«В конце сентября 1944 г. пламя словацкого восстания перенеслось из Словакии на Моравию. Его перенесли отважный сын чехословацкого народа Ян Ушьяк и легендарный советский герой капитан Мурзин».
(Из книги секретаря Коммунистической партии Чехословакии Вацлава Конецкого «КИЧ—ЧССР»).
«…Активно действовали также отряды М. М. Перечинского, В. И. Ма- гарат, Е. П. Волянского, К. К. Попова, А. К. Ляжа, Д. Б. Мурзина и др.»
(История Великой Отечественной войны Советского Союза, т. 4, стр. 327).
В августе 1944 года два «ИЛа» поднялись с Киевского аэродрома и взяли курс на Словакию, в район города Турчанский Мартин. Старшим на первом самолете был командир отряда десантников надпоручик Ян Ушьяк, на втором — начальник штаба капитан Мурзин, двадцатидвухлетний парень с Урала.
…Неожиданно облачность кончилась, и в иллюминаторах заблестели яркие звезды.
Мурзин прошел в пилотскую рубку, громко спросил:
— Где летим?
Летчик показал пальцем место на карте. Мурзин глянул вниз сквозь стекла пилотской рубки — ни огонька. Вдруг что-то ослепительно вспыхнуло. Еще, еще!.. Летчик делал знаки рукой:
— Меняю курс!..
— Действуй!
Самолет резко качнуло, и он накренился. Потом крен уменьшился. Разрывы зенитных снарядов остались где-то позади.
Мурзин вернулся на свое место, у двери в пилотскую. Вдоль бортов молча сидели товарищи. Поблескивали кожаные куртки и шлемы. Вот напротив дремлет Павел Морозов, плечистый, всегда подтянутый, немного щеголяющий выправкой кадрового офицера. Рядом с ним клюет носом рыжекудрый, большеголовый весельчак молдаванин Павел Куделя — неутомимый при переходах, Незаменимый балагур на привалах. С ним Мурзин почти год партизанил в Молдавии. А вот Ян Мелик. Выбился светло-русый чуб из-под шлема. Он словак, из армии генерала Свободы; осунулся за последние дни. В полутьме возбужденно блестят большие глаза москвички Саши Тимохиной. Сразу после десятого класса она записалась в школу радистов-разведчиков, и вот — первый рейд в тыл врага… Что-то шепчет во сне прикорнувший рядом с Мурзиным худенький белобрысый паренек в кубанке — Валя Николаев. Ему всего пятнадцать, но на груди у него уже поблескивает орден Красной Звезды. В отряде почти каждый знает его историю. Пробрался тайком на аэродром, где грузился самолет, отправлявшийся к партизанам в Брянские леса, юркнул в грузовой отсек и спрятался среди ящиков с боеприпасами. Обнаружили его уже на партизанском аэродроме, у Ковпака. Отругали, конечно, но — оставили.
Над дверью пилотской рубки замигала лампочка: «Приготовиться!..»
Мурзин последним прыгнул в упругую бездонную тьму, навстречу неизвестности…
Утром на площади перед церковью собралось все население Склабино. Пришли даже и из соседних деревень. На этом митинге был избран первый в Словакии национальный комитет. В отряд влились семьдесят местных жителей и бежавших из немецкого плена военнослужащих разных армий. Дали и название отряду: «Партизанский интернациональный имени Яна Жижки».
Председатель подпольного партийного комитета товарищ Мацура организовал встречу руководителей отряда с майором Величко—командиром партизанской бригады, действовавшей под городом Мартин. Мурзин знал Величко еще по Украине, когда тот был заместителем командира соединения. Встретились тепло, проговорили до вторых петухов. Бригада Величко готовилась к наступлению на Мартин. Было решено, что отряд Ушьяка и Мурзина примет участие в этой операции.
Вечером следующего дня, когда отряд имени Яна Жижки спустился с гор, Ушьяк и Мурзин опять пришли к Величко.. Он возвышался над столом, затянутый в серую на «молниях» куртку парашютиста; через плечо на тонком ремешке висел тяжелый маузер. Напротив Величко, поблескивая стеклами пенсне и пуговицами голубого мундира, сидел чех-полковник, начальник жандармерии города Мартин.
— Жандармерия переходит на сторону партизан и готова к операции по освобождению Мартина,— коротко доложил полковник.
За столом сидели также офицеры в чешской армейской форме: командир артиллерийского полка и пятеро офицеров из пехотных подразделений. Части эти также перешли на сторону партизан.
По плану, предложенному майором Величко, отряд имени Яна Жижки должен был действовать на левом фланге.
На рассвете по сигналу красной ракеты отряд Ушьяка и Мурзина устремился к центру города. Несколько десятков немцев засели в кирпичной казарме и поливали наступавших свинцом. Валька Николаев с группой солдат-словаков обошел казарму, пробрался во двор и забросал окна гранатами.
Мартин был первым словацким городом, освобожденным партизанами в тылу врага.
Прошло несколько часов. Отряд наскоро окапывался у железнодорожного моста. Неподалеку, в Жилине, находился большой немецкий гарнизон. Оттуда ждали немцев.
Мурзин обходил позиции второй роты, когда Павел Морозов крикнул:
— Танки!..
Их было два, они вышли из леса, быстро пересекли галечник — дно пересохшей речки — и теперь приближались к позициям второй роты. Морозову вначале показалось, что танки идут прямо на него. Но они забирали чуть правей, туда, где в окопчике сидели, съежившись, Валька Николаев и его новый друг — чешский мальчик Тонда. Когда до первого танка оставалось метров десять, Валька метнул тяжелую гранату. Взрыв. Танк крутнулся на одной гусенице и замер. Морозов бросился к ребятам, но упал, сраженный очередью танкового пулемета.
