Через 400 лет

1 СЕНТЯБРЯ 1981 ГОДА, СВЕРДЛОВСК
Наконец-то закончился август. Кончилось с ним и лето. Впервые в жизни я думаю о его уходе без сожаления, Сегодня, в первый день осени, мы начинаем поход по пути Ермака.
Цель нашей экспедиции — пропаганда природоохранительных знаний, исследование состояния рек, по которым прошел Ермак, и популярные рассказы о его походе. Мы наметили пройти только часть пути Ермака — вверх по Чусовой и Серебрянке до места волока через Уральский хребет. С собою взяли путеводитель, книгу Е. Ястребова «По Чусовой» (Свердловск, 1957). Она была выбрана не случайно. В этой книге, пожалуй, наиболее точно и всесторонне описана Чусовая, а давность издания помогает проследить те изменения, которые произошли на реке за последние 25 лет.
Словно огромная пропасть глубиной в 400 лет распахнулась перед нами. Дух захватывало на краю этой пропасти! Что было на Урале 400 лет назад? Наш город почти вдвое моложе. В то время охотничий шалаш на берегах Исети был довольно редким сооружением.
1 сентября 1581 года считается хрестоматийной датой начала похода Ермака. Пополняя свои знания об этом историческом событии, я с удивлением обнаружил, что эта дата не является абсолютно достоверной. И не только дата: много и других белых пятен в историй похода. И, пожалуй, главное — личность самого Ермака, теперь уже почти сказочного героя русского народа. Когда он родился? Где? Какие обстоятельства воспитали столь могучий характер? Противоречивы сведения. Одно можно сказать с уверенностью: его взрастила русская земля!..
Садимся в поезд, и я с радостью замечаю, что на белых оконных занавесках синими стежками вышито «Ермак», а рядом контуры его стругов. Фирменный поезд! Наверно, это добрая примета.
Экспедиция началась…

3 СЕНТЯБРЯ
Встали рано. После вчерашнего дождя на окнах плотные занавески тумана, даже соседних домов не видно. Доносятся приглушенные звуки пробуждающегося поселка. Наскоро выпив по стакану чаю, расходимся для чтения лекций.
На лекцию пришло человек 60. Я минут 40 рассказывал все, что знал о Ермаке и его знаменитом походе, начавшемся именно здесь, в этих местах, 400 лет назад. Нетерпеливые трели телефонного звонка в соседней комнате напомнили, что пора заканчивать экскурсию в прошлое, людей ждут сегодняшние дела и заботы… Когда шел обратно, туман по-прежнему плотной пеленой висел над посёлком.
Чусовские Городки — первое известное истории поселение русского человека на Чусовой. Его основали в 1568 году купцы и промышленники Строгановы в 125 километрах от устья реки на левом ее берегу. Позднее чуть выше ‘по реке, при впадении в нее Усолки и Россошки, на правом берегу Строгановы построили соляные варницы. Поселение, возникшее рядом с ними, стало называться Верхне-Чусовскими Городками, а первое — Нижне-Чусовскими. При создании Камской ГЭС и водохранилища, в связи с подъемом уровня Чусовой, поселку пришлось перебраться еще выше по реке с правого берега на левый. Место первого поселения скрыли воды Камского моря, но напротив, на высоком крутом берегу, возвышался его ровесник — Успенский монастырь. Храм, который остался на месте этого монастыря, мы собирались посетить сегодня.

ИЗ ПУТЕВОДИТЕЛЯ «ПО ЧУСОВОЙ»:
«На высоком правом берегу реки Чусовой, в четырех километрах ниже Верхне-Чусовских Городков, сохранилось здание Успенского монастыря. Оно было построено около 1580 года и .является единственным памятником па реке Чусовой, сохранившимся со времен Ермака до наших дней».

Спустились к Чусовой. Завеса тумана здесь казалась еще плотнее. Даже паром не ходил. Но катер, с которым удалось договориться, все-таки пришел. Мы быстро, не веря в удачу, как будто боясь, что он растворится в тумане, забрались на борт по узенькому дощатому трапу. Только успели оглядеться, устроиться поудобней, как катер ткнулся носом в причал на другом берегу.
Пошли по грязной, разбитой машинами дороге, и вскоре из тумана, словно тени минувших лет, проступили силуэты старых деревянных домов. Многие из них оказались брошенными, но огородами, видимо, еще пользовались. За огородами начался крутой подъем в гору. На плоской вершине стали попадаться покосившиеся кресты, а потом показалась и церковь.
Мы сразу определили, что это не остатки Успенского монастыря, а старая, действующая до сих пор Строгановская церковь. Правда, сейчас на дверях висел замок. На щербатых ступенях виднелись железные прутья, которыми прижимали когда-то ковровые дорожки, устилавшие крыльцо но престольным праздникам.
Все разбрелись но погосту, рассматривая надписи на старинных крестах. На одной могиле вместо привычного креста увидели камень, очень похожий на пень средних размеров. Подошли ближе: да, действительно, мраморный пень. Сверху, в самой середине, овальное углубление, до краев наполненное вчерашним дождем. С одной стороны пень как будто стесан. На этом месте была надпись. Удалось разобрать только дату: 1815. Возможно, это год рождения или смерти. «Значит, здесь похоронен современник Пушкина»,— я невольно уважительнее посмотрел на необычное надгробие. Скромное и даже бедное рядом с величавыми крестами, оно второе столетие иоило птиц чистой дождевой водой.
Снова подошли к реке. Нашего катера уже не было. Паром не ходил. Туман по-прежнему висел над водой. Я вспомнил, что где-то здесь на берегу стоял и строгановский дом.

