Память не удержала подробностей суматошного дня подготовки к большой музейной выставке, но этот момент никогда не забуду. Мне на атрибуцию выдали невзрачный листочек с ладонь величиной, плотно исписанный уставом. Взглянул глазам не поверил: вот так штука! Да это пергамент..
В зале, заставленном шкафами, почему-то горели не все лампы, и я подошел поближе к тесно забранному старинной кованой решеткой окну (под музей приспособили бывший монастырский собор).
Серел пасмурный вечер, ветер насвистывал по ту сторону рам — стояла ненастная поздняя осень. А во мне все ликовало. Воображение рисовало такое, от чего захватывало дух: вдруг этот обрывок текста откроет что-то, еще неизвестное науке? Ведь тайн и загадок в истории, тем более — далекой, не счесть. По внешним признакам листок никак не моложе XV века. При скудном освещении мне сначала удалось разобрать только первые строки. Чтение затруднялось тем, что лоскут пергамена был сильно загрязнен.
Пергамент — из тонкой телячьей кожи, очень прочный и долговечный — стал употребляться еще за несколько веков до нашей эры. Изобретение его, согласно легенде, принадлежит одному из правителей малоазиатского города Пергама.
Но легенда легендой, а передо мной на столе лежал сам собою скручивающийся в трубку лист из книги, название которой я установил легко. Прочитанные строки оказались фрагментом Евангелия, а точнее — Благовествования от апостола Луки. Притча о богатом и бедном Лазаре была мне хорошо известна. Однако этот текст, возможно, чем-то отличался от канонического. На листке могли оказаться и посторонние, еще более ценные по содержанию вставки: комментарии, летописные сведения, заметки личного характера. В общем, меня ждала большая, очень интересная работа, и это радовало, хотя с первой минуты знакомства с пергаменом меня донимал вопрос: куда делся сам блок книги? Где-то рядом, в музее? В другом хранилище? Утерян? Или его вовсе не существует?
Все это предстояло выяснить. Лишь в одном я не сомневался — мне выпала удача стать открывателем, пусть небольшого, фрагмента древней рукописи, но и этот единственный листочек имеет определенное значение для науки, даже если текст не содержит ничего нового из буквы в букву повторяя канонический.
Выставка поглощала все рабочее время, заставляла спешить в музей и в выходные дни. Это была приятная неволя, ведь никто меня не подгонял. Просто за короткий срок следовало самостоятельно и квалифицированно подготовить более ста различных экспонатов. Выставка была моей главной целый. Подобной ни разу не проводилось в Свердловске. Называлась она «Искусство древней русской рукописной и старопечатной книги кирилловского шрифта XV—XIX веков». Лишь урывками удавалось заниматься атрибутированием листка.
…Ну над чем, казалось, голову-то ломать? Всего один листочек с двумя короткими притчами. Однако на лицевой и оборотной его сторонах уместилось по 23 строки мелкого, четкого и красивого по начертанию устава, характерного, кстати, тем, что каждая буковка состоит из элементов, расположенных, как правило, под прямым углом, а сама она вписывается в воображаемый квадрат, причем не соединяясь со стоящей рядом. Писец рисовал каждую букву отдельно.
По тогдашним правилам слова не разделялись, лишь предложения отграничивались точкой, приподнятой над нижней линией строки на высоту полу-буквы. Некоторые буквы и даже снова написаны киноварью, чернила же только чуть-чуть порыжели: вот это качество! И века нипочем.
Каждую букву (а их в строке умещалось 26) требовалось тщательно сверить с датированными образцами, чтобы отыскать аналог. Сколько альбомов и книг пришлось просмотреть, прежде чем с полной уверенностью датировать листок началом XIV века… И как я был рад, что успел сделать это накануне открытия выставки. Листок лег в витрину и под номером один возглавил экспозицию, составленную из музейных сокровищ и частной коллекции. Об одном пришлось сожалеть: самый древний этот экспонат не вошел в каталог выставки, уже запущенный в типографское производство.
