Накануне, несмотря на обложной дождь, командира отряда воентехника 2-го ранга Сергея Николаевича Догаева по срочному делу вызвал комбриг. И вот теперь партизаны с нетерпением поджидали его: какие добрые вести привезет командир в это погожее утро?
Догаев вернулся в отряд в приподнятом настроении. По пути в штабную землянку он то и дело останавливался около стоявших группами партизан и не скупился на шутку. Было видно, что делами отряда старшие командиры довольны, и это обстоятельство привело Догаева, обычно немногословного человека, в доброе расположение духа. Заметив Трофима Иваева, он свернул с тропинки и на ходу достал кисет.
— Ну как, просох? — свертывая самокрутку, спросил он командира пулеметчиков.— Вот это купель вам фриц устроил! — Догаев расхохотался, а потом, попыхивая задиристым самосадом, сказал серьезно: — Но ничего, скоро мы ему и не такое устроим!..
А шутил командир вот по какому поводу.
Как-то партизанские связники сообщили, что в одной деревне разместился отряд карателей человек в 20—30 и что фашистские прихвостни житья не дают всей округе.
— Напьются самогона —и ну шастать по избам. Кур и тех всех подушили, ироды,— жаловалась командиру тетка Лукерья, которая бывала в отряде чаще других.— Вы уж припугните нехристей этих…
— Припугнем! — пообещал Сергей Николаевич женщине.— Только бешеной собаке, говорят, хвост по уши рубят…
Дня два партизанские разведчики так и этак разглядывали деревушку. Она стояла на взгорке, рядом с
опушкой леса. Сразу за домами начиналась лощина, которая, петляя, тянулась куда-то к дальнему перелеску. И прикинули партизаны: если ударить по карателям ночью, те, отходя, непременно воспользуются этим естественным укрытием. И тут им будет крышка.
Но не все получилось как задумали.
Выставив в лощине засаду, лейтенант Иваев с частью отделения скрытно вошел в деревню. Когда изготовились к бою, послышалась звучная автоматная очередь, затем — другая, третья… Как и предполагалось, звуки выстрелов всполошили полицаев, и они, открыв беспорядочную пальбу, скатились в лощину, попав под огонь партизанской засады.
На рассвете отделение Иваева схоронилось в каком-то заброшенном сарае у небольшой речушки, с которой на деревню наплывал густой утренний туман. Он расползался все шире, и теперь из-за него уже не было видно ни домов, ни дороги, убегавшей к соседнему селу вдоль опушки леса.
С восходом где-то в отдалении послышался гул моторов. Партизаны было встревожились: не танки ли? Но гул то смолкал, то нарастал снова, и от этого казалось, что доносится он откуда-то с высоты.
— Да это самолеты, наверное,— предположил кто-то из ребят.
Между тем туман начал редеть. Вдруг, ломая изгородь, во двор сарая ворвался фашистский танк. Из его открытой башни, ошалело выпучив глаза, выглядывал одетый в комбинезон гитлеровец.
Схватив пулемет, Иваев ударил очередью по башне. Танк на какую-то минуту остановился, но и этих мгновений было достаточно, чтобы партизаны пришли в себя.
— К речке, к речке отступать! — кричал Иваев товарищам.
Благополучно выйдя на противоположный берег речки, партизаны осмотрелись. Да, крепко подвел их туман. Под его прикрытием, оказывается, на помощь карателям в деревню вошло четыре танка и до 200 человек пехоты. Теперь, развернувшись цепью, они пытались перейти речку.
Все отчетливее доносился скрежет танковых гусениц. «Прут, гады, торопятся. Хотят живьем захватить…» — с тревогой подумал Иваев, как вдруг рядом с ближним домом обнаружил глубокую яму.
— За мной!
Он подбежал к этой яме, успел заметить, что она наполовину завалена соломой, и прыгнул. В следующее же мгновение случилось что-то непонятное. Солома предательски расступилась, и Иваев по грудь оказался в воде. Следом за ним сюда же свалились и другие партизаны. Перепачканные грязью, мокрые, они все же приготовились встретить первые цепи гитлеровцев автоматными очередями, но тут из-за домов застучало сразу несколько пулеметов, потом гулко, несколько раз подряд, ударила пушка.
— Наши заработали! — догадался Иваев.— Подмогнем!..
