Мальчик чувствовал на себе взгляд. Когда он был. в воде, взрослые на берегу обычно на него засматривались — удивлялись, маленький, дескать, а ныряет, плавает, как настоящий спортсмен, как рыба в воде… А что удивительного? Просто он, Степка, с папой ходил в бассейн с трех лет. Научился.
Но глаза, следившие за ним сейчас, были иные, не любопытные, не настороженные, а восторженные. Да, смотрела та беленькая девочка, какую, раздеваясь, заметил он на берегу с родителями.
Мальчик плыл. Вперед, вперед. Кролем, брасом, на спинке. Родители девочки забеспокоились. Дремавший отец приподнялся, мать отложила сигарету, надела очки.
Мальчик глотнул побольше воздуху и нырнул. Потаенно озоруя и усмехаясь над белесыми этими людьми на берегу, греб, медленно выпуская воздух, погружался глубже и глубже. Даже папа его, отлично знающий, сколько он, Степка, может пробью под водой, пугался и поругивал за такие фокусы. И уже не только перед следящими за ним людьми, а в схватке с силой, которая зовет и тянет быстрее наружу, погреб, когда воздух кончился. До спертости в груди. Вынырнул, глотая воздух, нахлебался. Забултыхался.
— Мальчик, что с тобой? Чей это ребенок?! — донеслось с берега.
И Степке сразу удалось вдохнуть, улечься на спину. Голова немного кружилась. По ясному небу носились чайки… Мальчик успокоился, усмехнулся над собой: чуть не довыпендривался-
С ленцой, будто и не устал вовсе, вышел на берег. Хрупкий, удивительно пряменький.
— Разве можно так далеко заплывать? — сказала женщина.— Сколько же тебе лет?
Мальчик улыбнулся, ничего не ответил. Пробирала дрожь. Встал, прижав руки к груди, лицом к солнцу. Щурясь, оцепенел в задумчивости. Дрогнул, опять поймав на себе взгляд — взгляд девочки.
— Как ты плаваешь! А я не умею…— подходила она.
Девочка была чуть выше ростом, видимо, немного и постарше. И красивая совсем.
— Не купаешься — как научишься?—смутившись, ответил мальчик.
— Не разрешают одной… Тебя как зовут?
— Степан.
— А меня Оля.
Чтоб не выдать дрожи, Степка стал натягивать майку.
— Ты уходишь?
— Да…— он вовсе не собирался.
— А ты что, один пришел?
— Ну, конечно.
— Меня бы никогда не пустили… А ты можешь по этому дереву пройти, большие мальчишки проходили.— Из крутого бережка вкось рос тополь и нависал над водой.
Мальчик пробовал уже по нему взбираться: сделал шажка четыре и спрыгнул. Дальше ствол круто изгибался и начинал ходить под ногами. А внизу, из воды, столбики торчали, оставшиеся от разрушенного помоста. Брякнешься — радости мало!
Вразвалочку направился к дереву. Ступил на гладкий ствол. Дремотный девочкин папа наблюдал. Мальчику бросился в глаза его розоватый, в складках, живот. Тоже, отец!.. Плавать и то, наверно, не умеет. Вот у него, у Степки, отец, это да!.. Он реку туда-сюда десять раз переплыть может!
Осторожными шажками Степка поднялся до крутого сгиба. Внизу, кольями, столбики. В груди немота. Девочка смотрела. Ствол качнулся. Сбалансировал, разведя руки. Представил себя канатоходцем и налился уверенностью.
— Куда лезет, убьется ведь,— проворчала женщина.
Людское в нем сомнение всегда придавало Степке решимости.
Вмиг, в несколько точных шагов проскочил по шаткому стволу, схватился за ветви. Повернулся к девочке. Та засмеялась. Раскачался. Нижние ветки захлопали о воду. Легко — канатоходец! — и сбежал обратно. Девочка, смеясь, запрыгала. Его и самого распирала радость, он силился, сдерживался,но улыбка все-таки выползла. А за ней и смешок.
