла ко мне и призналась: «А знаешь, я ведь страшно люблю металл… Смотреть на него люблю, гладить его, даже нюхать,.. Люблю его мощь и покой… Все люблю в нем. Эх, если б сразу пошел на завод — сколько бы уже достиг сейчас! Я уверен — смог бы…»
Человек стал работать на заводе. Говорит, что страшно трудно избавляться от старых привычек, но счастлив: «Наконец не корчу из себя не себя, чувствую себя естественно».
Редактор отдела
Есть в почте журнала несколько писем от школьников, спрашивающих о профессии крановщика:
«Скажите, ведь я права, говоря, что работа на кране это полет! Лена Д.»
Конечно, Лена, еще как права, если есть в тебе это чувство.