Их было шестнадцать — сильных, смелых, веселых парней. Русские, украинцы, коми… Самому младшему, командиру взвода 3-го стрелкового полка, гвардии младшему лейтенанту Василию Кочеткову, было всего девятнадцать.
Донская степь. Август 1942 года. Получен боевой приказ: взводу Кочеткова занять оборону на высоте 180,9 у хутора Дубового, в пяти километрах севернее станицы Сиротинской, и удержать ее любой ценой до подхода подкрепления.
Утром начался минометный обстрел, а потом показались и фашисты. Они шли во весь рост, поливая высоту автоматным огнем. Первая атака была отбита удивительно легко и совсем без потерь.
Однако вскоре поднялись новые вражеские цепи: на взвод шли две роты итальянцев. «Ближе, ближе подходите,»— шептал Кочетков, и первым дал длинную автоматную очередь.
Тишина установилась. Надолго ли?
Василий вырвал из общей тетради листок бумаги и торопливо стал писать домой. Это его письмо и по сей день бережно хранит мать героя Евдокия Николаевна: «Мама, милая, здравствуй! Не знаю, дойдет ли* до тебя это письмо. Сидим в окопах, ждем новую атаку… Будем биться до конца. Победим и приеду…»
До вечера враги еще три раза ходили в атаку, но высота 180,9 оставалась незыблемой. У ее подножья нашли смерть около ста итальянских солдат и офицеров.
Утром из оврага взметнулось густое облако пыли, показались автоматчики в черной форме.
— Это уже немцы…— сказал боец Касьянов.
— Сомнем и этих,— сквозь зубы отозвался Григорий Штефан.
И передние ряды гитлеровцев были буквально скошены. Потеряв более пятидесяти человек, фашисты вынуждены были отойти. Однако появились первые потери и у гвардейцев: ранен комвзвода Кочетков, бойцы Федосимов, Унжаков, Меркурьев. Но все остались в строю.
Ночью полковая разведка сообщила, что враг готовится к танковой атаке.
—Один, два, три… пять… — запекшимися губами считал Кочетков,— восемь, девять… Еще три… Что ж, друзья, мы — комсомольцы. Вспомните подвиг панфиловцев под Москвой, они стояли насмерть. И нам отступать некуда — позади Сталинград!..
Начался последний, неравный бой. Запылали, остановившись, две головные машины, третий танк свалился прямо в траншею. Рядом с Кочетковым взорвался снаряд, второй раз был ранен командир. Заслоняя его, вперед выдвинулись Докучаев, Федотовский, Двоеглазов. Было трудно дышать, дым разъедал глаза. Кто-то из бойцов бросался со связкой гранат под громыхающие гусеницы…
В строю оставались Михаил Шуктомов, Василий Чирков, Михаил Степаненко. А два вражеских танка все еще ползли вперед. И тогда все трое оставшихся, уложив на дно окопа умирающего командира, кинулись им навстречу.
…Когда к месту боя подошло подкрепление, командир взвода, откашливаясь кровью и напрягая последние силы, сообщил политруку Новикову о подвиге своих товарищей. Приказом Военного совета фронта от 2 октября 1942 года за выполнение задания и проявленные при этом доблесть и мужество Кочетков, Бурдин, Гущин, Докучаев, Чирков, Шуктомов были посмертно награждены орденами Ленина, остальные десять гвардейцев — орденами Красного Знамени.
Через две недели о подвиге кочетковцев узнали в родном городке Василия Кочеткова — Беднодемьяновске, что находится на границе Пензенской области и Мордовии. Младший брат Василия, Дмитрий, узнав о гибели брата, тут же ушел добровольцем на фронт.
Только после войны следопыты Волгограда и Беднодемьяновска установили, что погибли не все кочетковцы. Павла Бурдина и Геннадия Унжакова, получивших тяжелые ранения во время взрыва вражеского танка, подобрали санитары соседней части и отправили в госпиталь. После выздоровления они снова встали в боевой строй и с победой вернулись в родные края. Унжаков работал трактористом в Новосибирской области — старые раны преждевременно оборвали его жизнь. А Павел Бурдин жив и сейчас, работает начальником цеха Очерского машиностроительного завода.
Время бессильно стереть из памяти советских людей героизм и мужество солдат Отечественной. Командир шестнадцати гвардейцев запечатлен скульптором Е. В. Вучетичем на Мамаевом кургане. На высоте, где погибли парни, поднялся обелиск…
