Штормовка на вырост
или размышления «Следопыта» о самом себе и своих читателях
Говорят, человеку столько лет, на сколько он выглядит. Это можно сказать и про меня — журнального человечка! Тогда мой возраст определить легко и… трудно. Мне столько, сколько моему читателю. А ему, как показала анкета,— и 12, и 90, и 14, и 30, и 18, и 40… Кто-то родился вместе со мной, кто-то бегал в школу, когда меня еще на свете не было, а кто-то уже и золотой юбилей отмечает. Что объединяет нас, таких разных! Молодость души, общий «средний возраст» — 25. Да, я лично родился двадцать пять лет назад. Некоторые биографы предпочитают другой год моего рождения — 1935-й. Действительно, тогда был мой первый выход в свет, как бы проба, мне понадобилось 9 месяцев (вышло девять номеров), чтобы созрела мысль родиться еще раз, уже окончательно, в апреле 1958 года.
Люди празднуют рождение ежегодно. Журнал может отмечать рождение каждый месяц. Каждый месяц я заново, «из ничего», в муках и усилиях появляюсь на свет. С чем сравнить это появление! Как появилась Венера из морской пены! Или как птица из рук фокусника! Как раскаленная болванка из чрева блюминга! Или отливка в мастерской! Наверное, правильнее сказать — как журнал из недр редакции и типографии.
Вот я перед вами — новенький, чистенький, с иголочки. Чтобы выкроить мою обложку и вкладку для иллюстраций, нужно 160 тысяч листов размером с распахнутую газету. А на весь мой наряд, на «полный гарнитур» номера нужно столько, что тут лучше говорить не о листах — о тоннах: их наберется 40! Полный вагон бумаги. Когда меня вывозят из типографии, заказывают семь грузовых машин.
А печать, краска! Говорят, женщины мира тратят на себя в год тысячи тонн губной помады и духов. Ни тем, ни другим я, конечно, не балуюсь, но вот типографской краски уходит на меня, причем только на один номер, 130 кг. Чтобы костюм не рассыпался, меня склеивают, и на это требуется более 400 кг клея. 125 типографских рабочих, инженеров и техников готовят меня к выходу в свет.
Четверть миллиона моих братьев? близнецов разбегаются по стране и за ее рубежом… Проходит месяц, и я снова рождаюсь на свет — из сердца писателя к журналиста, из рук типографского рабочего, из твоего письма в редакцию, наш читатель.
Письма…
Письма и рукописи…
Родник, который меня питает.
1000… 2000… 3000 трепетных посланий. Тонких и толстых, в один листок и в триста страниц. Написанных вальяжным стилем и неумелыми словами. Изо дня в день, из года в год… Около 100 000 за мою жизнь. Я отвечаю каждому корреспонденту. Иногда, каюсь, с запозданием. Не всегда, увы, мой ответ радует моего адресата. Что делать! Как сказал поэт, «письма пишут разные». Есть святые: «Помоги найти, «Следопыт», место, где погиб в войну отец, брат, сын». Есть деловые: «Я знаю, с типографским браком надо обращаться в типографию, но я пишу тебе, «Следопыт», замени бракованный номер на нормальный, и поскорее». Есть умилительные: «Дорогой «Следопыт», ты часто рассказываешь о выборе профессий, это очень хорошо! Нынче я кончаю десятый класс и хочу поступить в институт, что рядом с моим домом. Напиши, какие у него условия приема…»
Очерки, повести, стихи, рассказы…
Мне ли не понять чувства, с каким ждут ответа из редакции! Увы, желание порадовать не всегда совпадает с возможностями и интересами дела. И трогает струны сочувствия автор, который в отчаянном послании меланхолически замечает:
«Послал в редакцию я семь стихов про осень, а из редакции мне возвратили восемь»…
Мой особый друг — подписчик. «Следопыт», помоги подписаться на журнал!» — слышится со всех концов. Помогаю, хоть лезу не в свои сани,— это сани «Союзпечати». Много у меня друзей в «Союзпечати», много… да не все. Бывает, равнодушно откажут подписчику, сошлются на лимит, а порой и вообще номер выдадут: «Следопыт» перестал выходить!»