Когда закончился бой, на подступах к хутору догорали все четыре вражеских танка.
И вот теперь, вспоминая этот жаркий бой, в котором, кстати, партизаны не потеряли ни одного человека, а Иваев и бойцы его отделения отделались лишь незапланированным купанием, командир отряда шутил:
— Вот это купель вам фриц устроил! Но ничего, скоро мы ему и не такое устроим…
Несколько дней спустя стало проясняться, что скрывалось за этими словами и какая «купель» ожидает фашистов.
Как-то погожим октябрьским днем командир отряда получил приказ выслать диверсионную группу с задачей вывести из строя железную дорогу на участке Вязьма — Ржев неподалеку от речки Вазуза. А до него, этого участка,— двести километров, на каждом из которых партизан поджидало, может, больше чем двести смертей.
И выполнить эту дерзкую операцию, совершить труднейший рейд на Вазузу выпало на долю диверсионной группы под командованием лейтенанта Иваева.
О том, где течет светлая русская речка Вазуза, из всей группы знал один Иван Лопатин. Да и то, как знал? Где есть она, помнил, а вот как пройти к ней, минуя большие дороги и села, и слыхом не слыхивал. Другие же бойцы — ленинградец Леонид Бойков, цыган Женька (по фамилии его никто не называл) и подрывник, вологодский певец Иван Степарков, которого в отряде прозвали Колесным замыкателем, да и сам Трофим Иваев — и вовсе не знали пути.
Но приказ получен, значит — вперед!
И группа, захватив с собой единственную на весь отряд топографическую карту, ушла. Рейд на Вазузу начался.
Под вечер партизаны вышли к какой-то деревушке. Осмотрелись. Окруженная со всех сторон вековыми борами, она, казалось, еще жила мирной довоенной жизнью. Над крышами курился дымок. Где-то неторопливо повизгивала пила.
Выставив охранение, Иваев со Степарковым вошли в крайнюю избу. Из чуланчика, отделявшего печку от комнаты, навстречу им, всплеснув руками, шагнула пожилая женщина. Испуганная неожиданной встречей с поздними гостями, она робко топталась на месте и не могла произнести ни слова. Из этого оцепенения ее вывел Степарков:
— Ну что, бабка, квасок не испортился? Пироги не подгорели? — по-вологодски окая и улыбаясь, осыпал он ее шутками.— Заждалась, поди?
Оттаяла бабка, разговорилась, а признав своих, и вовсе засуетилась:
— А ведь и квасок найдется, и пироги есть. Отведайте…
Колесным замыкателем Степаркова прозвали за одну слабость. В какой бы крестьянский дом не доводилось ему заходить, всюду с шутками-прибаутками он выдавал себя то за часовых дел мастера, то еще за какого специалиста, бабы наперебой просили отремонтировать кто ходики, кто еще какую технику. Он брался за все, и в любом механизме находил одну и ту же неисправность:
— Барахлит колесный замыкатель, не иначе,— и собирал вещь снова.
Пытался Колесный замыкатель показать свое искусство и на этот раз, но, как на грех, кроме ухвата да кочерги, у бабки не оказалось никакой техники.
Весь следующий день они пробирались по дремучим Матренинским лесам и залегли неподалеку от железнодорожной ветки Дурово — Владимирское. Переходить ее днем было опасно, так как почти через каждые 100—200 метров на ней стояла вооруженная охрана. Лишь под вечер, улучив момент, группа благополучно проскочила дорогу и снова скрылась в лесу.
Ах, ночка! Сколько народных мстителей ты выручала. Не подвела она и группу Иваева. Прокравшись по ручью к самому полотну дороги, партизаны проскочили препятствие, а когда, казалось, уже все страхи были позади, чуть не влипли. По другую сторону дороги, как оказалось, весь лес был забит вражескими танками. Искусно замаскированные, они стояли повсюду. Изредка между машинами слышалась чужая речь.
— Командир! — обратился Колесный замыкатель к Иваеву.— У меня есть несколько кислотно-термитных шаров. Подложим?
— Давай!
Степарков разложил гостинцы на трансмиссионное отделение нескольких танков и примкнул к группе. Метров двести партизаны что есть духу уходили в направлении станции, а потом круто свернули вправо и снова скрылись в лесу. Вскоре от дороги донеслись мощные взрывы, застрекотали пулеметы, и над лесом заплясали багровые всполохи пожара. Сработали шары Степаркова, наделали шума!