ИЗ ПУТЕВОДИТЕЛЯ «ПО ЧУСОВОЙ»:
«До настоящего времени здесь сохранился двухэтажный строгановский дом трехсотлетней давности. Он стоит на самом берегу Чусовой около устья речки Усолки. Толщина его каменных стен достигает двух метров. Дом имеет очень простую, но своеобразную архитектуру и отнесен к числу неприкосновенных памятников русской старины. Для осмотра его надо переехать на правый берег Чусовского залива».
Сейчас осматривать нечего. Дома нет, хотя Камское море и не дотянулось до него своими волнами…
Снова плывем по Чусовой — к Успенскому монастырю, Катер часто подает длинные, тревожные гудки. Минут через 20 он мягко ткнулся носом в береговую кромку, и мы, как десантники, дружно посыпались на берег.
Прибрежная кромка — несколько метров гальки, а  дальше крутой, словно стены древней крепости, берег. Верхний край его терялся в тумане.
Мы отчаянно лезли по круче, будто собирались попасть сразу на небеса. И вот из тумана возникли контуры приземистого, уверенно стоящего на этой круче храма. Здесь, на высоком берегу, туман небло рваными клочьями, и храм то неожиданно выплывал из него, словно приближаясь к нам, то снова как бы растворялся в тумане. Мы долго стояли, завороженные этим волшебством.
Вблизи храм представлял собой печальное зрелище. На месте больших и, несомненно, красивых когда-то ворот зияла черная пустота входного проема. Все перегородки внутри разрушены, пол забетонирован, повсюду битый кирпич. В одном месте на стене, кроме каракулей досужих туристов, мы увидели и остатки старой росписи.
Бродили по пустому храму, трогали руками его древние стены, пытаясь снова поддаться очарованию старины. Но нет, не получалось. Безнадежно обшаривали мы глазами каждый уголок: взгляд повсюду натыкался на варварские следы разрушения. Не время оставило эти следы — человек.
С катера я долго смотрел на одинокий, покинутый храм, пока он не скрылся из виду. Наверно, и Ермак смотрел на него в день своего отплытия. Но тогда только что отстроенный храм сиял всеми своими красками. Это рукотворное чудо человека вселяло и силы, и надежду.
Сейчас старый храм напоминал нам горестно и мудро: «Люди! Цените свой труд, берегите красоту, не оставляйте после себя пустыню».
…В этот день во Дворце культуры у нас состоялись встречи со Школьниками и жителями поселка. Завтра отплываем.

4 СЕНТЯБРЯ
Утром опять туман. Но всем нам, обвешанным фотоаппаратурой, наверно, не меньше, чем Ермаково воинство оружием, очень хотелось сделать хорошие снимки на память. И мы надеялись, что к моменту старта нашей флотилии солнышко сумеет вырваться из этого белого плена.
И вот первые километры пути. Говорят, в этих местах преобладают западные ветры, и Ермак использовал паруса. Наши катамараны тоже оборудованы парусами, поднять их секундное дело, но, к сожалению, сегодня этого не требуется — дует легкий встречный ветер.
Почему-то постоянно хочется называть наши плавсредства стругами, хотя они даже отдаленно на них не похожи. Один катамаран сделан из байдарок, второй — из двух резиновых гондол, обтянутых плотной грубой тканью. На каждом экипаж из четырех человек.
Машем веслами дружно, но не все достаточно умело и согласованно. Продвигаемся медленно. «Струг» из байдарок оказался намного быстроходнее. Сразу дали ему название «ертаульный» — так назывался легкий разведывательный струг Ермака. Мы на своем грузовом стали безнадежно отставать. Тогда «адмирал» (так мы окрестили нашего спортивного руководителя Альберта Климова) принял решение тащить его по-бурлацки — бечевой. Дело пошло веселей, скорость заметно возросла,
Лето в этом году было сухое, жаркое, вода невысокая. Буи, обозначавшие фарватер, во многих местах лежат на берегу. Прибрежная Кромка обнажилась, идти но ней было б совсем легко, если бы не бревна. Они неровной цепочкой протянулись вдоль берега. И по реке плывут бревна молевой сплав продолжается весь сезон. Не всякое бревно доплывет по назначению — под водой видны бесчисленные топляки.
Русло реки резко повернуло влево, в излучине мы увидели костер и наш ертаульный струг. Ребята варили обед. Мы быстро сообразили, что медленное продвижение имеет для нас несомненную выгоду.
После обеда пошли на веслах. Залив, который образовала река, круто поменяв направление, полностью забит бревнами. Когда участок реки выровнялся, снова пошли по-бурлацки. Очень мелко, поэтому и привычной уже цепочки бревен на берегу нет. Только в одном месте застрял на мели небольшой, метра два всего, обрубок молодой сосенки. Она, видимо, была срублена совсем недавно, тоненькая кора еще не успела потемнеть и золотилась на солнце. Захотелось вытащить ее подальше на берег, может, сгодится кому для дела.
Я опустил веревку и уже направился к ней, но тут вспомнил, что полчаса назад видел тысячи разбросанных по берегу бревен, до которых никому нет дела. Кому же нужен будет этот обрубок? И я прошел мимо. Но на душе стало как-то муторно. «Вот как получается: большой беспорядок рождает психологию расточительности».
Ертаульный струг опять скрылся из виду. Мы идем без остановки. Если удается, иногда несколько минут просто пройти по берегу, не налегая на веревку,— это уже отдых. Садимся на весла только тогда, когда по берегу трудно пройти. В этом случае огибаем препятствие или переплываем на другой берег.
Стало темнеть. Мы пристальнее вглядываемся в берега в надежде увидеть огонек нашего костра. В сумерках вода приобрела смоляной оттенок. Руки с непривычки устали. Кажется, запустишь сейчас весло в эту вязкую смолу — и не вытащишь.
Только в 10 часов,- уже в полной темноте, увидали мы наконец долгожданный огонек. За первый день прошли 18 километров.

