Долго и монотонно, как погонщик в пустыне, поет мотор АН-2. На ребристых сочленениях фонаря пилотской кабины то тут, то там вспыхивают солнечные искринки. Балансируя, как канатоходец, на металлической трубочке ребра, солнечный зайчик неторопливо проходится вправо, потом влево (это автопилот следит за курсом самолета, корректируя его).
Десятками неподвижных и подмигивающих стеклянных глаз приборная доска глядит на человека, по-хозяйски расположившегося на командирском сиденье.
А у человека на голове синий берет с крылатой эмблемой Аэрофлота. Волосы, едва заметно припудренные сединой, собраны на затылке аккуратным узлом. Форменное платье с единственным украшением— нагрудным знаком «За безаварийный налет 14 тысяч часов».
Приборная доска пытливо уставилась на женщину, как бы спрашивая: «Что ты здесь делаешь? По какому праву занимаешь это место? И вообще, кто ты такая?»
Вот и я тоже смотрю на эту женщину и тоже спрашиваю. Спрашиваю себя, как лучше рассказать о ней, о том, что она здесь делает, по какому праву и вообще…
Считается, что нет ничего проще — писать о летчиках. Есть даже готовый рецепт. Это — два-три случая аварийно-смертельной ситуации (из каковой имярек всегда выходит с честью) и пожалуйста: портрет «старого воздушного волка» готов!
Но как рассказать о пилоте, жизнь которого, как и у любого из нас, состоит в основном не из экзотических, эффектных происшествий (хотя и они тоже бывали), а из самых обычных трудовых дней, тех, что принято называть буднями?
Пожалуй, лучше всего воспользоваться бесхитростным принципом кино. Каждый кадр там неподвижен. Но когда целая серия таких неподвижных, запечатлевших какой-то миг кадров прокручивается перед нами, на экране возникает жизнь.
Вот несколько таких маленьких кадров из жизни пилота АН-2, что держит сейчас курс в лагерь геологов, затерявшийся в тайге.
Железная птица над Дюртюлями
Мечтать о самолетах с детства Аня Широкова никак не могла. Этих крылатых машин в то далекое время (первые годы Советской власти) у нас в стране насчитывалось чуть ли не единицы. В глухой же башкирской деревне Дюртюли, где жила тогда большая семья потомственных кузнецов Широковых, первый самолет увидели в 1922 году, когда Ане исполнилось уже десять лет.
— Это был Р-1. Машина строгая. А летчик посадил ее на незнакомое поле аккуратненько! Наверное, на вынужденную сел. Техника пилотирования у него, видать, была что надо…
Это сейчас Анна Григорьевна так профессионально оценивает почерк того летчика двадцатых годов. А в то время, вместе с вездесущей ребятней прибежав к самолету за околицу Дюртюлей, босоногая Анютка боязливо пряталась за спины взрослых. Ведь даже они со страхом ждали: а кто же вылезет из этой железной птицы — то ли человек, то ли черт с хвостом и рогами.
Что «нечистая сила» летать может — это все знали. И Анютка тоже. А железную птицу видела впервые. Подойти боялась— где уж тут о полетах мечтать!
Иоанна-креститель
И кто мог подумать, что Анка Широкова станет курсантом Балашовской школы пилотов, а потом инструктором! Ее оставили в школе, так как она показала наиболее высокую технику пилотирования и самолетовождения. Это было в 1933 году.
Попав под начало Широковой, некоторые новички сетовали. Однажды Анна услышала, как здоровенный парень, в кругу таких же салажат-курсантов, валявшихся на траве около старта, бросил по ее адресу:
— Ей бы узорчики вышивать, а не летчиком быть.
— Точно,— поддержал кто-то из компании.— Ну чему такая пигалица научить может?
«Да еще таких орлов, как мы»,— угадывалось в наступившем молчании.
У «пигалицы», которой тогда едва минуло двадцать лет, потемнели от гнева глаза. «Ну, погодите,— мелькнула озорная мысль.— Я вам покажу узорчики!»
Как раз наступила очередь того парня подниматься на самолете для ознакомления с воздухом. Анна набрала высоту, а потом кинула машину в крутой штопор. Затем последовала новая серия фигур высшего пилотажа. Бочки, петли, боевые развороты следовали друг за другом без передышки.
