Пять лет назад зашел ко мне мой товарищ.
— Ты хорошо знаешь роман «Как закалялась сталь»? — спросил он.
— Раза три читал.
— Так посмотри в четвертый. Найди в книге Хрисанфа Павловича Чернокозова. А потом забеги ко мне.
Я вновь прочитал роман. В конце его обнаружил то, что искал:
«Под сенью размашистых деревьев, в уголке террасы — группа санаториев. За небольшим столом читал «Правду», тесно сдвинув густые брови, Хрисанф Чернокозов. Его черная косоворотка, старенькая кепчонка, загорелое, худое, давно не бритое лицо с глубоко сидящими голубыми глазами — все выдает в нем коренного шахтера. Двенадцать лет назад, призванный к руководству краем, этот человек положил свой молоток, а казалось, что он только что вышел из шахты. Это сказывалось в манере держаться, говорить, сказывалось в самом его лексиконе.
Чернокозов — член бюро крайкома партии и член правительства. Мучительный недуг сжигал его силы — гангрена ноги. Чернокозов ненавидел больную ногу, заставившую его уже почти полгода провести в постели…
— Это и есть твой товарищ по комнате? — тихо спросила Жигирева Чернокозова и кивнула головой на коляску, в которой сидел Корчагин.
Чернокозов оторвался от газеты, лицо его как-то сразу просветлело.
— Да, это Корчагин. Надо, чтобы вы, Шура, с ним познакомились. Ему болезнь понавтыкала палок в колеса, а то бы этот парнишка сгодился нам на тугих местах. Он из комсы первого поколения. Одним словом, если мы парня поддержим,— а я это решил,— то он еще будет работать…
— Я сейчас привезу его сюда,— сказала Шура.
Так началось их знакомство. И не знал Павел, что двое из них — Жигирева и Чернокозов — станут для него людьми дорогими и что в годы тяжелой болезни, ожидавшей его, они будут первой его опорой».
Заложив полоской бумаги эту страницу, я отправился к товарищу, гадая, что он может сказать нового о герое романа Островского.
— Хрисанф Чернокозов — не выдуманное лицо. Он живет сейчас в Грозном. Вот его адрес.
И товарищ протянул мне листочек бумаги.
С этого времени я только и думал об одном: как бы попасть в Грозный и повидать человека, который стал одним из действующих лиц романа Николая Островского.
Наконец подошел день, когда я всходил по трапу самолета.
Город Грозный. Подъезд большого дома. Встречает меня высокий седой старик. Глубокие глаза его скрыты под лохматыми бровями. Держится он прямо, с достоинством. Это и есть Хрисанф Чернокозов. …Хрисанф Павлович рассказывает о своей жизни, о подпольной работе в Донбассе, о том, как он встречался с видными руководителями большевистских организаций. Потом подходит к застекленному буфету и, покопавшись в документах, подает небольшой кусочек белого картона.
Я прочитал: «ПРОПУС.К В ПОЕЗД СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ НА ПАВЕЛЕЦКОМ ВОКЗАЛЕ. Поезд отправляется 23 января 1924 года ровно в 6 часов утра. Комендант поезда».
— В этом поезде,— пояснил Хрисанф Павлович,— я сопровождал гроб с телом Владимира Ильича Ленина, а потом одним из первых стоял в почетном карауле в Колонном зале Дома союзов. Пропуск частенько держал в своих руках Николай Островский…
Мы молча смотрим на небольшой кусочек картона. Представляются улицы, наполненные народом, колонны людей, идущие молча, без песен, к районным комитетам партии. На стены зданий вывешиваются траурные флаги.
Ночью к Павелецкому вокзалу был подан поезд специального назначения. В голове его паровоз «У-127». На передней части надпись: «От беспартийных — коммунистам». Этот паровоз беспартийные рабочие Московского депо Рязано-Уральской железной дороги отремонтировали во внеурочное время и передали коммунистам депо, отправив Владимиру Ильичу следующее письмо:
«20 мая, собравшись на празднование юбилея !, рабочие и служащие депо Москва, передавая паровоз № 127 ячейке, единогласно постановили избрать тебя, дорогой Владимир Ильич, почетным машинистом. Вручая тебе паровоз, рабочие и служащие не сомневаются, что ты, Владимир Ильич, как опытный машинист, привезешь нас в светлое будущее.
Со дня избрания тебя, дорогой товарищ Владимир Ильич, почетным машинистом, зачисляем тебя по штату машинистов, по 14 разряду 24-раз- рядной тарифной сетки — в связи с чем при сем прилагаем расчетную рабочую книжку».
И вот этот самый паровоз должен был вести траурный поезд до Горок, а затем возвратиться с телом Владимира Ильича в Москву.
Еше ночью к поезду начали сходиться члены правительства, делегаты от партийных организаций— ветераны Коммунистической партии. На перроне они предъявляли небольшой листочек белого картона — пропуск в поезд специального назначения.
В 6 часов утра медленно отошел состав от Павелецкого вокзала, а через несколько часов возвратился обратно.
Здесь его уже ожидали делегации от крупных заводов, учреждений. Улицы, по которым должны были нести гроб с телом Ленина, запружены народом. Всем хотелось еще раз взглянуть на любимого учителя и вождя.
Один из первых, кто вышел из траурного поезда и нес к Дому союзов гроб с телом Ильича, был Хрисанф Павлович Чернокозов, сохранивший дорогую реликвию — пропуск в поезд специального назначения.
На память приходят строки поэмы Маяковского:
Это его несут с Павелецкого
по городу, взятому им у господ…
Вовек такого бесценного груза еще
не несли океаны наши, как гроб этот красный,
к Дому союзов, плывущий
на спинах рыданий и маршей.
Еще в караул вставала в почетный
суровая гвардия ленинской выправки,
а люди уже прожидают, впечатаны
во всю длину и Тверской и Димитровки.