5 СЕНТЯБРЯ
За день пройдено 19 километров, Маловато, конечно, но жаловаться не на что — работали, как могли, на пределе.
Ветер опять был встречный, нам не помощник. Утром немного задержались с выходом, подклеивали одну из гондол нашего катамарана. За ночь она совсем спустила. Но главное не это. Сегодня, на второй день пути, мы перестали чувствовать подпор Камского водохранилища, скорость течения усилилась. Катамаран трепыхается на веревке, как огромная рыбина. Тащить его стало труднее.
Начались обширные мели, довольно стремительные перекаты, где бревна летят нам навстречу, словно вражеские торпеды. Один из перекатов не смогли преодолеть с первого захода. Пришлось частично разобрать затор из бревен и нарастить конец веревки, на которой мы тащили наш струг. Сотни полторы бревен отправили вниз по реке. Жаль, некому было выписать наряд на эту работу.
Ертаульный струг, видимо, преодолел этот перекат удачнее. Обеденное время давно прошло, а мы так и не смогли его догнать. Хорошо еще, что я оставил в своем рюкзаке сыр и сухари — привычка пешего туриста все свое носить с собой. Тяжко пришлось бы нам без этого перекуса. Но мы не останавливались даже поесть: двое садились на катамаран и жевали, а двое других продолжали тянуть бечеву.
Показался остров с суровым названием Дикий. Это самый большой остров на Чусовой. Длина рукавов, огибающих его, более восьми километров. Мы повели струг левой, более широкой протокой.
Свое название остров, может быть, когда-то и оправдывал, но сейчас выглядит вполне мирно и культурно.
Плоский, берега поросли кустарником, небольшие перелески разделяют луга и покосы.
Протокой идти довольно легко, течения почти не чувствуется. Появилась возможность отвлечься от борьбы с течением и немного пофантазировать. Как Ермак со своей дружиной проходил здесь на стругах?
Впечатления сегодняшнего дня несколько поломали в моем воображении картину дружно плывущей по Чусовой флотилии Ермака. Несомненно, река за 400 лет значительно изменилась. Видимо, была полноводнее, без мелей. Не могли люди раньше себе позволить и такой роскоши, как тысячи затонувших бревен. Ну а течение-то было, пожалуй, даже посильней.
Во многих местах, как ни старайся, на веслах не поднимешься. Тем более на груженом струге. Немного, наверно, Ермаку довелось плыть по Чусовой, большую часть пути пришлось тащить струги по-бурлацки.
Сколько же было у Ермака стругов? Они нужны больше для подъема вверх груза и военного снаряжения. Нужен ли был ертаульный струг, если его все равно приходилось тащить на веревке?
За этими мыслями я и не заметил, как пролетело время. Тем приятнее было увидеть огонек костра, призывно маячивший нам из густеющей темноты. День б пожалуй, не легче, чем первый, но устали уже меньше.