Утро следующего дня встретило партизан у деревни Сычево. Ночь они провели в глухой лощине, у небольшого костра, и продрогли основательно. Потому, наверное, заметив, как густо валит дым из бани в одном из дворов, Колесный замыкатель довольно потер ладони:
— Эх, братцы, и попаримся же мы сейчас!
— Вот-вот, и получится у тебя, как у немцев в Пивкино: попарились!— осадил его Иван Лопатин. По лесу прокатился дружный хохот.
А про Пивкино Лопатин вспомнил кстати. Этот случай произошел в начале лета. Нагрянув сюда, немцы приказали старосте истопить баню. Тот, конечно, исполнил приказ. Плещется, хлещется немчура в свое удовольствие. Поди, впервые до русского пара дорвалась. Иные с жару в речку бросаются, гогочут. А тут на их беду — партизанская пулеметная тачанка на берег выскочила. Разобрались бойцы что к чему, да как врезали из пулемета по бане. Почти всех покрошили, а которые остались в живых, так голыми по лесу разбежались.
Но смех смехом, а отогреться, перекусить малость после такой тревожной ночи было бы кстати. Выбрали стоявшую на отшибе, особняком, избу. Первым, как всегда, вошел Степарков и, увидев хозяйку, начал с шутки:
— Кума, здорова? Блины готовы?
— Готовы,— не поняв шутки, всерьез ответила женщина. На шестке печки и впрямь стояла тарелка румяных, еще пышущих жаром блинов.— Садитесь да ешьте…
— Еда не к спеху,— вмешался в разговор лейтенант Иваев.— Вы лучше скажите, есть ли в деревне немцы?
— Немца-то нету,— все так же серьезно продолжала хозяйка.— Да вот староста у нас больно лют. До кобеля ему только хвоста не хватает…
Через полчаса партизаны и сами убедились, какого старосту немцы в деревне поставили. Чего только не награбил, не натаскал он в свой дом! Соль — мешками, мыло — ящиками. Муки, зерна — что в колхозном складе. А во дворе — табуны гусей да уток, свиней с полдюжины. В амбаре же целый арсенал обнаружен — винтовки, карабины, автоматы. Наши и немецкие.
Все это добро партизаны раздали жителям деревни, со старостой рассчитались как с врагом Родины, оружие перепрятали в лесу. «Сгодится»,— решил командир.
…Чем дальше уходили партизаны от своей базы, чем ближе подходили к Вазузе, тем тревожнее было на душе у лейтенанта Иваева. После уничтожения фашистского прихвостня в Сычево по всем окрестным селам и деревням распространились слухи о том, что в лесах действует большой отряд выбросившихся на парашютах десантников, которые разоружают полицию. Эти слухи не на шутку встревожили гитлеровские гарнизоны. Даже в хутора заходить теперь было опасно. Но зато как воспрянули духом мирные жители! При встрече они всячески помогали партизанам. Даже многие полицаи — и те, искупая свою вину, старались быть полезными диверсионной группе.
Теперь, когда до Вазузы оставалось километров тридцать, Иваев все чаще думал о том, как лучше провести заключительный этап операции. Что нужно сделать, чтобы этот основной удар нанес врагу наибольший ущерб? Тут важно учесть, рассуждал командир, где установить мины. Заложишь их, скажем, на прямом, без крутых насыпей участке дороги, и результат будет пустяковый. Ну сойдут с рельсов паровоз и несколько вагонов, ну побьются малость гитлеровские вояки. А дальше? Два-три часа работы — и дорога будет восстановлена, путь к фронту открыт.
Опять же важно угадать, под каким составом взрыв устроить. Ведь можно взорвать эшелон с макаронами, а можно и… Наблюдение, разведку, надежную связь со своими людьми на ближайшей станции — вот что нужно наладить.
Вот это эффект!
К таким размышлениям Иваева побуждал и горький опыт. А он тоже не миновал партизан, и теперь его нужно было учитывать.