Курсанту показалось, что мир перевернулся. Все слилось в какую-то серо-зелено-голубую круговерть…
Когда Широкова посадила самолет, парень не смог самостоятельно выбраться из кабины. Его вытащили приятели. И вслед за воздушным крещением пришлось принимать водяное: друзья отливали героя из ведра.
А потом кинулись вслед за инструктором извиняться. Она же, сдернув летный шлем с пышных каштановых волос, заливалась смехом. Уж очень эти «орлы», с головы до ног облившиеся водой, походили на мокрых куриц.
После этого случая курсанты стали называть А. Г. Широкову Иоанна-креститель — в честь Иоанна-крестителя.
Замечания по полету
В другой раз летные качества девушки раскритиковал представитель главной авиационной инспекции. Случилось это так. Вернувшись из пилотажной зоны, где инспектор проверял ее технику пилотирования, Анна Широкова, как положено, по всей форме обратилась к поверяющему:
— Разрешите получить замечания по полету.
Инспектор, толстый как бочка, смерил летчицу начальственным взглядом.
— Замечания, говорите? Да о чем может быть речь, если вы самолет сажать не умеете! При заходе на посадку не выбираете полностью ручку. Ясно?..
Аня чуть не задохнулась от обиды. От несправедливости. «Ах ты, сам же виноват, а…»
— Сажать, говорите, не умею? А вы, товарищ поверяющий, не заметили, что со своей комплекцией еле в кабину влезли? Потому и ручка у меня полностью не выбиралась. Спаренная ручка в ваш живот, извините, упиралась, а дальше не шла. Ясно?
Грозное начальство оторопело. Инспектор лишь, как рыба на берегу, открывал и закрывал рот и так же по-рыбьи не мог издать ни одного звука. А Широкова повернулась и ушла в полной уверенности, что тот не решится наказывать ее за прямоту и принципиальность.
Так оно, кстати сказать, и вышло.
Первый орден
Первый орден настоящих же летных успехах Анны Григорьевны красноречивее всего говорила одна цифра: 60 человек. Столько пилотов подготовила А. Г. Широкова за три года работы в Балашовской школе. Это было просто здорово! Ведь где-то за горизонтом уже собиралась война.
Вот почему в 1936 году ВЦИК наградил Анну Григорьевну Широкову орденом «Знак почета». Как было сказано, «за успешную подготовку летных кадров». Орден ей вручал в Москве сам «всесоюзный староста» М. И. Калинин.
А зимой того же года, в числе других делегатов Чрезвычайного VIII Всесоюзного съезда Советов, Анна принимала новую Советскую Конституцию — конституцию победившего социализма.
«Манна» с неба
И снова летели будни, заполненные простой, обычной работой авиатора. Была Анна Широкова «воздушным почтальоном», отдала свою особую, авиационную дань и земледелию. В 1938 году на полях, раскинувшихся вдоль великой русской реки Волги, проводился интересный эксперимент: пробовали сеять зерновые культуры с самолета.
— Товарищ Широкова! Вам, как одному из опытнейших пилотов, мы хотим поручить аэросев яровых,— сказали ей тогда.— Никто в мире еще этим не занимался. Так что помощи ждать неоткуда…
Анне Григорьевне самой пришлось разрабатывать методику воздушного сева. Самой пришлось и применять ее на практике.
Попытка вроде бы удалась: зерновые дали дружные, ровные всходы. Затем с опытного участка собрали урожай. Он оказался богатым.
Однако, когда подсчитали стоимость одного центнера зерна, то пришли в ужас: она была раз в пять выше обычной. И как ни жаль было А. Г. Широковой затраченных ею трудов, она нашла в себе мужество заявить:
— Овчинка выделки не стоит. Нельзя сеять хлеб с самолета. Слишком это дорого.
На уральском фронте
В годы минувшей войны не было у Анны Григорьевны Широковой ни боевых эпизодов, ни схваток с «мессерами» и «фокке-вульфами». Ей не
Сейчас машина А. Г. Широковой поднимается в воздух. Снова в рейс. пришлось воевать на фронте, где сражался ее муж — военный летчик.