Все произошло в какие-то считанные секунды, и Мурзин видел все это. Он подполз к Морозову и стал оттаскивать его к окопчику. Одновременно подползли и ребята.
— Назад! — крикнул им Мурзин.
Второй танк был близко. Сухая земля фонтанчиками.
— В окоп!..
— Сейчас… Сейчас, товарищ командир! —- Ребята помогали тащить тяжелого Морозова. Когда они были уже у бруствера окопа, пулеметной очередью ранило обоих — и Вальку, и мальчика-чеха. И в тот же миг под гусеницей второго танка взорвалась брошенная кем-то из бойцов граната.
В тот день партизаны отбили несколько атак. Но для бойцов отряда имени Яна Жижки это была лишь проба сил…
На третий день боев из Украинского штаба партизанского движения пришел по рации короткий приказ:
«Командиру отряда Ушьяку, начальнику штаба Мурзину. Поздравляем с успешной боевой операцией. Предлагаем с получением данного приказа выступить маршем в Моравию».
Ушьяк вскинул заблестевшие глаза на чернобородого начштаба:
— Начинается! — высокий, внешне всегда очень спокойный, сдержанный, на сей раз Ушьяк был явно взволнован.
В то время Моравия была протекторатом Германии. Правил ею ставленник Гитлера генерал Карл Герман Франк. Малейшие попытки сопротивления чешского народа подавлялись с неслыханной жестокостью. К границам были стянуты воинские части, чтобы не допустить вторжения партизан из Словакии.
Отряд имени Яна Жижки должен был первым из партизанских отрядов развернуть боевые действия непосредственно на территории фашистского рейха.
В эти-то дни в отряд и прибыл Дворжик. Он предъявил партийный билет и сказал, что его направила в отряд Пражская подпольная организация — для связи. Документы были подписаны одним из секретарей ЦК компартии Чехословакии.
Мурзин передал по рации в Киевский штаб партизанского движения все сведения о новичке и приказал Павлу Куделе вести за ним наблюдение.
— Человек он бойкий,— докладывал вечером Куделя Мурзину.— Умеет быстро завязывать знакомства. Особенно тянет его к русским. Часто просит у них закурить и все нахваливает советские папиросы: «О! У вас их умеют делать!» Предлагает в обмен зажигалки.
— Так. Продолжайте следить.
Несколько раз Дворжик предлагал свои услуги старшему радисту Володе Кучинскому. Станет тот антенну разбрасывать— Дворжик подойдет, чтобы помочь. Но Володя никого не пускал к рации: не положено. А однажды Дворжик разговорился с поварами на кухне. Все ему интересно: и чем кормят, и сколько продуктов уходит на день, и как питаются командиры— отдельно от бойцов или вместе.
И вот очередная информация: Дворжик попросил одного из десантников познакомить его с устройством советского автомата.
Поведение связного казалось подозрительным. Но и обвинить его серьезно ни в чем нельзя было. Интерес ко всему советскому объяснялся просто,—ведь Дворжик никогда прежде не встречал советских людей. И все-таки было в нем что-то настораживающее.
Вскоре, форсировав реку Ваг, разведывательные группы вышли к пограничному городу протектората — Великие Карловицы. Стали готовиться к переходу границы.
Ушьяк и Мурзин склонились над картой в наскоро сооруженном из веток шалаше. Сведений о противнике явно не хватало.
— Нужен «язык», — сказал Ушьяк своему начштаба.
…Раннее утро. Молочный густой туман поднимается с реки, цепляясь за ветки деревьев, выступы скал. Спрятавшись в росной траве возле тропки, притаилась группа захвата. Вот из-за скалы показался немецкий дозор — два автоматчика. Они обходили свой участок границы. Шагали не спеша, негромко переговариваясь. Отделившись от скалы, дорогу им преградила фигура в сером маскхалате — капитан Грековский. Взмахнув гранатой, он хриплым шепотом произнес:
— Хэндэ хох!
У немцев еще хватило времени оглянуться: нельзя ли бежать? Но за спиной уже стояли два партизана. Еще один, в форме чешского парашютиста, вырос на выступе скалы.
Фашисты подняли руки. Павел Куделя и Владислав Брозко тут же переоделись в немецкую форму и двинулись к заставе. Остальные члены группы последовали за ними на некотором отдалении.
Партизаны легко сняли часового и швырнули в окна заставы гранаты. Серьезное сопротивление оказал только офицер.
Захватив карты пограничного района и офицера, партизаны вернулись в отряд.
Теперь, когда они знали систему укреплений, надо было действовать решительно и быстро. Однако утром при переходе через пограничную реку Ваг не удалось все же избежать перестрелки. Фашисты быстро подтянули силы, и партизаны отступили.
Следующей ночью отряд поднялся выше по реке, опять пытался прорваться через границу и опять под сильным огнем, неся потери, вынужден был отступить.
…Уставшие после двух бессонных ночей, бойцы спали в лесу вповалку на хвойном лапнике. Ушьяк и Мурзин в своем шалаше из еловых веток размышляли над картой.
— Да, история…— сокрушенно покачал головой Ушьяк.— Располагать такими завидными сведениями о противнике и не суметь прорваться! Вон ведь на какую глубину известна нам их оборона…— тонкий палец сухощавой руки прочертил линию в глубь Чехии.
— Теперь прорвемся,— сказал, помедлив, Мурзин.
— Что?..
— Теперь прорвемся,— повторил негромко Мурзин.
Ушьяк снова покачал головой:
— Только не теперь. Ведь немцы нас ждут.
— По-твоему, немцы не допускают и мысли, что мы сунемся в третий раз?..
— Вот именно.
Ушьяк задумался. Он знал, что его молодой, хотя и бородатый начштаба три года сражался в партизанских отрядах на Украине и в Молдавии. Три года такого опыта… Да, возможно, что Мурзин прав… И, не спеша, подбирая русские слова, Ушьяк сказал:
— Сделаем вот что: вначале пойдет не весь отряд, а группа человек в восемьдесят. Ты, Юра(Мурзина в партизанской бригаде звали Юрой), и поведешь эту группу.