Как-то раз, еще в начале «рельсовой войны», группа партизан вышла на железнодорожную линию Дурове — Владимирское. На рассвете установили мину под рельсу и стали ждать. Часа через два показался состав. Скорость его была большой, да и насыпь полотна низкая. Однако когда грянул взрыв, партизаны не могли скрыть радости: несколько вагонов все же слетели с рельсов. Но радость тут же сменилась чуть ли не ужасом. Оказалось, что в вагонах гитлеровцы перевозили больше сотни собак-овчарок, и вот теперь, перепуганные и озлобленные, почти все они оказались на воле и буквально наводнили лес. Спасаясь от них, партизаны разбрелись кто куда и на своей базе собрались лишь через неделю.
Если верить карте, до Вазузы оставалось километров двадцать. Рукой подать.
Иваев принял решение разбить группу на две части. Одна должна была обосноваться возле деревни и там с помощью надежных людей выведать, когда и в какое время должен проследовать через избранный для подрыва участок дороги важный с военной точки зрения эшелон.
Вторую половину группы лейтенант Иваев возглавил сам и, обходя торные дороги, дремучими лесами повел ее прямо к Вазузе.
К речушке нужно было выйти где-то между деревнями Сычевка и Ново-Дугино. Подходы к ней здесь были более удобными. К тому же и железная дорога, делая крутой поворот на склоне высоты, в этом месте почти вплотную прижималась к автомобильной трассе. Значит, проскочить к ней можно будет одним рывком.
Партизаны шли теперь с утроевным вниманием. От дерева — к дереву. Обходили стороной даже лесные полянки. По редколесью ползли на четвереньках. Птички нигде не спугнули.
Лишь часа через четыре настороженное ухо уловило ласковое журчанье воды. Вазуза!
До смерти хотелось пить. Однако Иваев сдерживал друзей: лучше потерпеть, чем выдать врагу свое присутствие.
Но лес был безмолвен. Сквозь облетавшие кроны деревьев хорошо было видно, как с сучка на сучок перелетали беззаботные сойки. Вели они себя спокойно. Значит, ничем не встревожены и в лесу никого постороннего нет. Это успокоило командира, и он, наконец, разрешил бойцам, соблюдая осторожность, попить.
Ночь провели здесь же, на берегу Вазузы. Без костра, даже без единой затяжки папиросой.
С рассветом вброд перешли Вазузу, легкой тенью переметнулись через автомобильную дорогу и вскоре вышли к железнодорожному пути почти в том месте, которое было определено для взрыва. Еще час ушел на выбор и маскировку наблюдательного пункта. Оказался он весьма удачным. Партизаны хорошо видели и участок дороги, уходящий к ближней станции, и сам поворот, который интересовал их больше всего. Он представлялся им удобным в том смысле, что находился уже на спуске с возвышенности и метров на семь-десять выше поймы речки. Поезд здесь, рассуждал Иваев, должен идти на приличной скорости, и если хорошенько рвануть под ним полотно, от состава мало что останется.
Все это так. Но удастся ли заминировать дорогу? Какова ее охрана? За первые часы наблюдения по ней уже раз пять взад и вперед прошла автодрезина. С нее, видимо, и ведется осмотр путей.
А вот, кажется, и первый состав следует. Да, состав. Но из-за поворота показался одиночный паровоз. Однако минуты через две вслед за ним прогрохотал эшелон, груженный какой-то техникой. Все ясно: впереди состава гитлеровцы пускают, как говорили партизаны, «смертника». Если дорога заминирована, паровоз подорвется, пострадает железнодорожное полотно, но эшелон с ценным грузом или людьми успеет остановиться, избежит крушения.
— Понял, командир, на какую хитрость враг идет? — прошептал Степарков.
— Понять-то понял,— отозвался Иваев,— но ты мне лучше скажи, какую хитрость мы придумаем…
— Хе! — не изменив своей веселой натуре, улыбнулся Колесный замыкатель.— Есть и на черта гром! Зря, что ли, я столько верст электровзрыватели и машинку на себе пер? Только бы заряд установить, а грохнуть сумеем.
К вечеру окончательно стало ясно, что без «смертника» на этом участке дороги проходит редкий эшелон. Прояснился и график прохождения дозорных дрезин. Пунктуальный народ немцы, хоть часы проверяй по их расписанию: 25 минут от одной до другой дрезины. Ни больше, ни меньше.
