В майский день по улице Лейпцига шла рота советских солдат. Улица казалась мертвой. Мостовая была разворочена снарядами и бомбами. Вдруг идущий впереди капитан остановился. За ним остановилась и вся рота.
— Ребята, знамя! И написано по-белорусски! — проговорил кто-то.
Все радостно зашумели.
На третьем этаже, у распахнутого окна, стояли две женщины и держали за верхние углы красное полотнище, на котором выделялись слова:
«Няхай жыве дыктатура пралетарыяту у ва усим сьвеце!»
Женщины что-то кричали и поднимали над головой сжатые в кулаки руки.
— Вот, товарищи, — громко сказал капитан, — Гитлер хотел вытряхнуть совесть изо всех немцев, да ничего у него не получилось. Новая Германия живет и будет жить.
Прошло много лет. Один из участников описанной сцены (он стал преподавателем истории в вузе) прочитал однажды в книге немецкого историка Хальмана рассказ о том, как лейпцигский рабочий Пауль Швабе, рискуя жизнью, двенадцать лет скрывал от гестаповцев знамя, подаренное металлистам Лейпцига рабочими минского завода «Энергия».
«Красное знамя из Минска? Где я видел его? — подумал бывший фронтовик. В памяти всплыл майский день 1945 года. — Но как знамя было переправлено из Минска в Лейпциг? Как Паулю Швабе удалось сохранить его? Жив ли сейчас этот немецкий рабочий?» — Вопросы возникали один за другим.
И вот в Берлин полетели письма. Ответы на них помогли воссоздать историю знамени, в которой, как в капле воды, отражаются мужество и стойкость немецких антифашистов, их преданность интернациональному долгу.
* * *
Паровоз остановился и устало выдохнул белые клубы пара. Отто Бэслер выглянул в окно.
— Таможенный контроль! — произнес по- польски появившийся в дверях вагона офицер и, щелкнув каблуками, приложил два пальца к козырьку конфедератки.
Бэслер старался ничем не выдать своего волнения. Он делал вид, что увлечен оживленным разговором двух французов, которые в сотый раз расписывали прелести парижской жизни.
Таможенники долго копались в первом купе. Наконец они перешли во второе, где ехала семья бельгийского дипломата. Бельгиец заспорил с офицером, возмущаясь скрупулезностью проверки. Офицер, желая досадить дипломату, не жалел времени и проявлял повышенный интерес даже к безделушкам. Это было на руку Бэслеру. Когда очередь дошла до последнего купе, таможенники для вида покопались в багаже французов, а чемодан Бэслера успели только открыть, не подозревая, что на дне его лежит красное знамя — подарок минских рабочих.
Отто Бэслер благополучно добрался до Лейпцига. Принимать знамя собрались члены коммунистической ячейки завода «Хассаг». Тут же было решено, что хранить знамя будут Пауль Швабе, член Коммунистической партии Германии с 1921 года, и его жена, коммунистка Марта Швабе.
А в столицу Белоруссии вскоре было отправлено знамя, вышитое лейпцигскими работницами Анной Фридрих и Элен Тцшау,
Во время первомайской демонстрации 1929 года все рабочие Лейпцига с любовью смотрели на красное полотнище, которое несли Пауль Швабе и его жена.
Дружба между лейпцигскими пролетариями и минскими рабочими крепла.
В марте 1933 года в квартиру Пауля Швабе ворвались фашисты. На пол летели книги, к потолку вихрем поднимался пух из вспарываемых подушек. Маленький Рольф молча смотрел на то, что происходит вокруг. Но когда один из фашистов пнул ногой игрушку, мальчик бросился на него с кулаками.
Марта с трудом утащила возбужденного сынишку в другую комнату.
Ищейки ушли ни с чем.
Вечером, когда вернулся с работы муж, Марта сказала:
— Знамя надо немедленно перенести в другое место. Ведь стоило им обратить внимание на вешалку с моим платьем…
— Да, да, — задумчиво ответил Пауль. — Это так. Но кто согласится помочь?
— А что, если попросить Эрнста Хангхан- са? — Марта кивнула в сторону соседнего дома.
— Но ведь Эрнст беспартийный…
— Ну и что же! Он сочувствует коммунистам. И вообще Эрнст порядочный, честный человек…
Пауль слушал, как жена горячо убеждает его в честности соседа, и невольно улыбнулся.
— Не спорю. Для меня он тоже не посторонний человек. Мы вместе в школе учились. Мне известно даже, что его сынишка Курт состоит в Союзе коммунистической молодежи. Я беспокоюсь только об одном: нам поручили хранить знамя, и мы обязаны учитывать все «за» и «против».
На следующий день знамя было перенесено на квартиру к Хангхансу.
В стране свирепствовал фашизм. 1 апреля 1933 года Пауль Швабе был уволен с завода как «красный член Совета предприятия». Почти одновременно удар обрушился и на семью Хангхансов: за принадлежность к Союзу коммунистической молодежи фашисты арестовали Курта.
Поздним вечером в доме Швабе появился Эрнс Хангханс, держа под полой сверток.
— Курта схватили! С минуты на минуту ждем обыска! Пришлось принести вот…
И снова Пауль и Марта, прислушиваясь к звукам, доносившимся из-за двери, думали, как уберечь драгоценный подарок минчан.