Фронт Анны Широковой был здесь, на Урале. Почти каждую ночь поднималась она на вертикальное зондирование атмосферы, чтобы обеспечить «погодой» летчиков, перегонявших на фронт боевые самолеты. Ее маленький У-2, трепеща крылышками, упорно взбирался по воздушным ступенькам тропосферной лестницы. Иногда он срывался и скатывался вниз.
Но крепкая рука снова брала штурвал на себя. И снова У-2 карабкался в ночное небо.
Лишь однажды руки летчицы в растерянности опустились. Повисли безвольно, бессильно, как крылья у смертельно раненной птицы. Это было в тот памятный день, когда Анна Григорьевна получила на мужа похоронную.
— Вы сегодня, может быть, отдохнете,— говорили ей товарищи по работе.— А на зондировку пошлем кого-нибудь другого…
— Нет!
— Доченька, не летай сегодня,— уговаривала мать Анну.— Ведь ты сейчас не в себе. Не дай бог, что случится… А у тебя же дети. Маленькие еще, несмышленыши…
Все это Анна Григорьевна знала и понимала. Но она знала и другое: кроме нее нет в авиа-подразделении летчика с таким опытом зондировочных полетов. А если послать нового человека, он может не справиться с заданием. И значит…
Значит, перегонщики не получат данных о погоде. Значит, боевые машины не полетят на фронт. Значит, плохо будет многим советским людям, многим ребятишкам. А не только ее двоим несмышленышам…
И снова маленький самолет карабкался в черное ночное небо. Он поднимался тяжело, с трудом. Как будто та тяжесть, что обрушилась на его хозяйку, легла и на его плечи-крылья, сдавила и его железное сердце. Опять он проваливался в воздушные ямы. Опять срывался почти с самого верха невидимой лестницы. И опять лез в вышину, упорно, настойчиво…
Это были военные дни летчика-коммуниста Анны Григорьевны Широковой. Их было, как и у всего советского народа, 1418.
Крылатая «скорая помощь»
После войны Анна Григорьевна стала летчиком-санитарником. Она летала с правом выбора площадки. Такое право — отыскивать себе посадочные площадки прямо с воздуха— дается только самым опытным и умелым пилотам.
Серебристый ПО-2, с красными крестами на крыльях, появлялся в самых глухих таежных деревушках, над рабочими поселками, в горах.
Авиаторы Уктусского аэропорта шутят:
— Представьте, что все перевезенные Анной Григорьевной врачи, все доставленные ею сюда больные вместе с ампулами консервированной крови, что побывали на борту ее самолета, разместились бы на нашем летном поле. Знаете, что тогда будет? Катастрофа! Ведь они весь аэродром займут. Нельзя будет работать.
Да, в Свердловской области нет, пожалуй, такого населенного пункта, где не оказалось бы человека, обязанного А Г. Широковой жизнью. Ведь у нее на счету сотни таких «крестников».
Случилась однажды такая история. Летчица получила задание: вывезти в областной центр больного ребенка. Когда ее «небесный тихоход» появился над далеким таежным селением, состоявшим всего из нескольких домов, все жители высыпали на улицу. Они приветственно махали пилоту и уже вынесли из дома больного малыша.
Но вот незадача: вокруг селения густой лес. Поблизости нет даже маленького «пятачка», куда мог бы приземлиться неприхотливый самолетик.
Тогда Анна Григорьевна решила: буду садиться между лесом и поселком. Там узкая полоска земли, похожая с воздуха на шелковую ленту, которую дочка Нина вплетает себе в косички.
В любом другом случае летчица не стала бы и пытаться приземлить свою машину на таком крохотном и узком пространстве. Но тут речь шла о жизни маленького гражданина, человека.
Широкова несколько раз прошла вдоль полоски, старательно выглядывая на земле бугорки и ямки, которые могли оказаться роковыми. Их не было. Зато летчица увидела кучу засохших сучковатых ветвей.
Она опять подняла самолет и начала кружить над селением. Люди поняли, что хочет пилот. Они побежали к опушке и оттащили все мешающее посадке.
Анна Григорьевна приземлила машину точно по середине полосы. Развернула самолет на «старт». Ребенка устроили в кабине. Широкова дала газ. «Небесный тихоход» пошел на взлет.