6 СЕНТЯБРЯ
До Чусового 25 километров. Так что день предстоит тяжелый, возможно, придется прихватить в пути и часть ночи. ,
Встали рано. Тепло. Сегодня не только тумана, но даже и росы нет на свисающих прядях осоки. Покинули лагерь под монотонный перезвон ботал. На остров Дикий гнали пасти реденькое стадо коров из деревни Нижняя Лещевка.
Я пошел по деревне. Во многих огородах копают картошку. День воскресный, и погода самая подходящая, хотя и пасмурно.
Наконец-то, на третий день, подул попутный ветер. Поставили парус. Вода стремительно проносится между гондолами. Если смотреть на нее, то кажется, что мы не плывем даже, а почти летим. Скорость хорошая. Торцы полузатонувших бревен, качающиеся, словно черные мячики, по всей реке, быстро скрываются за кормой. Только успеваем подгребать, чтобы не напороться.
Прошли под парусом километров семь. Впереди показался остров, на нем драга. И тут припустил дождь. Крупней. Вода в реке словно закипела. В небе даже громыхнуло.
Когда. обогнули остров, увидели дымок на берегу. Нас ждал готовый обед, ребята успели сварить его до дождя. Набросив на себя полиэтиленовые пленки, быстро поели и сразу двинулись дальше.
Дождь постепенно терял летнюю силу, но приобретал осеннюю уверенность и монотонность. Ертаульный струг опять ушел вперед. Напротив поселка Лямино мы догнали его. Ребята сильно пропороли одну из байдарок. Срочно разгружались, чтобы заклеить дыру. Нашей помощи не требовалось, и мы ушли вперед.
Уже стемнело, когда показались огни города Чусового. Вспомнилось избитое выражение «очаг цивилизации»,— оно придумано будто специально для этого города. Крутые берега не дают ему разбежаться вдоль реки, а металлургический завод, составляющий основу города, дымит и дышит пламенем, создавая, особенно в темноте, полную иллюзию огромного очага.

11 СЕНТЯБРЯ
Город Чусовой остался далеко позади. Прочитаны лекции, посажены деревья, много было интересных встреч. Особенно запомнилась встреча со старым коммунистом А. С. Шелковниковым. Узнав, что будет проходить экспедиция, он специально приехал в Чусовой из Перми. Много рассказывал нам о становлении Советской власти на Урале, показал свои материалы. Уже на протяжении многих лет он собирает сведения о жертвах колчаковского мятежа, уроженцев этих мест. С волнением листали мы эти страницы…
И вот мы плывем дальше. Круче становятся повороты, быстрее перекаты — попутный ветер поймать в паруса трудно. Чаще всего по-бурлацки тянем наши струги на бечеве. Рыбаки, снующие по реке на своих моторках, заметив нас, замедляют ход. Интересуются, удивляются, некоторые предлагают взять на буксир, протащить с десяток километров, но мы отказываемся без сожаления. Во время Ермака моторок не было — не собираемся их использовать и мы. А кроме того, чем медленнее мы идем, тем больше успеваем увидеть. Жаль, что нет с нами археолога. Вода в этом году низкая, чистая. На мелях попадаются интересные предметы: крупные кованые гвозди, необычной формы узкая подкова, топор…
Все чаще по берегам реки высятся грозные скалы — бойцы, как издавна зовут их на Урале. Они поражают своей суровой красотой, удивляют названиями: Шайтан, Плакун, Башня, Гнутый, Щит, Отметыш…
На многих из них надписи проплывавших здесь туристов. Стыдно за людей, недрогнувшей рукой портящих такую красоту. Этот современный образованный дикарь, еще собирая в дорогу рюкзак, заботливо вспоминает: «Не забыть бы банку с краской поярче и малярную кисть». Не такие ли «туристы» оставляют свои неровные каракули на стенах общественных туалетов?

12 СЕНТЯБРЯ
Сегодня утром привычные уже капли не стучали в палатку. Когда вышли на маршрут, день совсем разгулялся. Сухо, временами даже выглядывает солнышко. Мы с Олегом бредем по мелководью, тянем за собой катамаран. Из-под сапог, словно салютуя каждому нашему шагу, летят кристальные брызги. Особенно красивы они в те минуты, когда выглядывает солнце.
— Смотри, Олег, какай чистая вода. Честно говоря, я ожидал увидеть Чусовую грязнее. Действуют, значит, очистные сооружения?
Но он отвечает неожиданно резко, почти зло:
— Ерунда все это. Мало сделать воду чистой, надо сделать ее живой. Ты видишь, сколько топляков в реке, все дно усеяно. Они же гниют, уменьшают содержание кислорода в воде. В результате здесь не могут жить рыбы форелевых пород — хариус, таймень, голавль. А ведь Чусовая — идеальное место для них. Вторую сотню кйлометров идем, и везде камень, песок на дне, быстрое течение. Ты вот вчера названиями камней восхищался. Помнишь — Стерляжий? Значит, и стерлядь когда-то водилась. Браконьеры остатки рыбы вылавливают, кто как может: сетями, переметами… Моторки по реке снуют, сколько мальков выплескивают. Мало того, еще карбидом глушат. Видал кучки пепла по берегам? Ты говоришь — очистные сооружения… Надо людям на душу, на совесть очистные сооружения ставить, прежде чем выпускать в лес, к реке, озеру.
После такого разговора мне уже не казалось, что фонтанчики брызг салютуют шагам человека по земле…
Дальше пошли места, наводившие когда-то ужас на людей, сплавлявших барки с грузом по Чусовой. Грозные, погубившие не одну сотню бурлацких жизней бойцы,— Разбойник, Крикунчик, Молоков.
Излучина, действительно, очень опасна. Легко представить, как несется здесь вода в весеннее половодье! На левом песчаном берегу, напротив Разбойника, будто до сих пор лежат остатки разбитых плотов. Но увы! Это все те же топляки.
С начала пути пройдено 127 километров.

