Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

Зелёная лампа с Урала?

Окончив в 1817 году лицей, молодой Пушкин окунулся в петербургскую жизнь. В числе его друзей — многие будущие декабристы. В одной из полуконспиративных ячеек декабристского «Союза благоденствия», известной под именем общества «Зеленая лампа», поэт принимал деятельное участие.
Общество это просуществовало всего полтора года — с апреля 1819 по октябрь 1820,— но оно оказало несомненное влияние на творчество и мировоззрение молодого Пушкина. Стихотворения тех лет — «Деревня», «Мне бой знаком — люблю я звук мечей» (кстати, прочитанные впервые на заседании «Зеленой лампы») были поэтическим выражением мыслей и чаяний единомышленников по обществу.
Учредителем «Зеленой лампы», как значится в материалах следственной комиссии по делу декабристов, был Никита Всеволодович Всеволожский (1799—1862), сын владельца Пожвинского (Пожевского) завода в Прикамье. В столичном доме Всеволожских (ныне проспект Римского-Корсакова № 35 в Ленинграде) и собирались участники общества.
Знакомству Пушкина с Н. Всеволожским послужила их совместная служба в Коллегии иностранных дел. Общие театральные и литературные интересы сблизили ровесников, и поэт становится постоянным гостем дома Всеволожских, о котором с любовью писал:
Вот он, приют гостеприимный,
Приют любви и вольных муз.
Где с ними клятвою взаимной
Скрепили вечный мы союз.
Где дружбы знали мы блаженство,
Где в колпаке за круглый стол
Садилось милое равенство…
Отец Н. Всеволожского — Всеволод Андреевич — был не только богатый меценат и театрал, как обычно характеризуют его литературоведы, но и предприимчивый и прогрессивный заводовладелец. На принадлежавшем ему Пожвинском заводе в начале девятнадцатого века построены первые камско-волжские пароходы; в 1816 году, впервые в отечественной практике, введено газовое освещение заводских мастерских; в 1817 — осуществлены первые в России опыты получения ковкого металла по способу пудлингования, Изготовлялись на заводе солнечные и башенные часы, всевозможные машины и инструменты, не раз отмечавшиеся наградами на всероссийских промышленных выставках. И все это создавалось местными уральскими умельцами, искусными мастерами из крепостных.
Поэтому естественно, что для своего петербургского дома все металлические «поделки»,— в том числе и лампы. изготовленные по специальным рисункам,— Всеволожский заказы вал в Пожву.
Сохранился архивный документ, сообщающий о работах по отделке ламп слесарями механического заведения:
«…А коль скоро термоламп (установка для газового освещения — П. К ) кончится, то два человека слесарей и один мальчик будут заняты к делу ламп для дому его превосходительства»,— так доносило заводское правление в петербургскую контору 5 марта 1816 года. С открытием навигации лампы, а также узорчатые решетки балконов, массивные ручки дверей были отправлены в Петербург.
Не было ли среди этих ламп и той, на свет которой собирались в доме Всеволожского юный Пушкин и его Друзья?
Несколько отвлекаясь, совершим небольшой экскурс в прошлое, чтобы ознакомиться с производственной терминологией полуторавековой давности.
В начале XIX века медь и ее сплавы, шедшие на изделия, имели своеобразные, ныне почти забытые наименования: чистая медь называлась «красной», сплав ее с железом — «черной», латунь — «желтой», а бронза — «зеленой» медью. Для примера приведем выдержку из рапорта заводского правления от 8 марта 1810 года: «…на пробу для прокатки проволоки… два маленьких медных валика отлили, но не из чистой меди, а из зеленой меди, то есть из смешанной с оловом».
Приводимые названия медных сплавов были отнюдь не местными, а принятыми в общерусской технической практике. Так, в описании башенных часов Пожвинского завода, опубликованном в двенадцатой книге «Горного журнала» за 1826 год. читаем: «…Все сии вещи сделаны из желе за и частью из зеленой меди и стали». И далее: «…сталь и зеленая медь употреблены здесь в некоторых составах для уменьшения трения». Поэтому-то в обиходе изделия из бронзы обычно называли просто «зелеными».
О происхождении названия общества — «Зеленая лампа» — в «Алфавите декабристов», составленном в 1827 году жандармами для Николая I. говорится, что «название сие дано от лампы, висевшей в зале его (Всеволожского — П, К.) дома, где собирались члены». Вместе с тем, из свидетельств участников общества известно, что в этом названии крылось и символическое значение. расшифровываемое как «Свет и Надежда» — в гражданском, вольнолюбивом толковании этих слов.
К сожалению, участники общества не оставили описания самой лампы. Упоминание о ней. как о висевшей в зале дома Всеволожских, заимствовано из прошения первого председателя общества Я. Н. Толстого на имя Николая I от 17 октября 1826 года. В нем Толстой писал: «…Оно (общество) получило название «Зеленой лампы» по причине лампы сего цвета, висевшей в зале, где собирались члены».
Ниже автор прошения указывал: «Причем составлены также кольца, на коих вырезаны были лампы; члены обязаны были иметь по кольцу».
Изображение лампы, выгравированное на кольцах членов общества, сохранилось. Его мы можем видеть как оттиск на сургучной печати на письме А. С. Пушкина к П. Б, Мансурову от 27 октября 1819 года, а так же на титульном листе сборника стихов Я. Н. Толстого «Мое праздное время», изданном два года спустя. Здесь лампа изображена в форме античного светильника. Если вспомнить о ряде условностей с тайнами и клятвами, связанных с пребыванием в обществе, а также о разнообразии и затейливости юношеских затей, которыми подчас кончались заседания общества, то можно полагать, что собрания единомышленников происходили именно при античном светильнике, а не при обычной лампе. Подобное же представление можно вынести и из стихотворного послания Пушкина Я. Н. Толстому, в котором поэт писал:
Горишь ли ты лампада наша.
Подруга бдений и пиров?
Лампу-светильник затейливой формы проще всего можно было изготовить отливкой из «зеленой» меди, откуда она и могла в семье Всеволожских именоваться как «зеленая лампа».
Кто ныне скажет, не было ли изделие уральских умельцев тем чудесным светильником, при котором велось столь много пылких бесед.
Насчет глупца вельможи злого,
Насчет холопа записного,
Насчет небесного царя,
А иногда насчет земного?



Перейти к верхней панели