В 80—90-е годы читали по-другому, нежели теперь. Подросток Гриневский жил книгой больше, чем
действительной жизнью. «Майн Рид, Густав Эмар, Жюль Верн, Луи Жаколио были моим необходимым, насущным чтением… Вместо учения уроков я, при первой возможности, валился в кровать с книгой и куском хлеба, грыз краюху и упивался героической живописной жизнью в
тропических странах». Заметим: «грыз краюху и упивался…» Книга поставлена куда выше хлеба насущного, который есть простая необходимость.
«Прочитанное в книгах, будь то самый дешёвый вымысел, всегда было для меня томительно желанной действительностью». Вот это уже по-настоящему тревожно: книга становится чем-то вроде духовного наркотика, сладкого дурмана, чтение становится волшебным сном наяву… Каким-то будет пробуждение ?!
Да, книги помогли Гриневскому рано, может быть, слишком рано, сконструировать идеал по прихотливым законам мечты и вымысла, но они же и отгородили его от реальности. Перевес идеала над реальностью, должного над сущим сделал его романтиком на старый лад, обрёк на долгие скитания в лабиринтах одиночества, в тупиках индивидуализма и тягостного отчаяния. Как часто и как подолгу не хватало ему твёрдой опоры под ногами ! А всё началось в детстве, и всё началось
в книгах…
Но не будем преувеличивать отрицательной роли бессистемно и беспорядочно, запойно прочитанных в детстве книг. В детстве плохих книг не бывает — важно умение распорядиться их духовным богатством. Чтением мальчика Гриневского никто не руководил. Но, видимо, подросток
Гриневский сам понял, понял своевременно, что необходимо скорректировать чтение, становившееся для него поистине наваждением,— скорректировать конкретным жизненным
поведением.
Учась в городском училище, он вдруг, как вспоминал позднее, «по странной прихоти, «для себя», написал статью «Вред Майн Рида и Густава Эмара», в которой развивал мысль о гибельности указанных писателей для подростков. Вывод был таков: начитавшиеся живописных страниц о далёких, таинственных материках дети презирают обычную обстановку, тоскуют и стремятся бежать
в Америку. Примером я выставил театральный спектакль, после которого ещё мрачнее и незавиднее кажется дом, участь бедняка».
«Взрослый» Грин, недоумевает зачем он, «даже теперь с волнением думающий о путешествиях», написал эту «галиматью»?