Не перестал я! Продолжаюсь! И буду всегда!
Мой тираж — 287 000 экземпляров — мог бы и дальше расти, если б подписывали всех, кто хочет.»
Вот уже и частушки родились:
Говорит сосед соседу:
Я в Бурундию поеду.
Может, там подпишет гид
На «Уральский следопыт»!
Милый свататься примчался,
— Я с приданым,— говорит,—
Я, подружка, подписался
На «Уральский следопыт».
Разные пишут мне люди — серьезные, сердитые, занятые, лукавые, умные… Один, предлагая повесть, присовокупил к посланию: «Надеюсь, «следопыты» не жаждут плавно перемещаться по наезженным тропам, и поэтому для отказа вам придется подобрать какую-либо иную формулировку, а не из многочисленного запаса, имеющегося в каждой редакции». Подпись — доктор технических наук, зав, кафедрой… Проницательный доктор. Ну что ж, на то он и зав. кафедрой!..
Один просит напечатать его стихи, потому что они нравятся жене, другой требует достать книги по фантастике и выслать наложенным платежом, а третий, пятый, седьмой ничего не просят — пишут в редакцию просто так, для души. Как, например, Николай Горбунов из Невьянска:
«Не юный я и не старик,
А молодой и есть жена,
Не знаем — как благодарить
Нам интересный ваш журнал.
Прими, «Уральский следопыт»,
А если стих не стоит свеч,
Им будет можно истопить
Зимой холодной вашу печь».
Спасибо на добром слове, тов. Горбунов! Никакая печь не согреет так, как оно, это самое слово… Не станем топить’ печь вашими стихами. Сохраним их.
Сохраним…
Следопыты, возвращаясь из похода или путешествия, приносят в редакцию сувениры.
Уникальная яшма из открытого пионерами месторождения и початок выращенной на пришкольном участке кукурузы. Оснастка старинного охотничьего ружья и китовый ус. Медаль, которой награждали солдат севастопольской войны 1855 года, и кованый гвоздь из шлюза на канале Обь — Енисей, построенном сто лет назад. Редкий манускрипт из забытого архива и нефть в колбочке с тюменской скважины. Русская старинная финифть и сувенирные образцы современной холоднокатаной стали… Много — сотни! — интересных, подчас уникальных раритетов накопилось в моих запасах за двадцать пять лет. Теперь это — экспонаты на стендах и в витринах. Шестнадцать деревянных ступенек ведут в полуподвальный этаж, в мой музей. Школьники, писатели, ученые приходят ко мне в гости посмотреть эту пеструю коллекцию и небольшой «филиал» наверху — в отделе науки и техники. Здесь всегда выставка. Рисунок… Фотография… Лепка… Старинные фотокамеры… Модели русской избы, подворья и домашней утвари… Уральские самоцветы…
Рядом с музеем — архив и библиотека журнала: рукописи, подшивки за 25 лет, книги — на полках следопытской библиотеки пять тысяч томов. .
«Ваше любимое занятие!» —«Рыться в книгах». Это — Маркс. У меня это тоже любимое, но не единственное занятие. Рыться в книгах — это сидеть на месте. А мне часто не сидится.
«Умный в гору не пойдет». Сказано не про меня. А если про ум, то не про тот. Я в горы хожу. Недавно поднялся на безымянную. Высота — чуть не вровень с Народной (между прочим, совсем рядом с ней). Теперь будет обозначена на всех картах. Моя гора — имени «Уральского следопыта». Приглашаю в гости. Прямо на вершину. Далеко! Это я нарочно, чтобы прогулялись подальше от любезных тропинок. Это иные турлихачи вытоптали все стежки-дорожки. А тут — нетронутый траверс. И в пути никто не мешает, и консервных банок нет под ногами. А главное — Небо, Дали, Красота. Родина!
