Нужен ли мальчишкам лидер?

Переходный возраст — явление, установленное самой природой во всех сферах ее жизни. Ягненок и волчонок когда-нибудь отлучаются от матери, учатся жить сами. От черенка или корня растет молодая поросль — крепкая или слабая, в зависимости от условий. Птенцы учатся летать… То же самое, но при социальной «декорации», происходит в человеческом обществе. Всякий юный человек когда-нибудь делает первый самостоятельный шаг. Наш разговор —  об обыкновенных мальчишках, об особенностях переходного возраста, о трудностях его и об условиях, в которых воспитываются мальчишки, — всегда ли эти условия учитывают взрывную силу возраста! Как направить ее в нужное русло! Мы позволили себе сравнить этот сложный возраст с репейником, который столь же почитают в народе — за выносливость и признанные с времен старины хорошие лечебные свойства, сколь и клянут — за сорность и излишнюю «прилипчивость». Репейник «о двух концах», как и мальчишка в определенные годы: то ли это шелковистый, набирающий силу цветок, то ли ощетинившаяся колючка…

Кто «король» у «Буревестника»?
Из историй, рассказанных участковым инспектором
Ребята с Посадской крепко рассорились с парнями, живущими в районе кинотеатра «Буревестник». Сначала дрались один на один, потом в драки втянулись новые мальчишки. Число враждующих росло, как снежный ком.
Вовка Чиж во время одной из бесед в милиции, широко улыбнувшись и показав при этом три выбитых зуба, прошепелявил:
— Выясняем, кто «король» у «Буревестника»…
К Витьке Голошубову пришли вечером трое. «Витя, к тебе»,— крикнула мать и ушла в комнату. На лестничной клетке минут пять возились, пыхтели. Через одну-две минуты с перекошенным от боли лицом вошел сын. «За что тебя? Кто это?!»— всполошилась мать. «Ребята с Посадской,— коротко ответил сын.-— Отношения выясняли», Больше мать ничего не могла добиться.
…Младший лейтенант милиции Иван Солодянкин подошел к «Буревестнику», когда там уже стояла толпа — двадцать— тридцать ребят. Кое у кого были палки, металлические прутья, ремни с пряжками. «Дело ясное,— прикинул Иван.— Быть драке…» Из сберкассы он позвонил в райотдел. Потом подошел к ребятам:
— Чем занимаемся, хлопцы?
— Спортом! — с вызовом выкрикнул чей-то густой бас под издевательский хохот подростков.
«Видать, серьезно,— размышлял Иван.— Только бы из райотдела подоспели, одному не справиться».
— Ладно, хватит базарить,— раздался тот же самый пьяный голос.
Насвистывая, громко переговариваясь, парни пошли в сторону Посадской. Там, на пустыре, чаще всего возникали стычки враждующих сторон. Иван озабоченно огляделся,  зачем-то покрутил в пальцах свисток, плюнул с досады и потопал вслед за пацанами: «Будь что будет, драться я им не дам»,
Дежурный наряд отдела, куда входили я и еще два молодых милиционера, встретил всю группу у молочного магазина. Милицейская машина с проблесковым маяком, четыре работника милиции, считая водителя — пять, внушили, как видно, забиякам некоторые опасения.
— Куда идем, граждане? — поинтересовался я, хотя в этом не было необходимости: в сквере стояла группа человек в пятьдесят, а из-за магазина спешили еще по меньшей мере двадцать. Ситуация складывалась сложная. Я сказал Ивану:
— Дааай поищи в этой толпе своих, убеди, чтоб по-добру топали домой.
Сам напряженно разглядываю возбужденных, ощетинившихся мальчишек. Взвешиваю их коэффициент агрессивности, пытаюсь определить, кто тут «бугры». Вот, наверно, этот длинноносый в свитере. Федька Власов… Недели две назад мы привезли его от Центрального стадиона, пьяного, в красной рубахе навыпуск, с огромным нательным крестом… Сейчас он в свитере, в руках— велосипедная цепь: чудодейственное превращение из христианина в хулигана.., Но Федька сам вряд ли пойдет — туповат, своей воли не имеет. А вот Эдик, рядом с ним, симпатичный, волосы заброшены небрежно на бок, глаза прищурены — этот, пожалуй, способен на все. Ребята из уголовного розыска говорили, что за ним есть кой-какие темные делишки, но ему удается выходить сухим из воды. Я нахожу его глаза, смотрю в упор, Не выдерживает, отводит взгляд.,.
Нас пятеро. Их — больше сотни. Хорохорятся друг перед другом, рисуются. Кое-кто, правда, потихоньку начал сматывать удочки от греха подальше.. Плохо, что в толпе есть пьяные — этим все нипочем. В голове молоточками только одно: «Драки не должно быть!» В. этом сейчас моя милицейская, партийная и человеческая миссия, и я обязан выполнить ее.
— Ну, что, орлы? — произнес я в мегафон.— По домам пора. Утро вечера мудренее. .
Засмеялись. Группками, по два-три человека, от толпы отделились десятка полтора ребят! И то хлеб!
— Отвалили!— коротко бросил Эдик. За ним потянулась пестрая компания.
