Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

Горький и Мамин в "Деле 4-го марта"

К 100-летию со дня рождения А. М. Горького.

Не раз сближались и даже пересекались пути-дороги основоположника литературы социалистического реализма М, Горького и выдающегося демократического писателя Д. Мамина-Сибиряка, открывшего читателям Урал и его трудовых людей. Сотрудничали они часто в одних и тех же изданиях. Рассказ М. Горького «Тоска» был напечатан журналом «Новое слово», когда Мамин-Сибиряк входил в его руководящую редакционную группу. Имена этих писателей встречались и в «Русском богатстве», и в «Русской мысли», оба они выступали в газете «Русские ведомости».
Были они и лично знакомы, хотя их знакомство по многим причинам и не переросло в устойчивую писатепьскую дружбу. Горький всегда очень высоко ценил Мамина-Сибиряка. Он говорил, что «талант его всюду крупен и ярок», называл его «писателем воистину русским», что в устах Алексея Максимовича было высшей похвалой.
Личные встречи их были нечастыми. Встречались писатели лишь в Ялте в 1900 году и во время редких приездов Горького в Петербург. Об их совместном участии в общественных делах до сих пор известно не было. Между тем, в 1901 году оба писателя принимали самое активное участие в событиях, сообщения о которых ряд зарубежных газет поместил под заголовком: «Революция в России». Речь идет об известной студенческой демонстрации у Казанского собора 4 марта 1901 года и протесте русских писателей против действий полиции и правительства.
Мы много знаем о самой демонстрации и о выступлении писателей в связи с нею. Но, как недавно выяснилось, не все. Некоторые уточнения и новое освещение участия Горького и Мамина в действиях литераторов 4 марта дает дело, хранящееся в Центральном государственном архиве Октябрьской революции в Москве, под шифром: Департамент полиции, 4, делопроизводство, 3 ч. 125, т. 1, л. Б.
События, предшествовавшие самой демонстрации, развивались так. Стремясь обуздать растущую политическую активность студентов, правительство издало гак называемые «временные правила», по которым «воспитанники высших учебных заведений за учинение скопом беспорядков» могли быть «сданы в солдаты». М. Горький в письме к В. Брюсову называл эти «правила» идиотской мерой обожравшихся властью прохвостов».
В Киевском университете по этим «правилам» 140 студентов были отданы в солдаты. Волнение охватило студентов ряда университетов и институтов страны. В Петербургском университете оно было особенно сильным. Сходки устраивались одна за другой. А 12 января 1900 года, как доносило охранное отделение, в студенческой столовой была брошена пачка гектографированных листовок с обращением к широким слоям интеллигенции. Открывалась листовка стихотворным эпиграфом:
Сила тирании, мысль угнетенная
И вековечного рабства следы.
Ты ль это, родина, в сон погруженная,
Скоро ль пробудишься ты!
Авторы листовки обличали царизм и либеральную интеллигенцию, пресмыкающуюся перед антинародным правительством. Они указывали на необходимость соединить усилия революционной интеллигенции с рабочим классом. «Пора, пора, русские интеллигенты, пора соединиться с все растущей, могучей силой — рабочим движением, пора, идя рука об руку с ним, поднять свой голос за права гражданина и уничтожить обязанности рабов, пора проснуться от долгого сна! Лора! Начало XX столетия будет ознаменовано борьбой, жестокой, упорной борьбой с царем».
Решено было провести студенческую политическую демонстрацию с участием рабочих. Первоначально она намечалась на 19 февраля, годовщину «освобождения» крестьян, но накануне полиция арестовала 26 студентов, и выступление было сорвано: собралось только 400 человек.
К 4 марта все же удалось подготовить внушительную демонстрацию, в которой участвовало свыше трех тысяч человек, а вместе с публикой, собравшейся на площади Казанского собора, — до 12 тысяч. С окраин столицы двинулись в центр толпы рабочих, но полиция не пропустила их. Испуганный царь, не уверенный в исходе событий, ускакал с семьей в Царское Село.
Когда на площади стало многолюдно, полиция ринулась на демонстрантов и началось дикое избиение мирных людей. Были убитые, много раненых, 1050 человек арестовано.