Марш-бросок в Приполярье — не одна моя экспедиция. Вот уже полгода с собачьими упряжками иду вместе с экспедицией «Советская Россия» вдоль Ледовитого океана — от Уэлена до Мурманска. Экзотика! Не одна она. Могущество России Сибирью прирастать будет, говорил Ломоносов. Эта экспедиция работает, чтобы прирастала Россия богатством Заполярья.
Летом ходил по Оби и Енисею. 4600 километров. Хорошо несла моторка. Ну, и я ее тащил на себе изрядно. Особенно по каналу между великими реками. Был такой: сто лет назад нашими предками построен живой памятник дерзких замыслов.
В позалетошном году прошел… чуть не сказал: на стругах,— на катамаранах по следам дружины Ермака. От Чусовских Городков по Серебрянке поднялись, потом — по Чусовой.
Перед этим на велосипедах Южный Урал посмотрел — что и как. Много красоты у нас. Но и трачена она много — без ума и хозяйского глаза. Оттого и хожу-поглядываю, чтобы меньше было этой порчи. Маршруты выбираю подальше. Подальше положишь, поближе возьмешь.
Еще примета к автопортрету. За четверть века сменил я четыре штаб-квартиры и собираюсь на пятую. Это не те путешествия, которые люблю.
Люблю те, что добывают знания, чтобы рассказывать тебе, читатель, об удивительном нашем отечестве.
Мчали меня олени по Эвенкии, поднимал в уральское небо дирижабль «Урал-3», был я на стройках и в лабораториях научных центров, шагал по бесконечным пролетам КамАЗа, следил путь сверхглубокой рекордной скважины на Кольском полуострове…
Учусь разным разностям,— скажу не из похвальбы. Читаю лесную тропу, владею машинописью и фотокамерой, знаю толк в камнях и каслинском литье, разведу костер с одной спички, соберу на грибницу и поймаю на уху, сложу рюкзак и разобью палатку, вожу машину и мотоцикл, управляюсь с топором и дрелью, и гвоздь, разумеется, не забиваю шляпкой вниз…
В моем штате — я сам-пятнадцать. Внештатно исчисляюсь сотнями и тысячами. Люблю теченье рек, но не люблю текучку: за двадцать пять лет в редакции работало лишь 40 человек,— приходят надолго.
Люблю гостей. Для них всегда горяч чай (говорят: «Знаменитый — следопытский, чай, не спорю, недурен»). Выпито нами его, одного только чая, за двадцать пять лет без малого 20 тысяч пачек. Чай кипит беспрестанно, в последние годы сознательный гость перешел на «самообслуживание». Но их, гостей, в день бывает до пятидесяти человек. Вы бы смогли работать в таких объятиях! Иногда бы сказал: «Оставайтесь ночевать, дорогие гости, вот вам шапка и рукавицы».
Если за все мои годы в журнале крупно напечатались около 6 тысяч человек, то через мои двери и мое сердце прошли десятки тысяч.
Как я выгляжу, сколько во мне весу! В отделе науки высчитали: если принять, что одна книжка «Уральского следопыта» тянет примерно 260 граммов, а за 25 лет вышло 300 книжек, то получится моего веса
78 килограммов. Рост! Если все 300 книжек сложить в одну стопку, будет что-то около двух метров. И рост и вес акселератские. В духе времени.
Это — статистический облик. А живой, зрительный!
Моим «папой Карло» был В. Очеретин, первый редактор «Уральского следопыта». Несколько веселых и
добрых художников придумали мне лицо и экипировали меня. Вот я стою — курносый, заводной, в штормовке с капюшоном, на ногах — туристские ботинки, в руке ледоруб; стою, готовый вмиг отправиться по следу.
Штормовка у меня на вырост. Это значит, что будем расти и дальше, оставаясь молодыми.
Не говори, что — все, что — вырос,
Что — даль конечная видна.
У нас в любые времена
Шинель на вырост.
Даль на вырост.
На вырост чувства
и — страна!
