В папку, куда я однажды начал складывать заметки и документы о рождении знаний по атомной физике на Урале, попали любопытные, на мой взгляд, сведения, в частности — о людях, которые еще до Октября, в начале нашего века, любительски интересовались загадочным явлением радиоактивности. В журнале «Уральский техник» за 1913 год была опубликована заметка «Простой прибор для определения радиоактивности минералов». Она была посвящена кружку физиков в Екатеринбурге…
Прежде напомню, что первым радиоактивное излучение урановых солей обнаружил ученый Анри Беккерель. Это случилось в 1896 году. И человечество оказалось на пороге новой эры — атомной. Мария Кюри обратила внимание и на радиоактивность других элементов. Миру был явлен радий. Это произошло в 1898 году. Позже Резерфорд и Содди создали теорию радиоактивного распада, самопроизвольного превращения элементов. В русском журнале «Новь» за 1908 год я увидел заметку о количестве радия у ученых. Некий Гордас подсчитал, что в то время у человечества было не более одного грамма чистого радия. Профессор Рамзай, Арсонваль и Эдисон имели по 20 миллиграммов. Профессор Беккерель — 10, Кюри — 15 миллиграммов…
Как видим, радиоактивные вещества были малодоступны для небогатых и, незнаменитых исследователей. В России — тем более.
Вызывают уважение настойчивость и увлечение, с каким екатеринбургские любители естествознания старались не отстать от новых веяний в науке.
В то время в больших лабораториях для определения радиоактивности тех или иных: элементов пользовались
электрометрами. Они поражали своей чувствительностью. О них известный физик Содди говорил: «Недавно мы лично имели случай убедиться… что легко определяется уже одна пятидесятимиллиардная доля грамма радия. Если бы тридцать миллиграммов чистого бромистого радия, которые находятся здесь сегодня вечером, были разделены поровну между всеми человеческими существами, живущими на земле в настоящий момент, и если бы одна такая часть была возвращена нам, то ее было бы достаточно, чтобы при помощи электроскопа с золотыми листочками без всякого затруднения открыть присутствие радия и распознать его».
Однако, разумеется, в те годы, в самом начале атомного века, ни рядовые физики, ни тем более любители не имели столь «чутких» и потому дорогих электрометров. Но существовали приборы попроще, подешевле. И в конце 1910 года по инициативе жителей Екатеринбурга Е. Н. Короткова и Г. А. Олесова возник маленький кружок энтузиастов атомной физики, который намеревался заняться исследованием радиоактивности минералов на Урале. Первые атомщики уральского края пожелали не просто просветить себя, они хотели решать важную задачу — поиска новомодного сырья. Толчком к организации кружка послужили сообщения в научной периодике о том, что уральские минералы монацит, самарскит, пирохлор будто бы радиоактивны. Е. Н. Коротков имел в товариществе с А. А. Железновым (его кирпичный особняк сохранился в Свердловске, теперь это архитектурный памятник) ПрИиск в Оренбургской губернии, на котором встречался в значительных количествах монацит. И далее автор заметки в журнале «Уральский техник» сообщает:
«Как раз к этому времени В. И. Горн привез из Лондона только что выпущенный новый прибор для обнаружения радиоактивных минералов — сцинтиллоскоп Глью».
Наверное, никаких шансов найти этот, возможно, первый на Урале сцинтиллоскоп, уже нет, но, по крайней мере, будем помнить о самом факте появления первого физического прибора в нашем крае в 1910 году.
Это был менее чувствительный прибор, чем электрометр или нынешний счетчик Гейгера, однако для геологоразведки он годился, позволяя не делать предварительно никакого химического анализа, а прямо в поле проверять какой-либо минерал на радиоактивность. Сцинтиллоскоп имел лишь трудное название. Устроен же он был просто. Деревянный брусок со стеклом. На стекле тонким слоем насыпали испытываемый минерал. Затем этот слой прикрывали другим стеклом, на котором был слой сернистого цинка. Надо всем этим укреплялась медная трубка с лупой. Вот и все. Исследователи того времени, затемнив комнату, наблюдали через увеличительное стекло «неистощимый дождь искр белого цвета». Это наглядное действие силы, сокрытой в веществе, надо думать, очаровывало магнетизировало наших пытливых дилетантов. И то сказать: большинство — образованных людей начала века имели только умозрительное представление о радиоактивности, мало кто видел его воочию. Впрочем, и теперь наблюдавших глазами радиоактивность не стало больше.,.
Еще некоторые подробности из истории лондонского сцинтиллоскопа на Урале. Якобы в Миасской даче с его помощью были открыты новые радиоактивные минералы, не описанные в научной литературе того времени. Прибор, как изрядную диковину, демонстрировали даже «бывшему министру, посетившему Екатеринбург, пожелавшему познакомиться с кружком как достопримечательностью города».
Свой рассказ об екатеринбургских любителях новой физики член кружка В. Ярков заканчивает на страницах журнала «Уральский техник» эмоционально: «Обнаруживание радиоактивности представляет одну из самых блестящих побед человека над природой ввиду того огромного интереса, какой вызывает эта таинственная сила, молодая еще, в руках людей, но оказавшаяся такой же древней, как и мир. Ученые доказали, что каждая частица альфа-лучей есть атом гелия, и вы смотрите, как на ваших глазах происходит рождение нового тела природы. Присутствовать на этом, празднестве доставляет истинное удовольствие».
В. Ярков предлагал сделать подобные приборы доступными школьникам.
История екатеринбургского кружка любителей атомной физики еще раз убеждает в том, что уральцы не отставали от новых идей в науке и технике.
Лишь мерцала в то время атомная эра для любезна тельных уральцев. Теперь могучий атом буднично работает у нас на Белоярской станции, и каждый школьник может объяснить, как это происходит.