— Ты смелый!
Мальчик снова, с разбегу, стремительно влетел на дерево — а не так и страшно, если не бояться! Попробовала то же сделать и девочка, но на нее сразу зашикали родители. Да’она и хотела лишь попробовать.
Мальчик стянул майку, встал опять к солнцу. И снова тотчас впал в полузабытье. В лице проступило уныние.
— А ты в каком классе учишься? —спросила девочка.
Мальчику вовсе не хотелось говорить, что он только еще пойдет в первый.
— А ты?
— Во второй перешла.
— Хочешь мороженое?
— Хочу. А где оно здесь?
— Я схожу к магазину.
— А у тебя есть деньги?
— Как без денег…
— Я с тобой. Мама, можно я со Степой схожу за мороженым?
— Какое еще мороженое?! —удивленно посмотрела женщина.
— К магазину, там есть.
— К какому магазину?! Не выдумывай, чего не следует. К магазину они пойдут!.. Пойдем обратно и купим. Нечего выдумывать. .
— Я один схожу,— сказал Степка девочке.
— Степа же может. Он и пришел один. Что сделается — схожу…
В девочке заговорил каприз, слезы мигом подкатили.
Отец девочки недовольно поморщился, перевернулся на живот. Степка понял: не хочет вмешиваться.
И мужчина уловил взгляд мальчика. Прищуренный взгляд детских внимательных глаз. Неуютно пошевелился, хмыкнул, забормотал:
— Что в самом деле тут страшного? Ходит же в школу одна. Воспитываем… Вот парень, гляди, какой самостоятельный.
— Сколько говорить?..— зашипела-зашептала женщина.— Разве можно при ребенке… Какой я потом авторитет?!
— Ну, конечно, у меня прав нет!..
— При чем здесь!.. Ну, хорошо, сходите. Возьми деньги,— обрадовало женщину собственное великодушие.
— Я куплю,-— оживился мальчик: ему самому хотелось угостить девочку.
— Хм… Куплю! Богач какой выискался. Возьмите и нам принесете,— вовсе женщина просветлела. Мальчик и девочка перешли по подвесному мостику с острова на большой берег.
— А почему папа твой не купается? Сопрел совсем,— поинтересовался Степка.
— Не любит… Он бы и не пошел, он очень занят всегда. И мама не пошла бы. Из-за меня пошли. Я просилась… Они боятся, что я потом к ним не захочу…
— Как не захочешь?!
— Я живу то у них, то у папы. А это не папа… Я его раньше, когда маленькая была, тоже звала папой. И того, настоящего, звала папой и этого. И жену папину звала мамой: папа сначала один жил, а потом женился. Было два папы и две мамы. Из садика забирали то одни, то другие. Надо мной ребята стали смеяться. Я поняла тогда: бывает только — один папа и одна мама. Перестала звать этого папой, а ту мамой… Ты понимаешь, что я говорю?
— Понимаю. Бывает один папа и одна мама.
— Мне сначала очень нравилось, что у меня два папы и две мамы: мне те и другие куклы покупали и игрушки. Ни у кого из девочек знакомых столько кукол нет! А потом поняла… Мама родить ребенка этому… не может, и у папы новая жена не может. Я одна. Папа тот, настоящий, хороший. И жена его хорошая. Эти хуже. Скучные такие… Ужас! Но что сделаешь, мама же… А у тебя, наверное, хорошие папа с мамой? Пускают тебя одного!
— Хорошие,— согласился мальчик,— но тоже вместе не живут. По отдельности хорошие, а вместе не могут.
— Разлюбили друг друга?
— Не знаю. Мама говорит, что папа разлюбил. Папа ничего не говорит, переживает только…
— Что сделаешь…
Дети купили мороженое, два брикетика распаковали, стали есть. Другие два понесли взрослым.
— Больше всего люблю мороженое! —- говорила девочка.— Мороженре и землянику.
