Мой росный мир
Мир соткан из березовых колковг
сплетен из трав,
узлами туч завязан,
росой умыт,
и испокон веков
своим рожденьем
я ему обязан.
И где бы ни был я:в пустынях ли, во пьдах,
в далеком космосе —
на Альфах или Сигмах,
мне чудится
его души размах,
с ленцой и хрустом —
утренняя сила.
Машины поумнеют во сто крат,
живую клетку выстроит машина,
а мне приснится,
что нашел я клад:
в капустных листьях —
розового сына.
И окрылит
наивный этот сон,
и я увижу
сквозь века и веки
бегущие березки под уклон,
средь травостоя
медленные реки.
Услышу,
как подойник зазвенит,
как шалый свист
ворота мне откроет,
и за дружками
дробный стук копыт
помчит меня
в заветное ночное,
где острый месяц
косит клевера,
от жуткой сказки
сладко и морозно,
где искорки вихрастого костра
летят навстречу падающим звездам…
И все века,
пока я буду жить,
я буду знать,
где довелось родиться.
И тот родник,
что первым дал испить,
пусть не во сне,
а в жизни сохранится.
Китеж
Вода подступала настойчиво, глухо,
вода поднималась
к цветастым оконцам,
как будто хотела
прильнуть своим ухом,
послушать —
к то в избах еще остается.
Но бревна смолевыег
ордо молчали,
и церкви молчали,
молчали посады,
и только всполошные птицы
в печали
кружили,
кричали
над тонущим Градом.
Фрегат златоверхий,
промытый навылет,—
навеки
Град-Китеж
скрывался в пучину.
А волны неспешно
вздымались и плыли,
и вдаль уносили
молву и кручину.-
Предание меркло —
в едь волны, как годы.
Но разве не слышишь ты,
нынче не слышишь! —
Уходи! навеки,
уходит под воду
уже не придуманный —
истинный Китеж!
Такой златоверхий,
зеленый,
смолевый —
хотя бы успели его на поленья!
Но мы торопились.
И виделось снова,
как темные воды
идут в наступленье.
Он мог бы и мачтами стать для фрегата,
подземною крепью
и детской качалкой.
Но, может быть, все мы
настолько богаты,
что рощу,
как сказку,
и бросить не жалко!..
Вода подступала настойчиво, глухо
к стволам,
золоченым от яркого солнца, —
как будто хотела
прильнуть своим ухом,
узнать:
что живое еще остается.
Но сосны тонули
и гордо молчали,
молчала земля,без вины виновата.
Итог: ко всполошные птицы
в печали
кружили,
кричали
над гнездами Града.
Стружки
Первые стружки, грубые стружки,
пахнут особенно остро.
Светлый и цепкий растет на опушке
дом богатырского роста.
Тешет фуганок янтарный стволище,
ходит широко и споро.
Ладит он брусья и, право, не ищет
скрытого в брусьях узора.
К месту ли мучиться в час неурочный
в этом смолевом угаре,
что погибают в доске потолочной
сто голосов Страдивари!
Сам говорю я, что нам не до блажи, —
дом подвести бы под крышу.
Но, удивительно, — голоса даже
Не различаю, не слышу.
Я понимаю, я сам в лесорубах.
Ко почему же все чаще
хочется, дерево тронув не грубо,
вникнуть в узор говорящий.
Все, чем от века мы скрытно богаты,
выплеснуть щедро наружу…
Ветер вихрит на увалах горбатых,
стружку у ног моих кружит.