14 СЕНТЯБРЯ, СЕЛО ВЕРХНЯЯ ОСЛЯНКА
Почти на границе областей стоит на Чусовой камень, встречу с которым мы особенно ждали: камень Ермак с его легендарной пещерой. Словно неведомый великан выдолбил дыру в середине скалы. Попасть в нее можно только спустившись сверху по веревке.
Бывал ли Ермак в этой пещере? Наверно, незачем ему было сюда залезать. И вряд ли оставлял он тут свои богатства. Но все же здесь как-то особенно остро чувствуешь, что шел он вдоль этих берегов со своей дружиной.
К вечеру дошли до Села Верхняя Ослянка. Первый раз ночевали не в палатках, сходили в баню.
Ертаульный струг из байдарок изрядно потрепало на перекатах, не успеваем латать дырки. Так как большой воды и дальше не ожидается, пойдем на одном катамаране. Благо, грузоподъемность у него хорошая, хоть и тащить трудновато. Предполагаем, что на Серебрянке и он сядет у нас на мель. Да, не удалось бы Ермаку попасть в Сибирь, если бы Чусовая уже к тому времени успела так обмелеть.

15 СЕНТЯБРЯ, РЕКА ЧУСОВАЯ
Когда перед отплытием из Верхней Ослянки мы грузили рюкзаки на катамаран, какой-то прохожий поинтересовался:
— Далеко ли плывете?
— Вверх по Чусовой поднимаемся, а потом но Серебрянке пойдем, по пути Ермака. 400 лет минуло, как прошел он в этих местах.
— Вон оно что! Хороший у вас отдых.
То, что он назвал наши мучения по преодолению перекатов, течения, мелей отдыхам, да еще хорошим, неприятно кольнуло. В его словах послышался упрек: все, мол, делом занимаются, а вы вот отдыхаете.
Я попытался возразить:
— Какой же это отдых? Целый день, как бурлак, лямку тянешь. Днем мокнем, а ночью еще мерзнем.
Но он настаивал на своем:
— Раз с удовольствием значит, отдых.
Конечно, мы получаем удовольствие, пожалуй, только увлеченность идеей и помогает нам сносить все тяготы изнурительной борьбы с течением. На секунду ослабь веревку, отпусти весло, и река неумолимо тянет вниз. Но спорить было некогда, я промолчал.
Провожали нас на берегу несколько мальчишек да какой-то молоденький внушительных размеров пес, которому вчера мы скормили остатки ужина. Когда мы двинулись в путь, он побежал за нами. Сначала мы не придали этому значения, но когда околица села осталась далеко позади, забеспокоились. Обращаясь к нему серьезно, как к человеку, стали уговаривать: «Слушай, что ты за нами бежишь? Мы возвращаться не будем, иди лучше назад».
Километра через два нам потребовалось переплыть на другой берег, мы погрузились на катамаран и поплыли. Пес заметался по берегу, сунулся было в воду, потом лег в осоку, положил голову на передние лапы и не жалобно, а как-то горько завыл.
Мы молча гребли, а когда доплыли до середины, пес прыгнул в воду. От неожиданности мы растерялись. Ширина реки в этом месте метров 50, вода ледяная и течение сильное. «Сейчас вернется»,— подумал я. Но пес плыл и плыл, слегка подвывая.
Мы причалили, вскоре выбрался на берег и он. Долго стряхивал с себя воду, катался по траве, терся о кусты. Потом укоризненно тявкнул и снова побежал впереди нас. Мы сразу прониклись к нему уважением и больше от себя не гнали.
Когда проходили мимо деревни Бабенки (поселок Заречный, как называют ее сейчас), я решил пройти по улице. Хотелось понять, за что дали деревне когда-то это необычное название.
Улицы были пусты, окна многих домов заколочены. Уже в самом конце деревни увидел старушку, вынимавшую газеты из почтового ящика на воротах. Подошел.
— Здравствуйте, бабушка. Что в газетах пишут?
— На, погляди. Откудова идешь-то?
— Экспедиция у нас,— я кивнул в сторону реки,— вверх идем. .
— Проверяете чего али ищете?
— Проверяем, бабушка, проверяем. Как живете-то?
— Да уж кака жись! Изо всей деревни четырнадцать дворов осталось. Приезжают которы, картошку садят, а каки дома и вовсе брошены. Старики-то есть, век доживают.
— А вам сколько годов-то?
— Да вот уж 70 стукнет. Нонче страдовала еще. С сыном живем, корову держим. С покосу-то идем в потемках, дак жуть берет: избы черны стоят, ни дымочка, ни огонечка.
— Летом туристов, наверно, много плывет?
— Ну их! Лучше бы и не было. То хлеба попросят, то еще чё. Нам самим-то хлеб привозят два раза в неделю, а как отказать? Да еще озоровать стали. В огородах пакостят. Курицу вот черную украли. Така хороша курица была, ласковая.
Стыдно мне стало, что и меня можно причислить к этому разбойному племени. На лбу, как говорится, не написано… Я попрощался и заспешил догонять ребят.