— А я еще арбузы и пельмени.
— И я арбузы и… пельмени не так. А еще виноград, клубнику, малину… ананасы!… А ты,— зашептала она,— курить пробовал?
— Пробовал. Не понравилось.
— Мне тоже…
Мальчик издали еще заметил и, приближаясь, то и дело поглядывал на стайку пацанов постарше около подвесного моста. Он догадывался, зачем они там стоят. И не ошибся.
— Жених с невестой поехали за тестом,— поддразнил один, самый малый, ростиком Степки не выше, но, видно, постарше, крепче.
Мальчик напрягся, сделал вид, что ничего не слышал. Шел с девочкой мимо, нес мороженое.
— Дань! Куда? Дань за проход перекрыл путь другой.
Мальчик знал все заранее, весь ход событий.
— Мы мороженое несем папе с мамой,— сказал он с тоской, по возможности спокойно.
— Обойдутся, дань! Или мороженое, или по дисятку с рыла.
Как Степка ненавидел драку! Люди — и друг друга бьют! Неужто самим не противно?! Пусть победил, пусть даже нехорошего поколотил, но ведь само же по себе — противно!
— Пусти.
— Дань! Давай или сам возьму.
Девочка жалась к нему, Степке. Искала защиты. В Степке из маленького цепенеющего комочка в груди разрастался зудящий шар. Жег. Что же делать, когда унижают, издеваются? Отвечать тем же? Бить? Бить или поддаться! Неужто только это?..
— Ой,— вскрикнула девочка: кто-то сбоку дернул ее за кудряшку. И одновременно потянулись руки к мороженому.
— Давай сюда, бабий пастух…
Шар лопнул. Все померкло. Осталось только лицо, от которого тянулись руки… Резкий, взрывчатый, Степка бил и бил, наступая. И ошарашенный мальчишка, старше и крупнее его, свалился под напором. Но* тотчас кто-то из компании сбил Степку подножкой. Противник, упавший первым, вскочил, оседлал Степку, стал молотить сверху кулаками. И девочка все видела!.. Как его, как он внизу в пыли!..
Степка пытался встать, изворачивался, приподнимался, но руку, которой он упирался, то и дело подсекали ногой.
В пылу он не сразу расслышал истошный девочкин крик, зов на помощь. А как-то вмиг словно сдуло компанию, рядом взрослые, тоже кричат, мать Оли, а за ней и отчим.
-— Что, сходили за мороженым?! — дергала за руку девочку мать, повернулась к мужу: — Говорила, нет, куда там, он больше знает! Обязательно надо на своем настоять! Обязательно на своем, что за человек) Лишь бы по его! Чуть девчонку не зашибли!..
Девочку уводили! Как на привязи тащилась она за матерью, оборачивалась, растерянная, не знала, что сказать… Уходила! Давно Степке не было ни с кем так хорошо. Хотелось крикнуть, спросить, придет ли она еще сюда, когда придет?! Но молчал. Смотрел. Разве знает она — когда, и придет ли… Стоял, не отряхивался, не вытирался. Скорее всего никогда — никогда они не встретятся больше…
Какое-то сплошное невезение!
Днем раньше мальчик проделал большой и интересный путь. Степка месяц почти жил в деревне, у бабушки. Мама его туда отвезла—-на молоко, на воздух свежий, на ягоды… Вот как раз по ягоды он с бабушкой и ушел, когда папа за ним приезжал. Прямо на своем автобусе подкатил к дому— соседская бабушка рассказала. Представил Степка «Икарус»: посадил бы его папа рядом с собой, и поехали бы… Ждал потом целый день — вдруг папа снова приедет! От дома далеко не отлучался. Ждал, ждал, да и отправился сам. Сначала все складывалось хорошо. Доехал на пригородном автобусе до пересечения с той дорогой, по которой отец водит «Икарус»: всего лишь две остановки; а в толкучке дела нет никому, что маленький да один.