Драки не будет. Сегодня мы столкновение предотвратили. Но на улицах города должно быть спокойно всегда — сегодня, завтра.,, А потому надо сейчас поработать в счет завтрашнего дня, Решаем взять несколько человек из числа заводил, Есть основания привлечь за мелкое хулиганство: нецензурная брань в общественном месте, действия, нарушающие спокойствие граждан. Взяли Эдика, Федьку Власова, «Буграм», здорового, рыжего, с мощным басом, пьяного парнями еще нескольких. Остальных убеждаем идти по домам. Я говорю им о завтрашнем дне, об учебе, о волнующихся родителях. С радостью вижу перед собой уже не разъяренную, неуправляемую толпу, а обычных ребят, с открытым взглядом, с нормальными, не искаженными злобой и азартом, лицами.
В отделе с теми, которых доставили, работает инспектор уголовного розыска Слава Ершов.
— Витьку-то Голошубова они били. Теперь не отвертятся.
— Кто «они»? Их здесь человек двадцать.,.
— Эдька, «Бугор» и Гоголь,— уточнил Ершов.
— Какой Гоголь?
— Вот те раз! Гоголя не знает! — хохочет Славка.— Федька Власов.
— Да, что не подскажет фантазия,— улыбаюсь я, вспоминая длинные Федькины волосы, расчесанные на пробор.
Много пришлось говорить в ту ночь, много писать. Вот разговор с «Бугром» — Сергеем Замараевым:
— За что вы избили Виктора?
— За дело.
— За какое дело?
— Он знает.
И в таком духе — минут двадцать. Обычная история. Ни за что. А если уж точнее, то, скорее всего, за то, что Голошубов сильнее их оказался, на сговорились в чем-то.
Эдик вошел тихо, осторожно прикрыл за собой дверь, попросил разрешения сесть.
— Чем не угодил вам Голошубов?
— Да стоит ли этим заниматься милиции, товарищ лейтенант! — широко улыбается Эдик.— Так, ребячьи дела. Подрались, помирились, только и делов-то.
Этот — фрукт!.. Лжив и хитер. Вон и взгляд «переделал»: вместо презрительного прищура что-то угодническое.., Для таких святого нет. Не хотел Витька с такими, как этот фрукт, быть.
У Федьки Власова, «Гоголя», добродушно-глуповатая улыбка во всю физиономию, как к теще на блины пришел.
— Витьку?.. Били. Он «бочку катил» на Сережку с Эдькой.
— А ты-то зачем пошел с ними?
— Эдька сказал, что Витьке надо вмазать.
— А если Эдька скажет — убить?
— Не-а…— опять широко улыбается Федор.
Парень здоровенный, а податлив на любую авантюру, как третьеклассник. Федьку искренне жаль. Не злой он, а вот попал, поди ж ты… ,
Около десяти человек оформляем за мелкое хулиганство, нельзя же, в конце концов, оставлять безнаказанными, За остальными приезжают мамы, папы, бабушки. У всех встревоженные, расстроенные лица. Возгласы недоумения, гнева, сожаления:
— Неужели и мой Вовочка тоже?..
— До каких пор ты будешь над матерью издеваться?!
— Вадим, как ты мог?!
— Экая дубина вырос, а ума нету…
Одна сцена разыгрывается и смешная, и трагическая. За недорослем, метр восемьдесят ростом, пришли отец с матерью.
— Ах, подлец! Ах, подлец! — задыхался от гнева отец, который на голову ниже сына.— Ты негодяй! Позорить отца!..
Хотел ударить парня. Тот спокойно отвел руку, пробасил:
— Ладно, хватит. Больше не буду.
От этого детского «больше не буду» мать разрыдалась. Хватаясь за сердце, уговаривала то одного, то другого:
— Паша, не волнуйся, Паша, прошу тебя, не надо… Сашенька, сынок, что же ты наделал!? Сашенька…
Это была трудная, длинная ночь. Ночь родительских волнений, тревог, забот. Мы разбирались с правонарушителями — здоровыми, крепкими ребятами, вовсе неглупыми. «Бугры» изолированы, «кодла» распалась,— и остались только растерянные, беззащитные мальчишки. Те самые, которые несколько часов назад были готовы к драке, к тому, чтобы ударить побольней, чтобы доказать, что они «короли» на пресловутом пятачке у «Буревестника». Я верю Сашке — он «больше не будет». Верю многим другим мальчишкам — они попали случайно.
Около месяца в районе Посадской и «Буревестника» каждый вечер патрулировали усиленные наряды. Еще два-три раза вспыхивали ссоры, но примирение все же наступило. Инцидент был исчерпан.
…Шесть лет пробежало с той поры. Ребятам сейчас за двадцать, отслужили в армии, у многих растут дети. Осмысливая давние события, один из прежней компании, что от «Буревестника», Владимир Пономарев, при встрече со мной говорил:
— Глупость, конечно. Сейчас вспоминаю,— и смешно, и грустно. Мальчишества,. Сегодня я сам бросился бы разнимать пацанов.
— А если вернуть то время, и опять в той же компании, и тот же Вовка Пономарев — как?
— Боюсь, повторилось бы,— Владимир задумался.— Не в «королях» дело, далось оно нам выяснять… В возрасте. В азарте, в риске. Энергия через край бьет. Тут только повод дай, толчок — он к любому действию мальчишку приведет, А выяснение, кто «король», и было таким толчком. Ну, вы сами знаете, что вам говорить… В этом возрасте все трудные, а мальчишки особенно…