— Хорошо,— в голосе Мурзина слышалась сдержанная радость. Но мне понадобится связной, хорошо знающий район. Дворжик меня вполне бы устроил.
Ушьяк промолчал. Мурзин не стал настаивать на своем, решив вернуться к этому разговору позднее. Из Киева все еще не поступили сведения о Дворжике, и Мурзин попросту боялся оставлять его с излишне доверчивым Ушьяком. За обедом он опять спросил:
— Так как с Дворжиком, Ян?
— Пусть он пока останется в отряде,— ответил Ушьяк.— Дня через два я думаю отправить его в Прагу на связь. За это время, может, и Киев откликнется.
Группа Мурзина благополучно перешла границу. Растянувшись цепочкой, партизаны горными тропами все дальше и дальше углублялись в Моравию.
Утром остановились у деревни Средние Бычвы. Разведчики привели к Мурзину двух чехов. Один из них, Гаша, оказался руководителем местной коммунистической подпольной организации, бывшим подпоручиком.
Гаша сообщил, что для стоянки отряда устроен лагерь на горе Княгине. Местность труднодоступная, высота около двух тысяч метров над уровнем моря. Но немцам удалось напасть на след партизан и теперь сюда идет отряд егерей. От боя с ними лучше воздержаться.
— Мы предложим вам другой маршрут,— убеждал Гаша.— Немцы потеряют след, а мы еще быстрее дойдем до базы и установим связь с бригадой.
Ночью партизаны бесшумно спустились с горы на шоссейную дорогу, совершили быстрый марш-бросок и опять ушли в горы и леса. И немцы действительно Потеряли след партизан.
Отряд разместился на поросшей лесом горе Магурке, в районе села Горные Бычвы. Сразу же занялись оборудованием лагеря.
На склоне противоположного холма возвышался замок чешского феодала. Своды его подвалов, выдолбленных в цельных гранитных глыбах, могли выдержать любую бомбежку. Здесь оборудовали лазарет, продовольственные склады. Недалеко от высоты Троячка, где сходились три горные тропы, вырыли бункер. Здесь разместился штаб отряда.
Через несколько дней вернулись посланные к Ушьяку с донесением разведчики.
Бесшумно вошел в командирский бункер лейтенант Настенко. Если верить тому, что некоторые люди с самого рождения имеют наклонность к какой-то определенной профессии, то можно твердо сказать — Василий Настенко был прирожденный разведчик. Отчаянная храбрость, большая физическая сила в сочетании с быстрым умом и находчивостью создали ему репутацию одного из лучших разведчиков отряда. Щелкнув каблуками, Настенко доложил:
— Товарищ начштаба, ваше приказание выполнено — связь установлена,— и протянул Мурзину пакет.
Известие было не из веселых. Ушьяк группы Мурзина, отряд был окружен немцами. Вырвались сто пятьдесят человек…
А фашистское радио уже успело разнести по Чехии весть о том, что целая партизанская часть уничтожена при попытке перейти границу третьего рейха. Между тем партизанский отряд обосновался в самом центре фашистского протектората, на территории гитлеровской империи, и генерал Франк не решился признаться в этом своему фюреру.
Партизаны стали готовиться к широким боевым операциям. А для этого нужно было хорошо изучить район действия, установить связь с местными жителями, боевыми подпольными комитетами.
И вот пасмурным днем отряд из тридцати пяти бойцов, возглавляемый Мурзиным, отправился в поход по горным тропам… Был октябрь, но деревья еще не сбросили листву; выпавший утром первый снег лишь местами прикрывал зеленую траву.
Мурзин шел во главе цепочки, рядом с проводником, местным чехом. За ним двигались испытанные в боях товарищи: Степанов, Настенко, Бутько, Зимин, Журавлев, чехи: Станислав Мика, братья Ян и Иржи Чешковы и другие.
Бесшумно, как тени, петляя по лесным тропам, пересекая бросками большаки, прошли они в первый день километров двадцать. Уже смеркалось, когда отряд вышел на опушку леса. Под сенью вековых дубов чернел бревенчатый дом. В окнах его догорало пламя заката.
— Дом лесника Свачины,— пояснил проводник и ответил на молчаливый вопрос Мурзина: — Свой.
Решили здесь заночевать.
Проснулся Мурзин с рассветом. Прислушался. Издали доносился гул проходивших автомашин. Вышел на порог дома.
Слева, через поляну, примыкая к лесу, возвышался трехэтажный, под красной черепицей, дом. Вправо поляна резко обрывалась, и открывался широкий вид на далекие; поросшие лесом горы, освещенные косыми лучами восходящего солнца. Двумя островками белели домики городов Голешова и Фриштака. Темнели башенки замка.
Мурзин прошел к обрыву. Внизу змейкой вилась шоссейная дорога Прага — Злин. По ней двигались в сторону фронта автомашины с пехотой.
— Та-ак..— Синие глаза Мурзина прищурились, взгляд стал острее, точно прицеливался, примерял что-то.— Так…
Вернулся к дому лесника. Спросил у хозяина, кивнув на трехэтажный дом:
— Чье имение?
— Пана Папижека, фабриканта. Якшается с немцами. Во дворе — видите длинный барак? — живут рабочие.
— Так…
Подбежал партизан:
— Товарищ капитан, по тропе поднимается какой-то человек в штатском. Велосипед оставил внизу.
— Свой это,— сказал лесник.— Хороший человек. Учитель гимназии из Голешова. За молоком ко мне ездит.
— Пропустите.
Войдя в дом, учитель увидел сидевших за столом вооруженных людей. Чернобородый, с немигающим тяжелым взглядом указал рукой на стул и сказал:
— Садитесь.