Встал у перекрестка, заглядывал в лобовые стекла всем проходящим «Икарусам». Считал, сколько с одной стороны прошло, с другой, сколько остановилось. Потом сбился: с холма неподалеку взлетел дельтаплан—- засмотрелся. Не заметил, как проскочил мимо автобус: может, его-то как раз и вел папа! Степка подосадовал на свое ротозейство, но недолго: с холма брал разгон еще один дельтапланерист. И Степка мысленно разбежался с тем крылатым человеком, взмыл ввысь и стал парить над землей. Видел внизу скрещивающиеся полоски дорог, ползущие по ним жуки-машины, игрушечные будто деревья, деревню вдали… Себя на бугорке, до рези в глазах от солнца смотрящего на дельтаплан в небе.
Ждать надоело. Дельтапланы поднимались на холмы, опять взлетали. Степке хотелось дойти, посмотреть, потрогать. Но в это время мог проехать папа!
И вдруг вместо папы Степка увидел дядю Сашу: приостановился очередной автобус — дядя Саша за рулем, папин друг.
Дядя Саша поудивлялся, расспросил, похмыкал, взял с собой. Довез прямо до самого дома, где папа живет.
А после все пошло наперекос. Позвонил — никого. Подождал в подъезде, послонялся по двору — без толку. Проголодался. Отправился на трамвае домой, к маме. Отворяя своим ключом дверь, услыхал противные эти, горластые разговоры. В одном голосе узнал дядю Олега: снова будет брызгать слюной и приставать с каратэ. А сам просто толстый, как хряк. Маме, станет неловко… Не надо бы ее оставлять одну. Да ведь не спрашивает она, отправляет к бабушке…
Повернулся Степка, прикрыл за собой тихонечко дверь.
Купил в кулинарии два кекса, покушал: денежек было накоплено больше рубля, бабушка сдачу не брала, когда он в магазин сам ходил, говорила: «Не баловной мальчонка, зря не потратит». Дотемна пробыл на детской площадке. Когда вернулся домой, никого уже не было, мамы тоже.
Утром пожевал хлеб с сыром и редиской, отправился на реку. И вот встретил девочку хорошую совсем, только подружился — драка!.. Опять один.
Степка отряхнулся, вымыл в реке руки, купаться больше не стал, пошел домой. Мамы все еще не было. На столе не прибрано, бутылки пустые. Степка представил мать: когда у них бывают гости, а потом они уходят, становится она грустной, молчаливой, ляжет, ничего делать не хочет, смотрит куда-то перед собой… Степка и сам прилег на диван: а то от всей этой сумятицы голова пухнет, как бабушка говорит. Но бабушка еще и говорит, что под лежачий камень вода не течет. Надо что-то делать, кушать хочется… Картошки бы горячей с молоком! Встал, попил из крана водички. Можно бы еще раз съездить к папе, но далеко это, да и, пожалуй, в рейсе он.
Степка вытащил из кармана оставшуюся мелочь, посчитал: мало на обед. Подумал, достал из шкафа полотняную сумку и стал складывать в нее пустые бутылки.
И та тетенька, за которой Степка встал в очередь, и другая, которой отдают в окошечко бутылки, приставали с расспросами. Но ответ был придуман заранее:
— Мама болеет, лежит, а денежки у нас кончились. Послала меня.
Тетя-бутылочница выдала Степке большой круглый рубль. А когда он, размахивая пустой сумкой, пошел, появилась откуда-то тетя, из очереди, сунула ему в руку денежку. Добрая, видно: целых двадцать копеек дала!
В столовой, куда он иногда ходил с мамой, покушал. Съел пельменей! На вид они, правда, были не очень — мясо и тесто отдельно,— но такая вкуснятина! Насытился, спать даже захотелось.
