Без малого десять лет — с 1941-го по 1950-й — прослужил я в армии. Едва ли не каждый день жизнь и служба сталкивали меня с дилеммой: «Быть или казаться». В действующую армию я попал поздно. Вначале меня не отпускали с преподавательской работы, потом я тяжело заболел. Когда я наконец оказался на фронте, мне, естественно, было страшно. Но больше всего меня пугало, что кто-нибудь из бывалых фронтовиков, например солдаты из отдельной фронтовой разведроты, из которых
трое-четверо несколько раз попадали под моё начало, подумают, что я боюсь. Я решил вести себя так, чтобы никому и в голову не могло прийти такое. Мне отчасти помогали в этом мои неопытность и близорукость. Я часто не понимал, насколько опасно то, куда я иду и куда веду за собой моих временных подчинённых.
Кое-чему меня научило одно происшествие. Я получил в дивизии под расписку группу пленных, только что взятых на окраине Берлина. Мне предстояло провезти их по рокадной дороге, то есть дороге, расположенной в прифронтовой полосе и параллельной линии фронта, к Франкфурту-на-Одере, где шли тяжёлые бои, и перебросить пленных через передний край: пусть расскажут во Франкфурте, что бои идут уже в Берлине. Чтобы растолковать им достаточно опасное для них задание, я привёз их в немецкий фольварк, где, как я знал, размещалась наша разведрота. Представляя себе психологию своих подопечных, я подумал, что полчаса энергичной строевой подготовки облегчат постановку задачи и обеспечат её выполнение — пленные должны почувствовать, что они снова в условиях непререкаемого повиновения. Я не подозревал, сколь неудачное место и время выбрал я для этих действий — фольварк находился под тяжёлым обстрелом. Опытные пленные глядели на разрывы с ужасом, но команду выполняли, автоматчики,
меня сопровождавшие и уже ничему не удивлявшиеся, охраняя квадрат, на котором я подчинял
пленных своей воле, тихо и с полным основанием ругались,
И вдруг я услышал крик:
— Серёжка! Ты спятил!
Я оглянулся и увидел под сводом глубоких ворот приятеля по довоенному институту — Давида Самойлова, ныне известного поэта, в те далёкие годы — старшину разведроты.— Сюда! -скомандовал он.— В укрытие с солдатами и фрицами!
И он увёл нас в сравнительно безопасное место, где отругал меня, потом на глазах изумлённых автоматчиков и пленных обнял. Мы не виделись с июня 1941 года.