— Русский? — удивился чех.
От него Мурзин узнал, что в Голе- шове стоит полк полевой жандармерии и подразделение полиции. Во Фриштаке — рота немецкой жандармерии.
— Так… Во Фриштаке рота? Где расположены казармы? Вот блокнот — начертите план…
Весь день партизаны дежурили у дороги, регистрируя проходившие войска. Ждали вечера…
Когда стемнело, тихо окружили имение Папижека, ворвались в дом. Самого Папижека, полного, лысеющего мужчину лет пятидесяти, подняли с постели и привели в контору. Туда же позвали и рабочих.
— Как обращается с вами Папижек, товарищи? — спросили рабочих.
— Плохо… Немцев то и дело вызывает.
— Так… Мы тебя,— повернулся Мурзин к Папижеку,— сейчас будем судить и повесим.
Перепуганный пан повалился в ноги.
— Будьте милосердны! Я могу вам верно служить! Помилуйте! Один мой завод находится в Праге, я и там могу быть вам полезен. Есть у меня знакомые и в русском пражском клубе!..
— Встань. Чем можешь еще помочь?
— Всем! Продовольствием, обмундированием, медикаментами, транспортом!
— Так… А информацию можешь дать?
— Могу! Все могу!
Мурзин положил руку на телефонный аппарат.
— Звони во Фриштак начальнику жандармерии и скажи, что к тебе зашли двое партизан. Они тяжело ранены, идти дальше не могут. Скажи: приезжайте, заберите их. Понял?
— Иисусе Мария… Звонить начальнику жандармерии?!
— Да.— Мурзин не улыбался.— Ты сказал, что готов нам служить.
Трясущейся рукой Папижек поднял телефонную трубку. Послышался голос начальника жандармерии Фриштака. Папижек, глядя в немигающие глаза бородатого «партизанского генерала», сказал все, как тот велел. И вскоре на дороге, ведущей из Фриштака, замелькали фары автомашины.
— По местам!—скомандовал Мурзин.— Когда подойдет машина, рабочие пусть откроют ворота. Машину пропустить, ворота закрыть. Приезжие пусть войдут в контору…
Набросив на себя плащ рабочего, у ворот встал Михаил Журавлев, офицер- моряк с Черноморского флота, человек медвежьей силы. Когда во двор въехала легковая машина и из нее вышли трое жандармов,— не утерпел моряк: ударом кулака оглушил одного, схватил в охапку начальника, рабочие скрутили третьего. Пленных ввели в контору. Увидев Папи- жека, начальник жандармерии плюнул ему в лицо:
— Свинья партизанская! Цыган!
Один из жандармов, увидев партизан, метнулся к окну, но его остановила пуля.
— Вас ждет тоже самое,— сказал Мурзин начальнику жандармерии.
Спеси у немца сразу поубавилось.
— Я… не полноценный немец,— залепетал он.— Я — судетский немец. Пощадите…
— Условия такие… Повезете нас в город на своей машине. Проведете в жандармский участок, в казармы. Нам нужно оружие. Сделаете — останетесь жить.
— Хорошо. Я готов…— Немец вытянулся и сжал побелевшие губы.
За руль жандармской машины посадили личного шофёра Папижека, переодев его в форму жандарма. В эту машину сели Мурзин, Степанов и начальник жандармерии. В автобусе из гаража Папижека разместились остальные партизаны.
Автомашины остановились на окраине Фриштака.
— Идем! — приказал Мурзин шефу жандармерии.
Двинулись на слабый свет фонаря у будки постового. Сняли часового бесшумно. Стали подходить к двери участка…
— Achtunq! (Внимание. Берегись!) — закричал, не выдержав своей роли, шеф жандармов. Степанов наотмашь стукнул его по затылку рукояткой пистолета. На крик выскочил дежурный, его скрутили, ворвались в казарму. Но немцы уже всполошились и позакрывали двери в коридор.
— Бревна сюда! Выбивать двери! — скомандовал Мурзин. Из-за дверей стали стрелять. В ответ партизаны саданули из крупнокалиберного пулемета. Полетели щепки. Выбили двери, ворвались в казармы. Немцы в нижнем белье: кто молится, кто плачет, некоторые еще пытаются сопротивляться…
— Кто стрелял в двери — спроси,— сказал Мурзин переводчику.
— Dieser!.. Und dieser!..( Этот. И этот…) — вытолкнули двоих сами немцы.
— В расход. А остальные пусть быстро одеваются и бегут из города,— Мурзин повернулся к партизанам:— Провода связи перерезать! Оружие грузить на машины!
Вбежал партизан:
— Товарищ капитан, остановили два автобуса! Рабочие едут на завод!
— Скажи, что партизаны конфискуют весь транспорт, а рабочим посоветуй идти домой.
— Ура! Декуем! Спа-си-бо!..— донеслось с улицы и вскоре все стихло.
На этих автобусах оружие доставили к избушке лесника Немчакова. А автобусы потом отогнали подальше по дороге на Злин.
У лесника и переночевали. Утром лесник позвал Мурзина к маленькому приемнику:
— Слушайте… Сейчас еще раз повторят…
Немецкая радиостанция из Праги передавала, что ночью в городе Фриштаке на жандармский участок напали партизаны, что жандармы, во главе с начальником участка, храбро сражались и разгромили партизан, что в этом бою смертью храбрых погиб начальник и все жандармы участка..,
— Разгромили, значит, нас? — усмехнулся Мурзин.— А у нас всего двое легкораненых.
Отряд двинулся дальше.
В селе Липталь, недалеко от города Всетин, местный житель сказал партизанам, что в селе скрываются два советских офицера.
Встреча была радостной.
