К первомайским торжествам 1920 года в Свердловске (тогда Екатеринбурге) установили несколько памятников. На площади Труда — фигуру кузнеца, напротив театра оперы и балета — обелиск, на площади Народной мести (ныне Комсомольской) — бюст Карла Маркса, на площади Уральских коммунаров — изображение земного шара, на котором лежала обнаженная женская фигура, символизирующая свободу, а на центральной площади города— площади 1905 года — появилась фигура «Освобожденного человека». Автором всех этих памятников был один скульптор — Степан Эрзя.
* * *
…Девяносто лет назад в лесной приволжской стороне, в мордовской деревушке Баево, затерявшейся на берегу тихоструйной речки с мрачным названием Бездна, родился Степан Нефедов.
Первобытную глушь лесов и болот причудливая фантазия темного и обездоленного тогда эрзянского племени населяла странными существами. Сын бурлака, маленький Степа с волнением слушал страшные сказки о домовых и леших, о лесных добрых и злых духах. Потом на берегу Бездны, копаясь в вязком и теплом иле, он лепил из него фигурки зверушек и птиц, собирал черные окаменевшие сучья и корни деревьев, видя в них героев народных сказок. С годами стремление к искусству стало делом его жизни.
Юношей он пошел странствовать с артелью алатырских богомазов по монастырям и храмам, расписывать застывшие лики святых. Однажды в Нижнем Новгороде, на знаменитой ту пору ярмарке, увидел выставку творений подлинного искусства. Увидел — и понял: чтобы создавать такое, надо учиться. Мечта об учебе привела его в вечерние классы при Строгановском училище, а затем и в Московское училище живописи, ваяния и зодчества.
Годы учебы не были сладкими — голод, лишения. Но их скрашивало сознание, что мечта сбывается, что он учится у больших художников — В. Серова, А. Архипова, К. Коровина, у крупного русского скульптора С. Волнухина…
Впервые о молодом художнике заговорили спустя три года после окончания им училища. На всемирной выставке в Венеции появилась скульптура «Последняя ночь осужденного», подписанная незнакомой и необычной фамилией — Эрзя. Имя своего маленького, доселе безвестного народа художник избрал псевдонимом.
Венецианская выставка принесла молодому скульптору славу и средства. Италия и Франция и раньше манили его, теперь он получил возможность жить в этих странах, выставлять свои работы в Милане или во Флоренции, в Ницце Или в Париже. Хвалебные отзывы газет сопровождают Эрзю на его пути из Лаго-Маджиоре в Каррару, из Леванто в Париж, из Парижа в Ниццу.
Но в 1914 году он снова в Москве, участвует в «Московском салоне». На долю его работ «Монголка» и «Лежащая женщина» вновь выпадает большой успех.
Эрзя и раньше любил мрамор, как материал для своих работ. Вероятно, именно это привело его на Урал, к богатейшему источнику белого теплого мрамора — на Мраморский завод, что в нескольких десятках километров от Екатеринбурга. Там, при земской камнерезной мастерской, ему отвели небольшую квартиру. Там его и застала гражданская война. Около года скульптор провел в Мраморском, пока, наконец, теснота и неудобства не заставили его тронуться с места. Эрзя перебрался в Екатеринбург.
Здесь, с помощью одного поклонника его таланта, случайно встреченного в коридоре городской управы, Степан Дмитриевич получил громадный двухсветный зал в одном из корпусов в ту пору бездействовавшей художественной школы. Этот зал Эрзя превратил в мастерскую, а во внутреннем балкончике, прилепленном к стене корпуса, устроил спальню и кабинет.
На карнизах окон студии постоянно ворковали прирученные Эрзей голуби. Они часто стучали в окно, залетали в зал. А в зале — всюду глыбы мрамора. Одни еще нетронутые, в других из первозданной массы уже проступали очертания фигур.