Снова пошел было к реке, но звякнул на повороте трамвай, «восьмой», который ходит на вокзал. «Папа»,— осенило Степку. Папа сейчас мог быть там, на вокзале! Отправляется в рейс. Представил: папа как раз садится за руль, поправляет зеркальце над головой — и вдруг раз, он, Степка, входит!.. Помчался к остановке.
Автобусы стояли рядком. Много. Подъезжали, заполнялись людьми, отъезжали. Но папы не было. Не было и дяди Саши.
Внезапно Степка наткнулся на взгляд дяди-милиционера. Как бы между прочим, зашел за автобус. Притаился. Давно еще, когда папа только ушел от них, Степка с мамой поехали к бабушке. Мама была немножко выпивши — перед самым отъездом к ней подружка со своим знакомым забежала, выпили,— и два милиционера взяли ее под руки и куда-то повели. Степка тогда страшно перепугался, побежал вслед, стал умолять дяденек, чтоб отпустили…
Степка только хотел глянуть одним глазком из-за угла — милиционер появился с другой стороны автобуса.
— Ты, мальчик, что, потерялся?
— Нет…
— А с кем ты?
— С папой. Он там…— кивнул Степка в сторону здания автожелезнодорожного вокзала.
— Поезд ждете?.. А тебя отец не потеряет! Иди-ка к нему. Найдешь?
— Найду, конечно.
В здании вокзала тесным-тесно. Очереди: у касс, у буфетов, у автоматов разводы… Заполнены скамейки, лежат люди прямо на полу, на рюкзаках. Толпится народ вокруг фонтана. Смеется. Степка залюбопытствовал, протиснулся — цыганята, босые, бродят в воде под струйками, собирают со дна монеты. Люди вокруг, взрослые. Цыганята стараются поймать на лету, достают из воды, один изловчился, взял монетку со дна зубами. Старается то же сделать другой. Не получилось, нахлебался, закашлялся. Закашлялся показно. Смех опять. Степка тоже было засмеялся, да увидел милиционера напротив. Не того, другого, но все равно попятился, побежал, лавируя меж людьми. Страх охватил мальчика. Он и в самом деле ощутил себя потерянным. Сколько народу всякого — и он один, совсем один! Никому не нужен.
Выскочил на перрон. Поезд стоит. Красные одинаковые вагоны. И запах, как от крашеной бочки с водой, которая у бабушки на огороде. На поезде Степке ездить доводилось и нравилось: сидишь у окошка, смотришь, надоело, пройдешься, послушаешь разговоры, по проходу носят корзины с конфетами, лимонадом, колеса стучат, едешь себе…
На поезде можно доехать до той станции, откуда пригородный автобус ходит в бабушкину деревню. А бабушка, конечно, волнуется, хотя и оставил он записку: «Поехал к папе».
Около одного вагона не было ни дяди, ни тети, проверяющих билеты. Недолго размышляя, в порыве, мальчик шмыгнул в тамбур, проскочил вдоль прохода и залез на третью полку в пустом пока еще купе. Забился в угол.
Под перестук колес укачивало. Мальчик лежал, боясь шевельнуться, дыхнуть. Внизу одна тетенька хвалила другой CBQero послушного сына, который учится в какой-то специальной школе, в музыкальной, и еще посещает секцию фигурного катания. И сетовала, что не достались билеты в купированный вагон.
Мальчик слушал, думал о папе, о маме, о бабушке… Хорошо, что есть бабушка. Бабушка-то обязательно будет дома. Когда он приедет, как раз пригонят коров. Бабушка, конечно, поругает его, но потом простит и нальет до краев банку парного молока…
Незаметно мальчик задремал. Девочка смеялась ему во сне, прыгала, а он шел к ней по стволу. И когда лицо ее перекосилось, раздался крик… Степка вскочил. Темнота. Чей-то храп внизу… Перестук колес… Он все понял. Не всполошился. Тихонечко опять прилег. Сердце стучало чуть громче колес. Но и страха не было. Хотелось ехать. Куда-то ехать, куда-нибудь.