Политрук Макоев и лейтенант Батманов бежали из немецкого плена, прошли сотни километров по лесам, горам, без куска хлеба. На чешской земле они нашли друзей. Здесь они возглавили созданный ими подпольный комитет. Получают из Праги газету «Руде право»— орган ЦК Чехословацкой компартии. Здесь, в Липтале, перепечатывают, размножают газетные листки и распространяют среди населения.
Мурзин поручил им собирать советских людей, бежавших из плена (а их немало бродило в лесах), и направлять в отряд.
Двенадцать дней группа Мурзина колесила по горным тропам Валашского края, пройдя более полутораста километров, устанавливая связи, мобилизуя людей. На Троячку шли и шли местные жители— чехи и словаки — и военнопленные: русские, французы, англичане, югославы… И когда Мурзин и Ян Ушьяк вновь встретились, в их распоряжении оказалось уже солидное войско. Решили реорганизовать отряд имени Яна Жижки в бригаду и разделить ее на три отряда во главе с Грековским, Степановым и Доли- новым. Каждому из отрядов определили свой район действий — за 50—100 километров от штаба. На Троячке при штабе осталось семьдесят человек.
Отряд Степанова вскоре пустил под откос два воинских эшелона в районе города Всетина. Отряд Долинова разоружил триста румынских солдат и офицеров, разгромил жандармский участок в селе Марковицы. Отряд Грековского, установив связь с подпольной организацией Всетинского военного завода, добыл партию пистолетов, винтовок и пулеметов. Трижды взрывали подземный телефонный кабель Прага — Берлин. В центре Всетина, где стояло много немецких воинских подразделений, была взорвана водонапорная башня, железнодорожный мост…
Популярность бригады росла.
А Киев так и не сообщал ничего о Дворжике. Ушьяк сам предложил еще раз проверить его.
Дворжика послали в ближайшие города, поручив ему установить новые связи с подпольными организациями, договориться о направлении в бригаду добровольцев. Следом за Дворжиком отправили двух партизан.
Первыми вернулись партизаны. Вид у них был виноватый: как только вошли в Брно, Дворжик словно сквозь землю провалился.
Дворжик жил:
— Я был Подпольные слать людей.
Мурзин спросил имена руководителей этих подпольных организаций. Дворжик назвал и имена, и явочные квартиры. Он сообщил также, что в городе Брно дейявился через три дня, доло- в Брно, Остраве и Праге, организации готовы приствует крупная военная подпольная организация из бывших офицеров чехословацкой республиканской армии и руководит ею генерал Лужа.
— Откуда вам известно, что руководит ею Лужа? — Мурзин внимательно вглядывался в лицо Дворжика.
— Я служил у генерала. Был старшим уполномоченным контрразведки. Лужа — честный офицер, патриот. Мне известно также, что именно он оставлен Центральным Комитетом партии для работы в Брно.
Когда дверь за Дворжиком закрылась, запросили по рации Киев. Оттуда быстро сообщили: «Генерал Лужа оставлен Центральным Комитетом. Фамилии руководителей подполья верны».
В тот же день Дворжик был послан в село Бычвы для встречи с двумя подпольщиками. Следом за ним Мурзин опять отправил партизана, но и на этот раз Дворжик сумел уйти от «хвоста».
Утром, еще до возвращения Дворжика, в штаб бригады пришел учитель Гаша Ташеновский, руководитель подпольной организации в Бычве.
— Дело-то вот какое…— начал он неуверенно.— Вчера наши ребята видели, как в дом колбасника вместе с немцами заходил один человек. Он был похож на Дворжика,..— и вопросительно глянул на Яна Ушьяка.
— Надеюсь, они проследили за ним потом? — спросил Ушьяк.
— Нет… Не догадались.
— Нужно быстро связаться с Баженой.
Бажена, молодая подпольщица, работала официанткой в ресторане, который служил партизанам местом явки.
Дворжик вернулся в полдень. Рассказал, что виделся с представителями подполья городов Брно, Остравы и Оломоу- са. Договорился о их встрече с командованием бригады. Встреча назначена на завтра, на десять вечера. Место встречи — горелая сторожка.
Бажена подтвердила сообщение Дворжика, и Ушьяк с Мурзиным пошли на эту встречу…
Поздно ночью, усталые, они вернулись в штабной бункер. Встреча была полезной. Товарищи обещали достать динамит.
— По-моему, пора направить Дворжика в Прагу для связи с центром,— сказал Ушьяк.— Эта связь для нас крайне необходима…
— Давай пошлем,— согласился Мурзин.
…Дворжик вернулся из Праги рано утром 25 октября. Он очень торопился.
— Через два часа,— сказал он,— прибудет второй секретарь ЦК из Праги. Придет еще секретарь подпольного комитета Остравы и представитель генерала Лужи из Брно. Я не решился пригласить их сюда. Договорились встретиться на горе Княгине.
— Почему именно там? — спросил Мурзин.
— Я не счел возможным пригласить их сюда, в штаб, без вашего разрешения.
«Правильно поступил, ничего не скажешь…» Дворжик прочел эти мысли на лицах командиров и сказал:
— Если вы против Княгини — давайте переиграем,— и вопросительно посмотрел на Ушьяка. Тот спросил в раздумье у Мурзина:
— Почему ты, Юра, против Княгини? Место вполне подходящее… Возьмем с собой человек десять автоматчиков и пойдем,
Собственно говоря, Мурзин ничего не имел против места встречи. Ему лишь не нравилась поспешность, с какой эта встреча была организована. И, чтобы проверить себя, спросил у Настенко:
— Как ты считаешь?
— Надо идти,— сказал тот.
Ушьяк, Мурзин, Настенко, Коза, Моло, Ковчак, Дворжик и десять автоматчиков спустились по горной тропе к Княгине. Вышли на большую поляну, с трех сторон окруженную лесом. Слева — обрыв, справа, над верхушками деревьев,— синие вершины гор.
