Каравай — кличка Сашки Лаптева — правил на своей улице осмотрительно. Соседи — низовские, заряцкие, гобовские — могли воспользоваться любым промахом этого нахрапистого скуластика и отвадить от него народ — ватаги арамильских ребятишек между собой назывались тогда по-серьезному — «народом». Сашка стоял во главе своего народа прочно. Его любили. За то, например, что под микитки он ни когда не бил, хотя, при надобности, мог бы кому следует вправить дыхание. Детдомовские и номеровские (так назывались дети семей, которые жили в «номерах» — щитовых времянках, грудившихся на левом берегу пруда) часто цокались в тесных проулках, и никогда в эту кучу-малу не вклинивались ребята с Октябрьской улицы.
Выросшая на кромках (кромками назывались лоскуты, которые арамильские хозяйки «по блату» выписывали с суконной фабрики и шили из них одежду для детей), всегда голодная октябрьская ватага вряд ли могла выстоять, против номеровских или детдомовских. Хотя и те были такими же недокормышами, так же и у них «щека щеку ела», но в них была драчливая закваска и кулачиться они умели.