«Мне сверху видно все…»
Анна Григорьевна освоила тип самолета, который тогда — в середине пятидесятых годов — только начал появляться на местных воздушных трассах. Это был АН-2. Теперь она выполняла в основном транспортные рейсы. Перевозила пассажиров, обслуживала геологические партии, доставляя им продовольствие, взрывчатку, теплые вещи.
Летом ее темно-зеленый АН-2 выписывал в уральском небе причудливые маршруты. Вот ом летит прямо на восток. Пятнадцать минут, полчаса. И вдруг рывком сворачивает на юг. Это летчик-наблюдатель заметил в тайге дым. Машина начинает кружить над пожаром. Анна Григорьевна еще раз уточняет расчет на сброс, и вот уже из открытой двери самолета посыпались вниз люди. Через несколько секунд над ними расцветают белые одуванчики парашютов. Убедившись, что все парашютисты приземлились нормально, Широкова направляет машину на прежний курс. А через некоторое время новый рывок в сторону. И снова возврат на линию маршрута. И так несколько раз в день…
А зимой летчица сажала свой АН-2 прямо на лед, озера, где в скупых лучах «ушастого» солнца тускло серебрились груды отловленной рыбы. Рыбу грузили в самолет, и Анна, Григорьевна вывозила ее к местам переработки.
Крылья по наследству
— Мама, когда у тебя вылет?
— В десять тридцать. А ты куда сегодня?
— Сейчас на север, в Ивдель.
— Ветер сего, дня сильный. Будь внимательнее, Володя.
— Хорошо.
Это разговор матери и сына, встретившихся на порекрестках воздушных трасс в одном из аэропортов.
Владимир пошел по стопам своей матери и своего отца. Сейчас он, как и его мать, командир самолета АН-2. Ему доверяют ответственные задания. Прошлым летом Владимир работал на авиационно-химической борьбе с сорняками. Он водил свою машину на «бреющих полетах»,— так требуют условия работы с ядохимикатами. А такие полеты поручаются лишь умелым авиаторам.
Владимир всегда внимательно прислушивается к советам и замечаниям Анны Григорьевны. Она для него самый авторитетный человек и летчик. Совсем неравно мать наградили орденом Ленина. Пример ее стал для сына стрелкой радиокомпаса, указывающей верный путь.
Широковское рукоделие
А сейчас я приведу случай, когда А. Г. Широкова оказалась в очень опасной ситуации.
…Под крылом самолета проплывала тайга. В двадцати пяти минутах позади осталось уральское село Сосьва. Весеннее мартовское солнце светило, как говорят летчики, прямо во втулку винта: машина шла точно на юг. Анна Григорьевна уже прикидывала: «Еще одна посадка — и Свердловск».
Вдруг штурвал рвануло из рук. Самолет начало трясти. Это оборвалась одна из четырех лопастей воздушного винта. Вибрация была такой сильной, что грозила разрушить подмоторную раму.
«А в пассажирской кабине двенадцать человек, да еще ребенок!»
Широкова вспомнила: впереди, километрах в двадцати, есть подходящая площадка. Ей, как пилоту-санитарнику, не раз приходилось там садиться. Значит, надо дотянуть до этой площадки.
Помогая коленями удерживать вырывающийся из рук штурвал, Анна Григорьевна довела самолет до площадки и мастерски посадила машину на снег. Только здесь пассажиры узнали о грозившей им опасности.
Теперь предстояло, как считала коммунист Широкова, главное: позаботиться о людях. Попросив у одной из пассажирок валенки (сама летчица была лишь в туфлях), Анна Григорьевна, по пояс проваливаясь в глубокий снег, отправилась в соседнее селение.
Оттуда она связалась по телефону с Уктусским аэропортом и попросила прислать за пассажирами самолет. Через два часа путешественники уже продолжали свой путь на другом самолете.
Есть у Анны Григорьевны карта Свердловской области, покрытая кружевным узором тонких переплетающихся линий. Этот узор пилот Широкова выткала своими рейсами, своими полетами. Если линии вытянуть в одну нить, ею можно будет более 50 раз обернуть всю землю. Старейшая летчица мира пролетела свыше двух миллионов километров.