Из леса, с противоположной стороны поляны, вышли трое и остановились. Средний — рослый брюнет интеллигентного вида в тирольской зеленой шляпе с пером. Он стоял, широко расставив ноги, обутые в туристские на толстой подошве ботинки. Брюки заправлены в высокие шерстяные носки. Двое других были одеты в черные длинные плащи.
— Идем, Юра! Это наши!..— радостно крикнул Ушьяк и стал пересекать поляну. За ним двинулись остальные.
Тот, что в тирольской шляпе, сделал полшага навстречу и с приветливой улыбкой протянул руку:
— Я председатель подпольного центра,—и представил стоявших с ним рядом. Мурзин пожал руку одному, второму… Автоматные очереди за спиной взорвали лесную тишину. Мурзин обернулся. Стреляли справа и слева, из леса, отсекая охрану от командиров. Мурзин повернулся к «представителям» ЦК — те уже исчезли.
Он метнулся к лесу. Навстречу в полный рост, уткнув в животы автоматы, шли эсэсовцы. Мурзин рванул из рук адъютанта свой автомат и, выпустив длинную очередь, бросился к обрыву. Рядом, отстреливаясь, бежал Ушьяк. У самого края обрыва он выронил автомат и упал. Мурзин наклонился над ним:
— Жив, Ян?
— Надо предупредить наших…
— Держись, Ян!..— Мурзин подтащил командира к краю обрыва, и тут его самого, словно дубиной, ударило по ноге. Он толкнул Ушьяка, и тот покатился вниз по крутому склону обрыва. Мурзин прыгнул следом. Попытался удержаться на скользком камне, с которого низвергался ручей. И не удержался, упал в глубокую, заполненную водой яму. Вода смягчила удар.
Огляделся. Никого. Он пошел вниз по дну ручья, оглядываясь, прислушиваясь к выстрелам наверху. Кружилась голова. Порой он едва не терял сознание, ненадолго останавливался передохнуть, а потом опять шел, полз…
Три дня спустя, ранним утром, лесник Ян Ткач — его домик стоял в глухом лесу у ручья,— выйдя из хаты, услышал слабый стон:
— Подь сем! Ранен я… Помоги…
Ткач подошел к мостику. Внизу, почти в самой воде, лежал человек в кожаной куртке, в одном сапоге. Его лицо и борода были в запекшейся крови.
— Цо то е?
— Мурзин я, Мурзин…
— Матка боска!.. Капитан!.. Немцы вчера здесь были… Давай руку… Спрашивали тебя… Так, так… Анна! Анна!.. Воду грей. Обмыть надо капитана!..
— Чаю бы мне… горячего…
Этим замечательным людям — Яну Ткачу и всей его семье — Мурзин обязан жизнью. Ян Ткач вместе с другим лесником, Крыжановским, устроил небольшой бункер под вековым дубом, бросил туда сена, овчину. Ночью выпал снег и скрыл все следы.
На третий день появились признаки гангрены. Неужели конец?.. Мурзин вспомнил родную деревню — Старые Ба- лаклы в далекой Башкирии. Там до войны он жил. Потом директорствовал в Тантагуловской школе… Как давно это было… Живы ли мать, отец?.. Отец как-то рассказывал, что в годы гражданской войны раненый чапаевец сделал сам себе ножом операцию, а рану залечил куском свежего сала.
Мурзин вырвал из планшета компас, разбил стекло рукояткой пистолета и резанул осколком по вздувшейся ноге… Потом выжал гной с кровью и перебинтовал ногу лоскутом от рубахи. Стало легче. А ночью пришел Ткач. Он принес хлеб и сало. Мурзин, вырезав два ломтика сала, положил их на раны.
Через неделю Ткач снова пришел и, глянув на рану, сказал:
— Добре, жить будешь.
В конце ноября явился связной Саша Никулин с запиской от Степанова: «Немедленно уходи», и Мурзин ушел в горы. А через чар после его ухода явились немцы…
Фашистам не удалось полностью уничтожить бригаду. Пока Мурзин лежал у Ткача, капитан Степанов собрал остатки бригады в окрестностях города Всетин.
Ночью Мурзина провели в лесную избушку, где собрались командиры. Встреча была и радостной, и грустной: многих не досчитались.
— Та-ак… — Мурзин внимательно всматривался в лица товарищей. Спросил, как погиб командир.
И товарищи рассказали, как Ушьяк зацепился за кусты на склоне обрыва, а потом спустился к ручью и побрел вверх по течению. Падал, истекая кровью. Его догнал Дворжик. Он перебинтовал руки командиру и помог добраться до села Горное Челядно. Здесь он оставил Ушьяка в сарае, а сам пошел за «помощью»… Ушьяк верил ему, верил до тех пор, пока не увидел окружавших сарай эсэсовцев. И тогда Ушьяк зубами выдернул чеку из гранаты…
Дворжик оказался опытным немецким разведчиком-профессионалом, ближайшим сподручным Отто Скорцени…
— Так… Доложите о боеспособности отрядов…
На этом совещании заново реорганизовали бригаду, выделили людей для связи с подпольными комитетами, назначили двух представителей в подпольную пражскую газету «Руде право», чтобы через нее информировать население о действиях бригады имени Яна Жижки.
И снова в бригаду стали вливаться направляемые подпольными комитетами патриоты, а также военнопленные, бежавшие из концентрационных лагерей.
«Ахтунг! Партизаны!» — появились таблички на столбах перед въездами в деревни и поселки. Такими табличками фашисты предупреждали об опасности.
Обстановка в Чехословакии была в это время сложной. Советские фронты подходили к ее границам, армии противников группировались в районе озера Балатон в Венгрии, где немцы надеялись взять реванш. В Чехословакии были сконцентрированы отборные воинские части— до миллиона солдат. Здесь находились многие очень важные для немцев полигоны — артиллерийские, танковые,— размещались многочисленные диверсионные школы, работала хорошо организованная агентурная сеть гестапо.