А что можно успеть сделать за такой отрезок времени? Перебежка от укрытия до полотна дороги займет минут десять. Нет, пожалуй, меньше. Не меньше десяти нужно на то, чтобы установить и замаскировать заряд. Две-три минуты оставить на обратный путь. Но ведь заряд нужно ставить с электровзрывателем, привод к нему тянуть. Значит, еще минут 20, а то и больше понадобится.
К наступлению темноты вернулся Лопатин. По его словам, все складывалось хорошо. Часа в три ночи от станции должен был отойти эшелон с танками и какими-то крытыми вагонами. Скорее всего, с боеприпасами. Часом позже планируется отправление эшелона с людьми и зенитными установками на платформах. Было ясно, что целесообразнее подрывать первый эшелон.
Где-то около полуночи по дороге прогрохотала дрезина. Только она скрылась за поворотом, как партизаны бросились к дороге. Первым, неся основной заряд, бежал Иваев, за ним с электродетонаторами и пакетом толовых шашек — Степарков. На полотно дороги они вбежали почти одновременно и, вгрызаясь в грунт ножами, стали долбить насыпь под рельсой. На помощь им пришел и цыган. Обдирая пальцы, он пригоршнями выгребал из ямы щебенку. Где-то внизу копошился Лопатин, которому выпало проложить к полотну дороги и замаскировать электропровод.
Взглянув на фосфоресцировавшие стрелки часов, Иваев удивился: заряды уже уложены и замаскированы, а прошло всего 15 минут. Значит, можно успеть подсоединить к взрывателю и провод. Колесный замыкатель не замедлил это сделать в считанные секунды.
Есть еще минута-другая на осмотр места минирования. Все вроде сделано тщательно, чисто.
— Назад!
Не успели партизаны отдышаться, как по полотну дороги промчалась дрезина. Не остановилась, скорость не сбавила. Значит, фашисты не заметили ничего подозрительного.
Успокоившись, Степарков еще раз проверил подрывную машинку, установил ее удобнее и подсоединил к клемме пока один проводок. До того, как она должна сработать, оставалось еще три с лишним часа…
Вряд ли Трофим Иваев переживал когда-либо такие длинные, нескончаемые часы! Два состава прогрохотали за это время по заминированному пути. И всякий раз ему казалось, что часы встали, что идет именно тот, обреченный эшелон. Но часы шли исправно, а эшелоны были пока не те.
Наконец, уже в четвертом часу ночи, со стороны станции донесся шум приближающегося поезда. Степарков подсоединил к свободной клемме второй провод и замер, боясь взяться за ручку генератора машинки.
Как и первые эшелоны, этот тоже пропускал впереди себя «смертника». Сам же появился на повороте минуты через три после паровоза, а еще через минуту его вместе с участком дороги смело под откос взрывом.
Так для диверсионной группы лейтенанта Иваева начались двенадцатые сутки их 200-километрового рейда на Вазузу.
…Из своего укрытия они отходили под скрежет разламывающихся вагонов и грохот рвущихся снарядов. А впереди было еще двенадцать таких же трудных, полных смертельной опасности дней. О том, как партизаны прошли их, можно написать отдельный очерк. Достаточно сказать лишь об одном: на задание группа вышла в составе десяти человек, а вернулась на базу пополнившись почти целым отрядом хорошо вооруженных народных мстителей.
И последнее. Читателю, видимо, интересно узнать, как сложилась дальнейшая судьба героя нашего очерка.
После освобождения Смоленщины от гитлеровских захватчиков лейтенант Трофим Николаевич Иваев снова влился в ряды Советской Армии. Войну он закончил ротным командиром в Восточной Пруссии. Оставшись в армии, закончил военную академию и много лет добросовестно служил на разных ответственных должностях в войсках Краснознаменного Уральского военного округа. Пять лет назад по состоянию здоровья в звании подполковника Трофим Николаевич уволился в запас. Но это, так сказать, юридически. На самом же деле, как истый солдат, он не может чувствовать себя в запасе. Сейчас Иваев работает преподавателем военного дела в Свердловском автодорожном техникуме.
У бывалого партизана и воина-фронтовика была и есть в жизни одна профессия — профессия защищать от врагов Родину. И как благородно то, что теперь этой боевой профессии Трофим Николаевич Иваев обучает молодых парней Урала.