— Вот что, — предложил Пауль, — отправляйся-ка завтра в Лейпцигшенау к Курту Шнембаху. Там найдется укромное местечко.
На следующее утро Марта вместе с сыном выехала в пригород Лейпцига.
Курт Шнембах имел свой сад в садоводческой колонии, носившей название «Ландфриден». Курт был шумливый, веселый человек, влюбленный в цветы и деревья. Он искренне утверждал, что, если бы все люди любили природу, они разучились бы воевать.
— Сумасшествие! — сокрушенно покачал головой добряк, когда узнал о происшествиях в городе. — А сверток я спрячу так, что никакая собака не пронюхает.
Шнембах тщательно завернул знамя в промасленную бумагу и закопал под старой яблоней. Потом позвал Марту и объяснил:
— Если со мной что случится, будете искать вот здесь, в пяти шагах от яблони в сторону дома.
Марта поблагодарила садовника. Тот ворчливо отмахнулся:
— Пустяки. Только вы не думайте, что я втянулся в политику. Просто, не люблю наци и хочу досадить им хоть чем-нибудь. Готов поспорить с кем угодно, что Гитлер плохо кончит.
В июне 1934 года Пауль Швабе вместе с двенадцатью товарищами был арестован. Следствие тянулось целых девять месяцев. В марте 1935 года Пауля как подозреваемого в принадлежности к Коммунистической партии и за «подрыв основ национал-социалистского государства» приговорили к трем годам тюремного заключения.
Теперь все заботы о семье тяжким бременем легли на плечи Марты. Она стойко переносила невзгоды. Подрастал Рольф, и мать делала все, чтобы сын стал достоин своих родителей.
Иногда Марта навещала садовника и убеждалась, что тайник находится в неприкосновенности. Однажды в город приехал сам Шнембах. Уже с порога послышался его недовольный рокочущий голос:
— Эти идиоты наци! Просто жить не дают!
— Пожалуйста, тише, прошу вас, — проговорила Марта, плотно закрывая дверь. — Что-нибудь случилось?
— В том-то и дело. Садовники, видите ли, им помешали! Землю отобрали, а деревья будут уничтожать — канал какой-то придумали. Пришлось вскрыть тайник, —огорченно добавил садовник, протягивая сверток.
Оставшись одна, Марта села к столу и обхватила руками рано поседевшую голову. В памяти проплывали лица друзей, замученных, брошенных в тюрьмы, угнанных на принудительные работы. «Кто же из надежных людей уцелел?» В это время к Марте заглянула соседка, любительница посудачить.
— Вы слышали, фрау Швабе? Говорят, в Кельне арестовали сына Роберта Бергера. Ведь он женат на еврейке. Не правда ли, это ужасно?
Марта рассеянно слушала соседку, а сама напряженно думала. «Роберт Бергер… Роберт Бергер… А что, если обратиться к нему? Он старый наш друг и ненавидит нацистов».
…Двери открыл сам Бергер. Как он здорово изменился! Совсем недавно это был молодцеватый мужчина, а сейчас перед Мартой стоял старик, совершенно седой, с воспаленными глазами.
— Хорошо, — сказал Бергер, выслушав Марту. — Я спрячу знамя на чердаке среди книг. Но не обещаю, что смогу держать его вечно.
Шло время. Вернулся Пауль, проведший три жутких года в фашистской тюрьме. После долгих мытарств ему, наконец, удалось устроиться на работу. Однако он по- прежнему был на подозрении у гестапо.
Неожиданно тревожные вести поступили от Роберта Бергера. Его чердак облюбовали крысы. Они изгрызли множество книг и уже подбирались к тайнику, где лежало знамя,
— Что будем делать? — спросил Пауль жену.
— У нас уже слишком много было обысков, — ответила Марта. — Авось, нацисты теперь сюда не заглянут.
И действительно, казалось, гестапо оставило в покое семью Швабе.
Но однажды супруги Швабе узнали, что в их доме поселяется нацист Вальтер Пильц. Он был известен жителям Лютцнер-Плана еще во время еврейских погромов. Говорили, что Пильц лично убил несколько человек.
— Вот так соседство! — с горечью сказал Пауль. — Этот тип перебирается сюда неспроста.
Через несколько дней гестаповец, встретив Марту Швабе, напомнил ей, что Пауль был осужден имперским судом.
— Но, думаю, я найду возможность проверить лояльность вашего мужа, — закончил он с усмешкой.
Знамя перекочевало к фрау Дёрге, знакомой Пауля по работе. Но и здесь оно пролежало недолго.
— Давай, мама, зашьем его в мой матрац, — предложил Рольф.
Марта тут же принялась за дело. Полотнище аккуратно уложили между слоями войлока. Здесь знамя и хранилось до последнего дня войны, когда Марта Швабе и ее подруга Гретель Бранд развернули его, приветствуя советских солдат.
* * *
— Что же со Швабе? — спросите вы.
Пауль Швабе умер в 1961 году. Марта Швабе и сейчас живет в Лейпциге. Рольф был отправлен фашистами в армию и пропал без вести.
В 1946 году, в день Первого мая, знамя вновь взвилось над колонной демонстрантов. Потом его стали вручать передовым бригадам лейпцигских металлистов. Сейчас оно находится в Лейпцигском Музее имени Георгия Димитрова. Сотрудником этого музея является Отто Бэслер, тот самый, который провез знамя из Минска в 1929 году.