16 СЕНТЯБРЯ, СЕЛО КЫН
Сегодня прошли старинное уральское село с нерусским названием, оно расположено на месте впадения в Чусовую небольшой речки Кын. Так назвали ее когда-то коми за очень холодную воду (кын в переводе с их языка означает «холодный»). Позднее Строганов заложил здесь железоделательный завод. Церквушка, прилепившаяся на склоне горы, напоминает нам о прошлом.

17 СЕНТЯБРЯ, УСТЬЕ РЕКИ СЕРЕБРЯНКИ
Первый камень-боец, встретивший нас утром за поворотом, назывался Печка. В скале, нависшей над водой, река промыла полукруглую нишу. Эта ниша и придавала скале больйое сходство с русской печью. Вспомнилось, как Емеля приехал,  когда-то на печи за водой, да так, видно, и оставил ее здесь, на берегу…
Перевалило уже далеко за полдень, когда мы подошли к устью реки. Серебряная — так называют ее местные жители. Вода ее заметно отличается по цвету от воды Чусовой, словно разбавлена чем-то. Пытаюсь подобрать подходящее сравнение: молоком, мелом, известью — все не то. Самый точный оттенок в ее названии — серебряная.
Беглого взгляда на реку оказалось достаточно, чтобы понять, что тянуть по ней наш «струг» вверх практически невозможно. Если на Чусовой перекаты перемежались большими плесами, то здесь, в устье, Серебрянка предстала как один мелкий, но достаточно сильный перекат. Берега заросли кустами, тянуть бечеву во многих местах нельзя. Сходили на разведку вверх километра на полтора, но и так было все ясно.
Вывод напрашивался один: дальше идти вдоль русла пешком, без катамарана. Мы не могли бросить его, как Ермак побросал когда-то в верховьях Серебрянки свои струги, а для переноски в рюкзаках он был тяжеловат. Кому-то надо было сплавлять катамаран назад в Верхнюю Ослянку. Миша Григорьев и Алик Климов — наши водные асы — добровольно согласились это сделать. Я понимал, конечно, чего им стоит отказ от прохождения части маршрута, поэтому был особенно благодарен за эту необходимую инициативу.
Вместе пройдено по Чусовой 216 трудных, но счастливых километров.

19 СЕНТЯБРЯ
Вчера начался новый этап нашего пути. Веревку тянуть не надо, рюкзак довольно легкий, бежим, будто нас не от катамарана, а от забора отвязали. Поглядываем только по привычке на воду да прикидываем, как же здесь Ермак Тимофеевич поднимал свои струги.
Изменилась, конечно, река за 400 лет. Но как изменилась? Кое-где драга ее перелопатила, деревья по берегам повырубали, обмелела она, ослабла. Правда, сейчас лес у реки давно не рубят, дружно обступил ее берега тонконогий березняк да осинник. А казакам-то Ермака пришлось здесь помаяться!
Как ни странно, но прошли мы за первый день, пожалуй, не больше двадцати километров. Дороги, уводящие от русла, мы не используем, а рыбацкая тропа непостоянна, да и потерять ее легко — ступи только шаг в сторону.
К вечеру набежали тучи. Дождь, то усиливаясь, то ослабевая, шёл всю ночь. Не прекратился он и сегодня утром, поэтому с подъемом мы не торопились. Когда дождик, притомившись, взял первую передышку, мы успели приготовить завтрак. Во время второй — свернули палатку и уложили рюкзаки, Дождь, словно спохватившись, полил с новой силой, но мы уже шли, подняв голенища сапог и надев полиэтиленовые накидки.
«А ведь у Ермаковых казаков не было ни плащей, ни резиновых сапог»,— подумал вдруг я и сразу почувствовал, как уютно ногам в теплых шерстяных носках за надежной литой резиной.
С небольшими перерывами дождь продолжался до самого вечера.

