У граверов в уголке сидел и ковырялся над чем-то железным парнишка; ну это, конечно условно можно было сказать, поскольку рост у парнишечки, судя по спине, был если не баскетбольный, то около, а ширина плеч и размер рук почти в два раза внушительнее его, Агейкиных.
Раза два, оторвавшись от пантографа, Агейкин проходил к окну, будто бы по делу — на свет и на просвет разглядеть снятые линейки и штанги, а сам все поглядывал на ручищи граверного ученика. Пухловатые большие пальцы парнишечки поразили Агейкина не своим объемом даже, а какой-то нежностью движений он тут же сравнил их с пальцами своей жены, мастерицы и рукодельницы.
Как и что там было далее — неважно, потому что все тесты Агейкина, проверочно заданные граверному ученику, парнишечка выдержал и вскоре оказался под боком у мастера.
Правда, Агейкина честно проинформировали:
— Парень крупный, но… щербинка у него в автобиографии. Смотри…
— Посмотрим! — закричал Агейкин. — Вы мне это под нос не суйте! И ему тоже!
За Агейкиным парень пошел послушно, даже обреченно как-то, потому что, устроенный на работу через комиссию по делам несовершеннолетних, считал, что его дело — подчиняться ибо никакой радости на заводе он не мечтал встретить.