Работал Эрзя много. Посасывая неизменную трубку, он сосредоточенно долбил мрамор, разбрызгивая белую каменную крошку. Если к нему заходил кто-либо, он обычно молча кивал или пожимал руку и так же молча указывал взглядом на длинный, усеянный мраморной пылью стол. На нем стоял огромный, всегда горячий самовар…
На чашку чая, к огоньку камина сюда часто и охотно собирались художники, скульпторы и любители искусства. Бывал здесь Леонард Викторович Туржанский — один из замечательных русских пейзажистов, однокашник Степана Дмитриевича по училищу. Заходили Владимир Александрович Кузнецов — ныне известный советский художник, Анатолий Николаевич Парамонов — талантливый график и жанрист, Андрей Федорович Узких — тогда молодой акварелист, и многие другие.
Как только Колчака вышвырнули из Екатеринбурга, Эрзя стал заведовать художественно-промышленной школой. Это единственное на Урале художественное учебное заведение в ту пору крайне бедствовало. Белые вывезли богатую библиотеку и музей школы, машины, станки, инструменты. Новому директору пришлось приложить немало усилий, чтобы возродить школу. С увлечением он включается в художественную жизнь освобожденной столицы Урала — руководит студией при школе, заведует созданной Губоно секцией изобразительных искусств, активно участвует в работах комиссии по сохранению научных и художественных ценностей.
С именем С. Д. Эрзи связана и еще одна забытая страничка истории культурной жизни города. 29 августа 1919 года при комиссии по охране научных и художественных ценностей возник так называемый «Коллектив художников». Председателем его избрали Эрзю, В октябре того же года на собрании коллектива в особо торжественной обстановке Степан Дмитриевич выдвинул идею создания на Урале Академии скульптуры. Он говорил о том, что Урал — кладовая великолепного малахита, яшм, мрамора, превосходящих по качеству все материалы Европы.
— Нам нужно, — говорил увлеченно Эрзя, — здесь, в краю мрамора, положить начало Красной академии скульптуры. Мы привлечем сюда для работы лучшие силы России. Они с радостью поедут на Урал, в царство мрамора, многие давно мечтают об этом.
В Свердловском архиве сохранился любопытный документ, подписанный Эрзей, Туржанским, Слюсаревым и другими членами Коллектива.
«Ознакомившись с мыслью т. Эрзя — открыть на Урале Высшую скульптурную и гранильную академию, — говорится в постановлении собрания Коллектива, — Коллектив художников приветствует это благое и великое начинание, выражая надежду на осуществление задуманного плана… Коллектив художников находит, что открытие высшей Академии здесь, на Урале, не только желательно, но и необходимо».
Мысль об академии, видимо, так захватила авторов постановления, что они предлагали «пригласить на Урал всех скульпторов и художников России», решили выполнить всю «работу по составлению докладной записки, приблизительного плена и пр. для представления в соответствующие административные органы». И обязались проделать это в недельный срок. Заручась поддержкой местной власти, художники обратились со своим предложением в Народный Ко миссариат по просвещению. Но по неизвестным сейчас для нас причинам оно осталось нереализованным.
Руководя школой, занимаясь общественными делами, Эрзя одновременно много работал в своей мастерской. Известны его скульптуры той поры — «Источник», «Отдых», «Гордость» и другие. В 1920 году Степан Дмитриевич устроил в помещении художественной школы выставку своих произведений. В ней участвовали также пейзажисты Туржанский и Слюсарев. Это, кстати, была первая художественная выставка в городе после освобождения его от белогвардейцев. Эрзя выставил тогда более десяти скульптур. Среди них — «Женский торс», «Головка», «Христос», «Руки девушки». Все они были выполнены в мраморе. Другого материала в те годы Эрзя не признавал.
С именем Эрзи связаны в Свердловске и первые шаги монументальной пропаганды. К первомайским дням 1920 года Степан Дмитриевич создал несколько памятников для площадей города. Лучший из них — памятник Освобожденному человеку — был открыт на главной площади города.
Когда упало серое полотнище, взорам собравшихся предстала гигантская пятиметровая фигура обнаженного молодого мужчины. Человек с мощным торсом и крупными руками рабочего свободно распрямился, точно после мучительно тяжелой борьбы, встал во весь свой громадный рост и спокойно смотрит вперед. Лицо его мужественно, взгляд тверд. Он свободен, впереди большой путь в будущее. Думается, именно гаков был замысел этого произведения.