21 СЕНТЯБРЯ, СЕЛО СЕРЕБРЯНКА
Вчера, в сумерках уже, поднявшись на высокий берег, мы увидели внизу большое село — Серебрянку. Ровными рядами, словно палаточный лагерь, выстроились потемневшие от дождя квадратики деревянных крыш, среди них белым шатром выделялась’церковь. На улицах никого. Моросит дождь.
Спустившись к селу, у вездесущих мальчишек мы узнали, что в селе есть баня, а работает она сегодня до восьми. Было уже семь часов, и мы торопливо зашагали по тротуарам…
До чего же приятно, выйдя прямо из тайги, из дождя, скинув в предбаннике тяжелые, намокшие рюкзаки и одежду, окунуться в томное тепло’, поддать парку! Говорят, древние римляне важные государственные вопросы решали в бане. Мы тоже попытались решить самый важный для нас сейчас вопрос: где остановиться на ночлег?
Словоохотливый истопник посоветовал нам обратиться к студентам из строительного отряда «Ровесник» Нижнетагильского филиала УПИ, которые еще продолжали строительство в селе, ремонтировали пекарню и детский сад.
Несмотря на позднее время, они были еще на работе. Скоро пришел их командир Сергей Тумачек. Высокий, крепкий и, почему-то сразу подумалось, надежный парень.
Часть ребят из отряда уже уехала, поэтому разместить нас не составило труда. Сразу после ужина состоялась встреча со студентами. Говорили и об историческом походе Ермака, и о современных проблемах Чусовой и Серебрянки. Экспедиция подходит к концу, и  нам есть что рассказать. Разговор затянулся за полночь.
Утром мы не торопились с выходом. Надо было дождаться сплавщиков катамарана Алика и Мишу, докупить продуктов, попытаться уточнить карту и обязательно передать, наконец, давно подготовленную информацию в областную газету «На смену!». Уже в двух предыдущих пунктах я не смог этого сделать из-за отсутствия устойчивой телефонной связи.
Деревянный домик, в котором разместилось все почтово-телеграфное хозяйство села, был совсем недалеко. Разговор по Свердловском дали на удивление быстро, и, что самое главное, слышимость была хорошая.
В лесничестве, убедившись в моей причастности к охране природы, дали посмотреть каргу с квартальной разметкой, часть ее я перенес к себе на кальку.