…Могу признаться: мне повезло. Этот обгрызанный мышами лоскуток кожи мог попасть на глаза другому специалисту — листок-то оказался единственным, обнаруженным за всю историю на Урале и в Сибири. По крайней мере, до сего дня неизвестно, чтобы кто-то нашел нечто подобное или более древнее. Правда, в секторе редкой и рукописной книги Государственной публичной научно-технической библиотеки Сибирского отделения АН СCCP хранятся пергаменные рукописи XIV века и другие раритеты! — подарок академика М. Н. Тихомирова, но это дар, а не находки.
От знакомого же земляка-старообрядца мне довелось однажды услышать, что у нас, на Урале, у его единоверцев, свято сохраняются харатейные (то есть пергаменные) книги. Но у кого и где именно эти книги-святыни находятся, он умолчал, а я посчитал неудобным выпытывать у старика то, о чем он не считает возможным рассказать «не своему», да вдобавок атеисту.
Во время той беседы, помнится, он поинтересовался, приходилось ли мне видеть харатейные книги. Я ответил, что посчастливилось не только видеть, но одну даже подержать в руках и перелистать. Удивительна судьба той книги. В XIV веке ее переписал безвестный инок в Спас-Андрониковэм монастыре, о чем свидетельствует сохранившаяся запись. А всего несколько лет назад рукопись вернулась туда, где была создана — в музей имени Андрея Рублева, расположенный на территории бывшего монастыря.
Вскоре после начала выставки на мое извещение об обнаружении и атрибуции листка пришел запрос из Археографической комиссии при Отделении истории АН СССР: «Пришлите, пожалуйста, фотокопию и составленное Вами описание фрагмента пергаменного Евангелия…»
Уникальность находки подтвердил документ, полученный из того же компетентного учреждения: «Дату отрывка экспертиза определила как бесспорную — начало XIV в., но поскольку это рукопись среднеболгарского извода, то тут по сравнению с древнерусскими рукописями могут быть колебания в сторону конца XIII в. Поэтому предлагается датировка — кон. XIII (?) — начало XIV в.».
Признаться, этой тонкости я в свое время не уловил. Сказался недостаточный опыт. С уточнением датировки согласился и сделал для себя вывод: поспешил, не довел атрибуцию до конца. Погрешность, конечно, невелика, но так хотелось выполнить работу на профессиональном уровне, безукоризненно.
Самой большой наградой стала строка из письма: «Большое спасибо за все Ваши труды и заботы».
Итак, с атрибуцией мне, в общем, удалось справиться. А вот как быть с загадкой появления листка в музее? Мне так и не привелось наткнуться в музейных документах на дату поступления раритета или хотя бы упоминание о нем. И сегодня неизвестно, когда и от кого листок попал в музей. При самом тщательном осмотре пергамена не замечено никаких признаков старых шрифтов или инвентарных номеров. Есть догадка, что этот фрагмент мог находиться между листами какой-нибудь книги более позднего происхождения. После извлечения он сколько-то лет лежал в музейном сейфе, дожидаясь своего исследователя. Поэтому, видимо, изъеденный мышами грязный клочок не занесли в инвентарную книгу — нужно ли? Но спасибо тому сотруднику музея, кто его положил в сейф — до выяснения.
Возможна и другая версия: некогда в музее хранился весь фолиант, но остался от него лишь один листочек. Сотрудница музея, проработавшая в нем не один десяток лет, поведала мне, что в сороковые, военные, годы посетители научной библиотеки, в фондах которой тогда находились и книги кирилловского шрифта, довольно свободно пользовались ее богатствами, унося с собой для чтения домой все, что им было необходимо.
Получилось так, что помещение, где хранились книги, оказалось разрушенным. Сотни книг какое-то время были практически без присмотра, часть их могла пропасть. Но основную массу фоцда музейной научной библиотеки спасли. Пергаменное Евангелие могли при поступлении в музей определить неправильно. Мне пришлось атрибутировать сотни музейных рукописных и старопечатных книг кирилловского шрифта, и таких случаев неправильной датировки и даже неверного определения названия, к сожалению, установлено немало.
В поиске блока пергаменного Евангелия или его частей я скрупулезно, без пропуска единого листа, просмотрел, кажется, все книги кирилловского шрифта, хранившиеся в фондах Свердловского музея,— тщетно. Ничего подобного не найдено и в последнее время. Пергаменный листок из Евангелия, созданного на рубеже XIII—XIV веков, рассказал о себе пока очень мало, тайна его не раскрыта.