Как и остальные памятники Эрзи в Свердловске, «Освобожденный человек» не сохранился. Спустя несколько лет, примерно в 1926 году, он был снят, заколочен в дощатый футляр и… пропал.
Зимой 1920 года по вызову наркомпроса А, 8. Луначарского Эрзя покинул Свердловск.
Уральцы надолго потеряли его из виду. Слышно было, что в 1922 году он жил в Закавказье, где создал монумент В. И. Ленина, установленный в Батуми, и несколько других работ, в том числе скульптурную группу «Маркс и Энгельс». В середине двадцатых годов стало известно, что Степан Дмитриевич выступил с рядом крупных произведений на первой выставке Общества русских скульпторов.
Но пока эта весть шла до Урала, Эрзя уже был далеко от Родины. С разрешения наркомпроса он выехал за границу для устройства выставок своих произведений.
Париж… Как и до революции, шумный успех. Пожалуй, еще более громкий, чем прежде. Газеты на многих языках славословили необыкновенный талант русского скульптора, его новые работы. Причем, желание следовать жизненной правде, самобытность художника, уходящая своими корнями в народное творчество,— все это либо замалчивалось зарубежными «ценителями», либо отбрасывалось. Зато условность в трактовке образов и другие более слабые черты его работ превозносились.
Эрзя надолго остался за границей, избрав своим пристанищем далекий Буэнос-Айрес. В те годы он очень пристрастился к дереву, как материалу скульптуры. Узнав об этом, одна южноамериканская акционерная компания в целях саморекламы предоставила ему возможность забраться в глушь джунглей за редкими породами дерева, взяв на себя расходы на экспедицию и перевозку материалов.
Четыре недели небольшая группа во главе с Эрзей пробиралась через болота и девственные заросли джунглей. Все, что было вывезено из царства тропиков, — необычайной формы наросты альгарробо, причудливые корневища и сплетения сучьев деревьев квебрахо и боднакан,— становится материалом новых работ.
Выставку их открыли помпезно: приехал президент Аргентины, вельможные меценаты и любители искусства, многочисленные журналисты. Скульптор показал тогда семнадцать новых работ. «Голова казненного», «Бетховен», «Музыка Грига», «Голова матери и ребенка» были отмечены итальянской, английской, испанской, немецкой, аргентинской прессой. В течение месяца газеты печатали фотографии работ «русского Родена», как окрестили Эрзю за границей.
Все выставленные произведения, кроме мраморного бюста Гоголя, были вырезаны из дерева, в том числе и скульптура «Ленин», сделанная уже там, за рубежом. В советской печати тех лет отмечалось, что на выставке люди «первым долгом спешили посмотреть голову вождя, полную жизни, экспрессии и движения, одухотворенное лицо Ленина-оратора».
С годами в душе скульптора все усиливалась острая тоска по Родине. Друг Эрзи, аргентинский журналист Луис Орсетти, писал в Москву племяннику Степана Дмитриевича: «Ваш дядя живет одной надеждой — как можно скорее вместе со всеми своими работами вернуться домой».
В 1951 году Эрзя ступил, наконец, на родную землю, завершив круг многолетних странствий. Он привез с собой свыше двухсот работ. Лучшие из них, в том числе скульптуру «Юность», приобрела Третьяковская галерея, где уже много лет хранились другие его работы, например, мраморный портрет балерины Федоровой. В Русском музее навсегда получили прописку около тридцати его произведений.
Вскоре после персональной выставки скульптор передал в дар советскому народу коллекцию лучших своих произведений.
На родной земле Степан Дмитриевич продолжал работать с какой-то юношеской увлеченностью и страстью. В середине пятидесятых годов он создал целую галерею портретов наших современников: молодой матери, московской студентки Тани, казашки Ахмеджановой. За заслуги в изобразительном искусстве Советское правительство наградило его орденом Трудового Красного Знамени. Степану Дмитриевичу шел уже девятый десяток, а он по-прежнему неутомимо трудился с утра до вечера в своей мастерской. Но в ноябре 1959 года смерть оборвала жизненный путь восьмидесятитрехлетнего скульптора.