23 СЕНТЯБРЯ, РЕКА КОКУЙ
Утром, выглянув из палатки, я залюбовался неожиданной красотой. Некошеный луг на противоположном берегу серебрился в лучах восходящего солнца, осока устало свесила в воду свои вдруг поседевшие пряди: это был первый иней.
По всем приметам, сегодня к вечеру мы должны дойти до Кокуя, но за вчерашний день не встретили ни одного квартального столба, ориентироваться приходится, в основном, по изгибам реки, а их так много, что порой кажется даже, будто идем по кругу.
Когда мы заканчивали завтрак, метрах в двухстах ниже по течению увидели двух -мужчин с ружьями и собаками. Они шли вдоль берега в нашу сторону. Я обрадовался: «Охотники. Сейчас можно будет уточнить, где мы находимся». Но они, заметив нашу палатку и дымок костра, так быстро скрылись в лесу, что даже собаки тявкнуть не успели.
«Опять браконьеры»,— зло подумал я. Высшей несправедливостью показалась мне стрельба по живому в это чудесное утро.
Когда-то Пришвин написал серию очерков о природе «В краю непуганых птиц».. Если писать подробные заметки о нашем путешествии, то, пожалуй, их можно объединить названием «В краю непуганых браконьеров». Честно говоря, не ожидал я увидеть такого массового, спокойно-обыденного истребления рыбы и дичи. Особенно рыбы. Если лесной зверь или птица имеют еще небольшой шанс убежать куда-то, улететь, забиться в чащу (может, поленится охотник туда залезть), то рыбе не убежать, вся она здесь, в реке. И весной, несмотря ни на что, снова пойдет вверх, в мелководные притоки, чтобы, повинуясь инстинкту, продолжить свой род. Особенно легко брать ее.  И берут. Всеми способами: и запрещенными, и совсем варварскими. А главное — безнаказанно!..
Сегодня с утра безнадежно пытаюсь «привязаться» к квартальной просеке. Кручу головой, оглядывая берега,— нет просеки! В одном месте принял за нее старую лесовозную дорогу. Прошел километра полтора от берега реки и вышел на крап огромной, совсем еще свежей вырубки. Дальше леса не было. Увал, рисующий плавную дугу горизонта, был лысым. Вот тебе и чаща! Вот тебе и дикие места! Оказывается, и зверю-то бежать некуда. Только что и осталась полоска леса вдоль берега — водоохранная зона. Сумеет ли она снасти реку, а тем более зверье?..
Как ни странно, но чем дальше мы идем, тем шире и полноводнее становится Серебрянка, словно спускаемся вниз по реке, а не поднимаемся к ее истокам. Появились длинные плесы, разделенные перекатами. Сначала мы удивлялись этому, но, получше изучив карту, нашли объяснение. Серебрянка течет строго вдоль западного склона Уральского хребта, плавными извилинами огибая его отроги, и только перед самым впадением в Чусовую круто скатывается с хребта, пробивая себе дорогу сквозь
скалы. Здесь она узка и стремительна.
В некоторых книгах говорится, что проводники рекомендовали Ермаку для подъема на Уральский хребет реку Межевую Утку.
Возможно, это и так. Если составить представление о Серебрянке но ее низовьям, то трудно отважиться подняться по ней.
Подойдя к устью Кокуя, мы в беспорядке побросали рюкзаки и молча разбрелись в разные стороны. Каждому хотелось побыть с этой речкой наедине.
Это место было конечной целью нашего путешествия. Некоторые историки считают, что здесь Ермак построил небольшое укрепление для зимовки своего воинства. Сейчас на этом месте ничего нет. До наших времен дошло только название: Кокуй-Городок.
Стремительно сомкнулась пропасть времен, словно и не было четырех столетий, отделяющих нас от Ермака, не было тех людей, которые до нас уже ходили по этим берегам.
Я пошел от реки в глубь леса, представлял, что Ермаковы казаки бродили когда-то здесь, выбирая деревья покрепче для своих стругов и укреплений. Внимательно вглядываюсь в деревья: «Да, пожалуй, среди вас нет ни одного свидетеля тех времен. Все обновилось. Все!»
Возвращаясь, наткнулся на остатки исполинского ствола. Совсем трухлявый, он уже покрылся толстым слоем мха. На нем, как на аллейке, ровным строем стояло десятка полтора аккуратных маленьких, словно игрушечных, елочек. Я присел около них, дотронулся до одной — нежные лапки были уже колючими. Да, этот то великан запросто мог видеть Ермака. А сейчас вот красавиц-внучек ростит. Немало, должно быть, повидал он за свой долгий, век.
Начало темнеть, пора разводить костер, ставить на  латку, но я не торопил ребят. Наступили те самые звездные минуты, ради которых мы почти целый месяц поднимались по Чусовой и Серебрянке на Уральский хребет. На душе было спокойно и радостно, как после хорошо выполненной трудной работы.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА .
Отправляясь в экспедицию, мы не ставили цели проводить исторические исследования. Основная работа на маршруте заключалась в обследовании бассейна Чусовой и Серебрянки. Но тем не менее уже сама по себе наша экспедиция представляла известный «проходческий» эксперимент. Мы убедились в одном твердо: поднять вверх по Чусовой груженые струги было непростым и не скорым делом.
И вот по размышлении, приходили» к какому выводу: Ермак отправился в дальний путь осенью. До ледостава
у него оставалось времени мало.
Историков, исследовавших путь Ермака, выручала, а вернее сказать, запутывала мысль о зимовке на Уральском хребте, она. зимовка, продлевала путешествие Ермака на целый год.
Современные исследования все больше подводят к мысли, что зимовки не было. Был кратковременный набег — смелый и дерзкий. Конечно, русских казаков отличали такие качества, как смелость и быстрота, но не надо их путать с суетой и поспешностью в принятии решений. То, что они делали, старались делать надежно и основательно.
Отметим также, что Ермак во время похода был ограничен не только временем, но и немногочисленностью дружины, а у сибирского хана Кучума были значительные силы.
Царское послание Строгановым от 16 ноября 1582 года, которое, как теперь говорится, точно датирует начало сибирской экспедиции Ермака, гласит: «Писал нам воевода из Перми, что послали вы из острогов… Ермака с товарыщи воевать сибирские места сентября в первый день, а в тот же день сибирские люди к Чердыни приступали и наших людей побили и многие убытки нашим людям починили».
За год до этого было нападение сибирских людей на владения Строгановых на Чусовой. Тогда царь Иван IV в специальной грамоте, от 6 ноября 1581 года приказал Строгановым и чердынскому воеводе действовать совместно в случае подобных нападений.
Думается, что Ермак знал о регулярных осенних нападениях Кучумовых воинов, но понимал, что гоняться за его отрядами хлопотно, бесполезно и, главное, невыгодно — разгромив военный отряд, не возьмешь богатой добычи.
И Ермак пустился на военную хитрость. Летом, но межевой воде, он поднял свои струги на Уральский хребет, приготовился к сплаву по сибирским рекам. Историки упоминают еще такой факт, что в период осенних дождей наступало малое половодье и уровень воды в горных реках поднимался до двух метров. Такое половодье могло сильно затруднить и даже сделать невозможным подъем вверх по Серебрянке.
Получил ли Ермак точное сообщение о нападении на Чердынь или предположил, что такое нападение произошло, установить сейчас, пожалуй, уже невозможно. Но можно предположить, что во время осеннего половодья скатился он с Уральского хребта в сибирские реки и отправился в свой дерзкий рейд по тылам противника.
Расчет Ермака оказался правильным, Кучум не смог и не успел оказать дружине настоящего сопротивления— главные его силы в это время «воевали» Чердынь.
Конечно, нарисованная мной картина не подкреплена историческими данными, это всего лишь домысел. Но тем не менее я склонен думать, что. подъем груженых стругов вверх по Чусовой и Серебрянке и волок, как самая трудоемкая работа, были не началом похода, а его подготовкой. ,
В сентябре Ермак начинал свой легендарный поход уже за Уральским хребтом.