Учитывая все это, командование бригады имени Яна Жижки разбило отряды на более мелкие подразделения, стало придерживаться еще более гибкой, маневренной тактики. Операции, как правило, теперь проводились ночью: непосредственно перед операцией несколько групп объединялись, а после выполнения задания— вновь рассредоточивались.
На дорогах, ведущих из Брно, действовало одно из подразделений интернациональной бригады Мурзина — отряд Ольги Франтишковой. В отряде этом были и русские, и французы, и венгры. Но основную массу бойцов составляли жители города Кромериж, поэтому и отряд назывался Кромерижским. На счету этого отряда было немало дерзких операций.
…Ночью на станцию Марковицы вполз длинный состав — тридцать две цистерны с авиационным бензином. Шел он из Брно в Венгрию, где сосредоточивались танковые и авиационные части.
Начальник станции, чех, сказал охранявшим состав эсэсовцам:
— Отдыхайте, господа, до утра! Станция наша тихая. За бензин не беспокойтесь!..
Выставив небольшое охранение, эсэсовцы устроились в караульном помещении, где жарко потрескивала чугунная печурка.
Через каких-нибудь два-три часа черные тени заскользили вдоль путей. Партизаны бесшумно сняли часовых и пооткрывали вентили у цистерн.
— Все в порядке! — сказал старший группы начальнику станции.
— Добре, хлопцы! Уходите…
— А ты? Пойдем с нами!
— Нет. Я еще здесь пригожусь.
Но утром прибыли гестаповцы. Они арестовали охрану, а начальника станции повесили.
Об этой дерзкой диверсии партизан было доложено фельдмаршалу Шерне- ру, командовавшему воинскими частями в Чехословакии. Доложили ему также, что в эти дни партизаны в районе города Визовицы обезоружили батальон румынских солдат. Другая группа партизан ночью совершила налет на штаб власовского батальона под городом Валашские Мезержичи, уничтожила штаб и захватила большое количество оружия. В районе города Всетин взорван железнодорожный мост, в другом месте спущены под откос два воинских эшелона…
Вскоре в городах и поселках были развешаны приказы-листовки генерала Франка. В них голова «партизанского генерала» Мурзина оценивалась в миллион марок, а голова комиссара капитана Степанова — в 500 тысяч.
О действиях партизан в Валашском крае был информирован Берлин. И по приказу Кальтенбруннера в Моравию был направлен любимец Гитлера Отто Скорцени.
О том, что нацистский диверсант номер один прибыл в Прагу и через двое суток будет в Злине, партизанам сообщил Дурдик, начальник чешской полиции Зли- на. Но Скорцени торопился: он уже через сутки был в Злине и в тот же день встретился с начальником злинского гестапо Энгельхеном. Гестаповцу за неделю до этого удалось в один из отрядов партизанской бригады, где командиром был Николай Костин, заслать своего агента. Агент выдал себя за партизана Ковача. В картотеке же гестаповских агентов он числился под именем Ольдриха Бати.
Из Злина Скорцени выехал в Визови- це и там, в старинном замке немецкого барона, встретился с гестаповскими агентами. На этой встрече присутствовал и высокий брюнет интеллигентного вида — тот, что с помощью Дворжика пытался выдать себя на Княгине за второго секретаря ЦК. Это был один из матерых агентов гестапо — Большой Франт1.
Однако и партизанская агентура не дремала. Майор Дурдик и руководитель военной подпольной организации города Голишева надпоручик Ролик сообщили партизанам о том, что Скорцени готовит крупную операцию против бригады. Мурзин доложил об этом в Украинский штаб партизанского движения и получил из Киева приказ: отвести отряды ближе к словацкой границе, где действовали крупные партизанские подразделения генерала Асмолова.
Большинство отрядов бригады сумело выполнить приказ и уйти из сетей, которые раскидывал Скорцени. И только группа Николая Костина осталась в кольце эсэсовских войск…
…Жирная стрела на карте, лежавшей перед Скорцени, нацелилась на расположенный в стороне от дороги населенный пункт Плоштина. В полдень 13 апреля 1945 года грузовики и вездеходы истребительного батальона «Зюйд-Ост» начали прокладывать путь по занесенным снегом дорогам. Эсэсовцы оцепили Плоштину и ворвались в дома. Но ни партизан, ни оружия не нашли. Неудача привела эсэсовцев в бешенство. Они облили дома бензином и подожгли. В огне погибли десятки жителей села.
Предав огню еще несколько деревень, Скорцени доложил, что партизанская бригада уничтожена, а Мурзин убит.
А бригада вскоре вернулась на старое место и опять взяла под контроль весь Валашский край. Особенно большим сюрпризом было для немцев похищение их генерала…
— …Есть, командир, интересный объект!— взволнованно начала Ольга Франтишкова прямо с порога.
Мурзин молча глянул на Ольгу и показал рукой на стул, приглашая сесть. Встреча происходила в доме лесника.
— Слушайте! Мои хлопцы установили связь с людьми из замка немецкого барона Дубского,— Ольга достала из кармана кожаной куртки папиросу и стала разминать ее тонкими красивыми пальцами. Мурзин щелкнул зажигалкой. Ольга глубоко затянулась и откинулась на спинку стула.— Замок находится в тринадцати километрах за Кромерижем. У барона большие связи среди офицеров гестапо. Дочь его, баронесса Елена Дубская, замужем за генералом. Он там… на Восточном фронте, а Елена работает в Кро- мериже в гестапо. Ей двадцать один год и, говорят, она в близких отношениях с гетманом города, полковником СС Коближеком.