Эти события особенно сблизили Горького с Маминым-Сибиряком.
Горький приехал из Нижнего в столицу еще в феврале. 19 февраля Союз взаимопомощи русских писателей, членом правления которого был Мамин-Сибиряк, специальным собранием отметил годовщину падения крепостного права. Горький присутствовал на нем. По свидетельству М. Н. Слепцовой, близкой приятельницы Мамина, тогда же произошла встреча с Горьким в редакции журнала «Жизнь», где проходило чествование только что приехавшего писателя.
«Обстановка самая скромная и чествование товарищеское. Редактор-издатель «Жизни» Вл. Ал. Поссе, личный приятель Горького. Присутствуют Баранцевич, Мамин-Сибиряк, Короленко, Михайловский, из женщин Пименова и я», — писала Слепцова в воспоминаниях (они еще не появлялись в печати и хранятся в Центральном государственном архиве литературы и искусства — фонд 462, опись 2, ед. хр. 63).
Четвертого марта, во время демонстрации, в Союзе взаимопомощи русских писателей собралась значительная группа литераторов, многие из которых сами были свидетелями событий у Казанского собора. Собравшиеся составили письмо в газеты, где клеймили правительство за «заранее предрешенное и обдуманное избиение беззащитных людей».
Это письмо известно, оно опубликовано в сборнике документов «Революционный путь Горького», но не по подлиннику, а по копии. Подлинник же, попавший в руки полиции, как теперь выяснилось, написан рукой М. Н. Слепцовой. Все подписи, идущие строго по алфавиту, сделаны в одно время, тут же, на собрании. Среди них подписи Горького и Мамина-Сибиряка. Очень важно, что Мамин не просто присоединил свой голос к протесту, но и присутствовал при выработке самого текста, возможно, участвовал и в его редактировании.
После события развивались следующим образом. В тот же день, как говорит М. Н. Слепцова, обращение писателей было размножено на гектографе. В ближайшие дни оно появилось на страницах зарубежных газет, стало известно и в России. Затем к письму-протесту присоединили свои подписи еще 34 литератора.
Департамент полиции «коллекционировал» вырезки из иностранных газет, оценивая «резонанс», который получило письмо. Закрутилась машина политического сыска и жандармских репрессий. Полицией был составлен список подписавших письмо. Около каждой фамилии появилась резолюция, по-видимому, самого директора Департамента полиции Зволянского. На листе 39-м дела, о котором идет речь, имеется запись: «Пешков Алексей Максимов [литературный псевдоним Максим Горький)». Затем идет помета: «Сп. № 1» и резолюция: «Обыск и арест». Вот об этом-то распоряжении — арестовать Горького в связи с протестом русских литераторов — в биографической литературе о писателе ничего нет.
Арестовать Горького тогда не удалось, так как он уехал в Нижний Новгород.
Среди получивших копию протеста был известный реакционер С. А. Рачинский. В Рукописном отделении Библиотеки им. В. И. Ленина сохранилась его переписка с К. П. Победоносцевым, столпом всего самого реакционного в России. Мамин-Сибиряк называл его «богом проклятым человеком», который «наделал много зла России». По поводу полученного документа Рачинский писал: «Опять получил от бунтарей длинный бюллетень. Это рассказ, гиперболический, безграмотный (!!) и совершенно бессвязный, о побоище 4 марта. Любопытны в этом письме только подписи». И он перечисляет некоторые из них, начиная с имен Горького и Мамина-Сибиряка. В заключение этот чиновник писал столпу реакции: «Так как подписи неподлинные, заинтересованные лица ничем не рискуют…»
Нет, подписи были подлинные и стараниями какого-то провокатора они попали в руки полиции, которая и расправилась со многими подписавшими протест.
Как видно из этого, Мамин-Сибиряк не был политически безразличным писателем, он участвовал в таких политических событиях, которые сводили его с Горьким непосредственно и очень тесно. Департамент полиции именно после марта 1901 года завел особое досье на Мамина.
Небольшие уточнения и дополнения, на основе неизвестных архивных материалов, биографий двух писателей хотя и по-разному, но связанных с судьбами пролетариата в России, будут интересны каждому, кто в истории видит не склад мертвых вещей, а живую жизнь живых людей, предысторию нашего сегодня.



Перейти к верхней панели