Грозные дни переживала Советская республика. В конце 1917 года контрреволюция готовилась перейти в наступление. Надвигалась голодная суровая зима.
В один из таких дней я приехал в Петроград и направился прямо в Смольный.
Входил я в то время в состав Военно-Революционного Комитета. Полк наш стоял в селе Медведь, недалеко от Новгорода, и связь с революционным Питером поддерживалась постоянная. Когда началась демобилизация старой армии, из Наркомата по военным делам пришел приказ: «Все оружие, боеприпасы, обмундирование держать на строгом учете, обеспечив надежную охрану». Однако среди солдат нашлись горячие головы.
— Что ж мы с голыми руками домой воротимся? — кричали они,— Чем Советскую власть будем защищать?
Дошло до полкового собрания, и гам постановили: оружие, обмундирование и продовольствие раздать демобилизованным. Обстановка сложилась острая. Товарищи говорят:
— Поезжай, Варзанов, к самому Ленину. Ты у нас за старшего.
Дело в том, что после Октября командира полка уволили, а меня, хотя я был всего в чине прапорщика, выбрали на его место.
В Смольном я бывал уже не раз. Встречался с Урицким, Подвойским, Склянским. Но теперь особенно волновался.
Впервые мне посчастливилось видеть и слышать Ленина на Финляндском вокзале в день его приезда. В память запали простые, понятные слова, фигура Ильича, его рука, устремленная вперед.
Вот и величественное трехэтажное здание с колоннами — Смольный. Выдает пропуска белокурый кучерявый матрос с исторической фамилией Кошка, знакомый мне по прежним посещениям.
— К Ленину?
Задержав на мне пристальный взгляд, матрос молча выписал пропуск.
Поднимаюсь по широкой лестнице. Навстречу спешат люди, озабоченные, суровые. Взволнованно бьется сердце. Ведь иду к главе государства. Как повернется разговор? Может, головомойку задаст? Нахожу нужную комнату. Часовой проверил пропуск. Слышу за дверью голос Владимира Ильича и не решаюсь войти. Часовой ободряет:
— Ничего, браток, заходи.
Вошел, вижу: сидит за столом Владимир Ильич, а напротив — мужчина с каштановой окладистой бородкой, в полувоенном костюме. Разговаривают. Я растерялся, хотел уже повернуть назад. Владимир Ильич поднялся с кресла, сделал несколько быстрых шагов ко мне, крепко жмет руку.
— Присаживайтесь, пожалуйста… Вы с фронта?
— Да, из прифронтовой полосы. Командир 175-го пехотного запасного полка Варзанов.
— Какие же у вас вопросы ко мне, товарищ Варзанов? Да вы присаживайтесь.
Я рассказал о нашем затруднительном положении, о приказе и о решении общеполкового собрания. Владимир Ильич слушал внимательно, по временам посматривал- на меня, прищурив глаз.
— А вы как думаете? — спрашивает.
— Думаю, надо выполнять приказ.
— Правильно,— одобрил Владимир Ильич и стал читать резолюцию общеполкового собрания. Читает и время от времени про себя: «гм, гм». А я смотрю на него, на его сократовский лоб, на галстук с белыми горошинками, на его руки и замечаю бахромку на краях потертого рукава.
Кончив читать, Ленин спросил:
— Сколько членов партии большевиков у вас в полку?
— Весь полк, Владимир Ильич,— пятнадцать тысяч штыков стоит на платформе Советской власти,— отвечаю.
— А из каких губерний солдаты вашего полка?
— Главным образом из Новгородской и Псковской. Есть сибиряки.
— Как настроение?
— Настроение боевое, однако соскучились по дому, по семьям.
Ленин улыбнулся. Чтобы не создалось впечатления, что в полку запустение, я поспешил добавить:
— У нас есть солдатский клуб, даже ротные университеты организовали. Сами пьесы ставим, киноаппарат приобрели по случаю…
Владимир Ильич стремительно прошелся по комнате.
— Это великолепно!.. Да, кстати, в постановлении говорится, что ваш полк принимал участие в ликвидации корниловщины… Расскажите-ка подробней.
Он снова сел в кресло и с тем же вниманием выслушал мой рассказ о том, как наш полк на станции Уторгош разоружил эшелон «дикой» дивизии, как нам удалось захватить начальника оперативной части штаба Корнилова, полковника генерального штаба Лебедева и отобрать у него ленты телеграфных переговоров, адреса главарей, готовивших контрреволюционное выступление.
Ленин, потирая руки, весело произнес:
— Хорошо! Очень хорошо! Если все пятнадцать тысяч считают себя большевиками и показали себя на деле в борьбе с корниловщиной, это замечательно. Такие люди, разъехавшись по домам, будут как раз той силой, на которую опирается партия и Советская власть… А что касается раздачи оружия, так выберите комиссию и в нее самых активных…— Он лукаво прищурил глаз и повернулся к человеку в полувоенном:— Владимир Дмитриевич, у вас, кажется, есть номер «Деревенской бедноты», где напечатана «Памятка демобилизованным»? Дайте-ка, пожалуйста, сюда.
— Это последний, Владимир Ильич,— ответил тот, доставая газету.
Ленин взял ее и передал мне.
— Товарищ Бонч-Бруевич даст вам еще для полка политической литературы. У вас есть, Владимир Дмитриевич?
— Есть, есть, Владимир Ильич.
Разговор наш подошел к концу. Ленин вновь поднялся с кресла.
— Какие еще у вас вопросы?
— Да, пожалуй, больше никаких. Благодарю, Владимир Ильич.
Впечатление у меня осталось такое, как будто поговорил с самым душевным, самым близким человеком.
Тридцать минут продолжалась наша беседа, и этих минут забыть не могу всю жизнь.
Когда в полку я отчитывался о своей поездке, меня заставили рассказать о встрече с Лениным со всеми подробностями.
Н. ВАРЗАНОВ, литературная запись К. БОГОЛЮБОВА