Мурзин молчал, взвешивая, прикидывая. Ничего не скажешь, объект интересный. Через Елену Дубскую можно заполучить и Коближека, за которым давно уже охотятся партизаны, и данные об агентах гестапо, работающих среди партизан…
И Мурзин сказал:
— Проследите, откуда и кто приезжает в замок и в какое время. Подключите телефон к линии, организуйте постоянное подслушивание. Установите надежную связь с людьми замка…
Через несколько дней от Ольги в штаб бригады прибыл связной. Он доложил:
— Наблюдение за замком установлено. Возможно, удастся установить связь с Еленой Дубской.
«Почему вы считаете, что жена немецкого генерала будет работать на партизан?» — запросил Мурзин у Ольги.
И последовал ответ:
«У Дубских прислугой работает Анна, чешка. Елена порой со слезами рассказывает ей о зверствах гестапо. Это она сообщила Анне, что барон ожидает в гости немецкого генерала. Как быть?..»
…В середине апреля 1945 года группа хорошо вооруженных партизан из отряда Франтишковой укрылась недалеко от замка и установила связь с Анной. Связным был долговязый молодой священник по кличке Быстрый. Группой командовал Езеф Альберт.
Вечером священник передал Альберту:
— Рано утром приезжает генерал. Анна ждет вас.
В тот же вечер Анна черным ходом провела партизан в подвал. А когда в замке все заснули, вывела партизан на первый этаж. Они расположились в двух комнатах, где жила прислуга. Сам Альберт переоделся в ливрею и сел у входной двери.
Рано утром, когда в лощине еще стоял туман, к воротам замка подкатили черный лимузин и зеленый крытый вездеход. Из лимузина вышел высокий худощавый генерал с седыми висками. В сопровождении двух адъютантов генерал легкой походкой направился к замку. Остальные офицеры из его свиты, а их было еще человек десять, остались возле машин.
Когда генерал и его два адъютанта вошли в вестибюль, на него набросили одеяло. Быстро скрутили и одного офицера, но второй, рослый детина, сшиб головой напавшего на него партизана. Лишь удар ножом утихомирил его. Всех троих партизаны быстро перенесли в комнату.
Привлеченный шумом, на лестницу вышел старый барон. Связали и его.
— Анна! Где Анна?
— Анна, Езеф кличет!
Стройная черноволосая девушка в парадном переднике сделала легкий реверанс Езефу.
Оставь шутки, Анна! Скажи, когда Елена должна приехать?
— Пани Елена обещала приехать утром.
— Надо успеть до ее приезда… Ты вот что… Выйди и позови в дом офицеров. Скажи, что барон приглашает их на завтрак.
Анна вышла и передала офицерам «приглашение» барона. Те было стали отказываться, но Анна всплеснула руками и сделала огорченную мину:
— Ах, господа! Но мы так готовились к вашему приезду!..
И офицеры, оставив в машине шоферов, направились к дому.
Схватка в вестибюле была короткой. На стороне партизан были и внезапность и численное превосходство. Не раздалось ни единого выстрела.
Всех пленных офицеров перетаскали в подвал под кухней. Генерала перевели на второй этаж в кабинет приглашение отца приехать в гости. Приглашение подтвердил и сам барон.барона. Два партизана, переодевшись в форму немецких офицеров, арестовали и шоферов.
Не успели еще прибрать в вестибюле, как приехала Елена Дубская. Войдя в вестибюль, она вскрикнула и бросилась бежать. Ее догнали, привели в кабинет. Попросили позвонить Коближеку. Елена передала ему
Минут через пятьдесят прибыл в замок полковник Коближек с шофером. Суд партизанский был скорым: Коближека той же ночью повесили в лесу.
Тем временем связались с Мурзиным. Тот велел, не мешкая, доставить генерала в штаб бригады.
Вскоре после того, как партизаны покинули замок, там появились немцы. По тревоге был поднят гарнизон Кромерижа — два пехотных полка, отряд власовцев, подошедшие подразделения танковой дивизии. Перекрыли все дороги.
Когда Езеф Альберт понял, что путь к штабу отрезан, он решил идти со своей группой на Чешско-Моравские высоты. Лишь на четвертые сутки партизаны отозвались от преследования и укрылись в лесной чаще.
Мурзин вскоре получил донесение: «Генерал в надежном месте. Доставить его не можем. Как быть?»
Прибывшие к Альберту представители командования бригады долго бились с генералом: он наотрез отказывался давать показания лицам, ниже его по рангу. В конце концов все же согласился расшифровать карту с грифом «совершенно секретно». На этой карте было указано расположение войск в районе озера Балатон. Полученные данные партизаны в тот же день передали по рации в Киев и в штабы 1-го, 3-го и 4-го Украинских фронтов.
Третьего мая в районе города Фриш- така бригада встретилась с частями 4-го Украинского фронта.
Это был уже конец войны.
Прошло с того памятного дня двадцать три года. Даян Боянович Мурзин живет в Уфе, работает помощником прокурора республики. Он и жена его Надежда Павловна, тоже боец бригады, получают множество писем из Ленинграда, Казани, Москвы, Брно, Праги, Остравы, Варшавы, Кракова, Вены, Осло, Парижа, Нью-Йорка, Лондона. Один из их бывших соратников, Александр Никулин, живет в Свердловске. Бережно хранит Мурзин письма своих боевых друзей, как хранит он огромный альбом, на первой странице которого написано: «Мурзину — герою, оборонителю и приятелю Злинской области, края и народа…», а дальше — на десятках страниц — следуют 36 тысяч подписей от благодарных жителей бывшего Валашского партизанского края…
Мурзин — почетный гражданин восьми чехословацких городов, кавалер семи боевых орденов этой страны…
Часто бывшие партизаны собираются вместе, а когда бывают в Чехословакии, то непременно завернут в село Горное Челядно. Там они подолгу молча стоят на площади у памятника Яну Ушьяку — памятника сыновней верности Отчизне, памятника интернациональной борьбы против фашизма.
…Весной чешское село Горное Челядно утопает в бело-розовой кипени цветущих садов…
