Из письма А. К. Денисова-Уральского Б. Д. Удинцеву от 13 сентября 1922 года:
«Многоуважаемый и дорогой Борис Дмитриевич! Ваша весточка, как ласточка, встрепенула меня здесь в лесной берлоге, отрезанного от мира, я несказанно ей обрадовался и тому, что кое-кто помнит меня; здесь же испытываешь чувство, что всеми забыт и заживо погребен. Да! Я жив, сыт, но не совсем здоров. Все необычайные события последних лет отразились на мне в тяжелой форме — потрясена нервная система, вместе с сердцем пострадала и память; так, например, я не все из прошлого восстанавливаю в памяти…»
Одиночеством, щемящей тоскою по родному Уралу, сомнениями веет от этого письма: «…доктор утешает, что моя болезнь должна пройти, если я переменю обстановку, окунусь в свою любимою прежнюю деятельность там, где я мысленно витаю душой, о чем душа скучает — это родной Урал! Но когда, как?»
Но вот речь заходит о возвращении на Родину, и тон письма меняется, становится деловым, бодрым. Слышится энергичный голос прежнего Денисова. Жив, жив художник! И не просто Денисов, а Денисов-Уральский:
«Годы моего одиночества здесь прошли с результатами: я выполнил новую серию серьезных полотен, рассчитывая, что должен со своими трудами быть на родине, мечта о которой меня укрепляет… Вот мои новые труды, посвященные Уралу… Работаю систематически, продуктивно, насколько позволяют силы и здоровье, на что у меня уходит все время».
