Страничка истории
О первых шагах советской фантастики написано довольно много. Но вот — одна из ее страниц, о которой не часто встретишь упоминание в фантастико-ведческих работах. Между тем автор звенящих от вдохновенного пафоса, своеобразных стихотворений или поэм в прозе Алексей Капитонович Гастев (1882— 1941) вовсе не забыт, его имя можно найти в любом курсе советской литературы.
Поэмы А. Гастева (будем их так называть) правомерно, на мой взгляд, считать последним звеном в цепочке, которая связывает до революционную фантастику с советской.
Эти поэмы пользовались огромной популярностью в первые годы советской власти и воспринимались как непосредственный отклик на революционные события. Но на деле они были созданы еще до Октября. Просто поэт сумел заранее почувствовать настроения, которые овладели народными массами после революции, передать всеобщую жажду переустройства, А. Гастев считается певцом машин, индустриальной мощи,— это верно, однако не холодное обездушенное железо возникает перед нами в его строках: он поэтизирует создания человеческих рук и мозга, сливает их с человеком, наполняет металлические артерии горячей кровью.
Его башня пробила своим шпилем высоту, разорвала, разбросала облака, его рельсы опоясали весь земной шар и рвутся дальше, в космос, их пытаются «поднять и продвинуть в бездонных, в безвестных немых атмосферах к соседним, пока неразгаданным, чуждым планетам». Конечно, перед нами романтические гиперболы, но в их стилистике, в специфике поэтического видения уже есть зачатки новой фантастики, которая с самых первых своих опытов замахнулась на безбрежные дали Земли и неба. Недаром В. Хлебников называл поэзию А. Гастева «миром научных образов», «странных научных видений».
Вот, например, стихотворение «Кран». Гигантский, глобальных размеров кран, который строился годами, даже веками, как олицетворение рабочей мощи, творческих порывов человечества. Нет таких препятствий, нет таких тяжестей, которые не были бы по плечу этому исполину. Начав с малого, со строительства, он потом перенес железнодорожный виадук и водопроводные башни, поднял со дна моря затонувший корабль. Кран и сам все время растет, становится сильнее и сильнее, он уже затевает и вовсе неслыханные дела: «В Азии транспортным постройкам помешали Гималаи… Никто и не подумал о туннелях: краном приподняли весь горный кряж и низвергли его в индийские болота» . Но и этого мало. Новая дерзнозенная мысль возникает у крановщиков: они хотят сдвинуть с места самое Землю! Зачем? А вот зачем: «Эй, вы, тихие потребители жизни! Разве вы не видите, как неудобно посажена Земля, как неловко сидит она на орбите? Мы с делаем ее безбоязненно-гордой, дадим уверенность, пропитаем новой волей». Здесь Гастев, в сущности, предвосхитил главную тему советский фантастики, ее пафос решительной революционной переделки, пафос создания нового мира.
Во многих своих местах весьма современно звучит и гастевский «Экспресс» . Поэт совершает путешествие по преображенной Сибири в чудо-поезде, восхищаясь великими делами, стройками, заводами, научными учреждениями, которые проносятся за окнами его безостановочного экспресса. Он называет вымышленные и существующие (Курган, Красноярск, Иркутск, Якутск…) города, он переименовывает Новониколаевск в Сталь-Город, не зная еще, что тот будет называться Новосибирском…
Некоторые совпадения с сегодняшним днем Сибири поразительны — не будем забывать, что все это писалось до революции. Автор умел далеко заглядывать в будущее. « …Экспресс мчится по залитым солнцем пашням, где все лето бороздят и ровняют поля стальные чудовища-машины… Только что» закончен постройкой центральный сибирский музей, ставший целым ученым го родом. Университет стоит рядом с музеем, кажется маленькой будочкой, но он уже известен всему миру своими открытиями… Сопки давно одеты стальными кожухами, жар земли собирайся, немедленно трансформируется и переводится в энергию…».
И залежи угля на дне океана, и хрустальные дворцы из морского янтаря, и туннель из Азии в Америку, и стремление согнать снега с полюса, изменить направление теплых течений и смягчить весь арктический климат… А. Гастев заглянул даже дальше сегодняшнего дня. Но дело, конечно, не в конкретной осуществимости его проектов: «Экспресс»— вовсе на научно-техническая утопия, а гимн социальным переменам.
Разумеется, в этой поэме нет и не могло быть привычных нам принципов социалистической системы хозяйства, там еще идет речь о синдикатах и трестах, но глазное схвачено верно.
Своими глобально-космическими образами поэмы А. Гастева напоминают произведения Маяковского первых лет революции, такие как «150 000 000» или «Летающий пролетарий», которые тоже во многом построены на фантастических допущениях, особенно в их заключительной, утопической части. И действительно, чувства, которыми были охвачены оба поэта, были едины, и неслучайно относились они друг к другу с большой симпатией.
В. РЕВИЧ
«Не считаю лестным…»
Фантастика «ближнего прицела» ассоциируется у нас с именем В. Немцова, В. Сапарина, В. Охотникова… Между тем, у них, оказывается, были предшественники.
Известный русский электротехник Владимир Николаевич Чиколев (1845— 1898), будто бы под влиянием посещения «передового имения около Д.», описал в 1883 году «некоторые интересные применения электричества… в значительно преувеличенном виде» . Своему очерку он дал название сугубо ученое: «Электрические аккумуляторы на действительной службе» . Но издатель, без ведома и к ужасу автора, изменил его на «менее приличное»: «Чудеса электричества».
В 1895 году В. Н. Чиколев опубликовал продолжение своего «электротехнического рассказа», скромно назвав его: «Не быль, но и не выдумка» . В предисловии автор пишет: « …многие обвиняли меня в фантастических преувеличениях, другие думали польстить мне сравнением с Жюлем Верном. Я не считаю лестным для себя сравнение с Жюлем Верном, потому что мой маленький технический рассказ не может быть сравним с интересными, но фантастическими повествованиями знамени то го автора… Я должен предупредить, что все… как и в прежнем моем рассказе, изложенное осуществлено или может быть осуществлено во всякую минуту, лишь бы были на то потребные средства. У Жюля Верна читатель встречает обратное: он описывает почти всегда не только неосуществленное, но и неосуществимое, что можно часто доказать математически».
Сюжет рассказов прост — автор посещает имение некоего Г., в котором уже осуществлены все эти «чудеса электричества». Диалог состоит из вопросов рассказчика и подробных объяснений радушного хозяина.
Фигурирующие у В. Н. Чиколева электрические экипажи, трамвай, электрохронометры, автоматическая выдача книг в библиотеке, электростанции и электролаборатории — все это давно уже осуществлено. В этом автор оказался действительно прав. Но вот насчет неосуществимости фантазий Жюля Верна он, похоже, ошибся…
X. АЛЫМОВ
