Глава первая
«Несет дураков…»
Поезд плавно тронулся. Мимо окна потянулись здание станции, багажный сарай, торговые ларьки, жилые дома и высокие пожелтевшие лиственницы.
Парень лет двадцати, вошедший на этой станции, сидел на нижней полке, поджав под себя ноги в шерстяных носках, и наблюдал, как на верхних полках Сережка и Димка устраиваются на ночь.
Всякий, даже не очень наблюдательный, человек мог угадать, что ребята, вчерашние школьники, впервые двинулись в далекий самостоятельный путь. Рослый Сережка выглядел решительным, держался независимо. На все он посматривал чуть презрительно, щуря глаза и поджимая губы — дескать, ничем меня не удивите. Он явно начинал форсить. У мальчишек это начинается с причесок. Сережка отрастил великолепную шевелюру цвета светлой бронзы. Димка же, напротив, держался незаметно, предпочитал больше наблюдать, чем вступать в какие-нибудь отношения с незнакомыми. И во всяком случае в отличие от Сережки, избегал столкновений. Он еще носил скромный ежик темных волос. Пухленькое курносое лицо, осыпанное мелкими веснушками, большие добрые глаза вызывали у взрослых желание приласкать мальчишку.
В дороге Сережка не однажды сердился на робость товарища.
— Поехали…— хрипловатым голосом нараспев сказал парень, сидевший на нижней полке. — Поехали, ребята, за орехами.
Сережка через плечо покосился на него. Этот пассажир не понравился Сережке с первого взгляда. Спутанные черные волосы, челка закрывает почти весь Лоб. Темные глаза так всего и прощупывают. А рубашка на нем такая пестрая, будто ее коровьим хвостом мазали, окуная поочередно в деготь и желтую краску. Сидит, ухмыляется, скалит зубы. А вещей — только ватная ношеная телогрейка. Даже кепки нет.
Парень лениво зевнул во весь рот.
— Попутчики! — небрежно позвал он.— Как зовут?
Сережка и Димка промолчали.
— Глухие? — повысил он голос.— Ну? Чего молчите? К вам обращаются.
— К кому это к вам? — вызывающе спросил Сережка, старательно расстилая на полке ватное одеяло, готовый к любой схватке с настырным пассажиром.
— Хотя бы к тебе, рыжему,— сказал парень, чувствительно задев этим Сережку, и завистливо прищурил глаза: — Ай, какие у них хорошие сапоги! Ну и сапоги! В дорогу куплены?..
От такого разве отвяжешься?
— Ну, как зовут?
— Сергей,— буркнул Сережка.
— А тебя, голубок? — продолжал бесцеремонно парень.— Ну, смелее!..
— Димка… Дмитрий.
— Сережка и Димка? Тоже неплохо… Сапоги, должно, на пару покупали? — спросил он и даже языком от зависти пощелкал.— Ай, хороши…
Сережка и Димка, разложив одеяла и подушки, вытянулись на верхних полках, как зверьки из нор, поглядывали в окно на пробегающие сосновые леса, дикие нагромождения камня.
Что нужно от них этому парню? Чего прилип?
— Почему не спросите, как меня зовут? — не отставал тот.— Плохие вы попутчики. А нам вместе вон сколько ехать. Так и будем молчать? В карты играете? В подкидного дурака?
Вон что! Вон куда гнет!
Парень подождал, надеясь все же вызвать ребят на разговор, но те продолжали упорно не замечать его.
— Киркой меня зовут. Запомнили, пацаны? Кирка! Кирилл. Слышали?
И опять они ничего не ответили.
— Куда путь держите? Хотите, на спор угадаю? Ну, спорим? На что угодно.
Сережка твердо решил не вступать в разговор с этим подозрительным попутчиком. Трепач пустопорожний! Сережка лежал будто глухой, уставясь в окно. Подумаешь, задается! Видали и не таких.
Димка пошевелился, робко взглянул на Сережку и ответил за обоих:
— Чего спорить.. На трассу едем. В тайгу.
Парень в восторге хлопнул себя по коленям.
— Угадал! На таежную трассу! Чего вас туда понесло?
— Дядя Костя говорил… преобразуется тайга…— начал было Димка и смущенно замолчал. Лицо его залилось румянцем. Еще высмеет на весь вагон подозрительный парень.
Так оно и вышло.
— Преображает, значит, ваш дядя Костя тайгу? И вы ему хотите помочь?
Кирка захохотал так оглушительно, что к ним в отделение заглянуло несколько пассажиров.
Оборвав внезапно смех, Кирка строго сказал:
— Да знаете, куда вас несет? Лесопроходцы! Думаете, она такая?—кивнул он головой в сторону окна.
Словно объятые пламенем, сверкали под вечерним солнцем, как литые, стволы сосен, тяжелые хвойные вершины их сливались с синеющим небом. Острые ребра камней выпирали на взгорьях. Урал!
— Там у нас сухой земли и на пятку не хватит. Вот какая наша тайга. Преобразователи!— презрительно обозвал их Кирка.— Несет дураков, а куда — толком и не знают.
Низенький паренек в шерстяном глухом свитере заглянул к ним, хлопнул Кирку по плечу и оборвал этот малоприятный разговор.
— Вон где ты, Кирка, устроился! А мы тебя по всему поезду ищем. Айда в третий вагон. Мехколоновские девчата с гитарой едут. Зовут на песни.
Кирка задумчиво посмотрел в оконную вечереющую даль. Потом его словно сквозняком смахнуло с лавки, и глуховатый голос его донесся откуда-то из самого конца вагона.
— Надо тебе со всяким связываться,— упрекнул Сережка, тряхнув рыжими кудрями.— Еще обзывает! Какое его дело, куда едем? Не видишь: ему только бы зубы поскалить.
— А чего молчать? — кротко возразил Димка.
Они посмотрели друг на друга, разом обиженно надулись и отвернулись к окну, за которым тек и тек бесконечный лесной океан, вздымаясь могучими валами на каменных угорьях, круто падая в глубокие долины, где синели речушки, уходя далеко к горизонту. Там виднелись другие резкие зубчатые горные вершины, заросшие лесами, а за ними еще и еще.
Сколько же леса! Вот бы его хоть чуточку к ним в ковыльную степь, где рады каждой лозиночке. Едешь, бывало, на грузовой машине, едешь, а кругом степь и степь без конца и края и редкие бело-зеленые пятна березовых рощ.
А действительно, куда их несет? Что это за таежная трасса? Стоило ли бросать дом и пускаться в такой дальний путь? Разве дома дел нет?
А во всем виновато прошлое лето.
Как переполошилась сонная степь, когда пришли строители железной дороги в целинные совхозы! Тихое село Речное, дремавшее под жарким солнцем, продуваемое зимними буранами, наполнилось гулом и лязгом металла. Острые запахи солярки и перегоревшего масла вытеснили степные запахи. Дрожали глинобитные дома, сотрясалась земля под тяжестью проезжавших машин. Вокруг села по ночам, будоража черноту, бродило множество огней, а вдали протяжно кричал паровоз, оповещая округу о своем приходе в эти ковыльные просторы.
Какие удивительные машины поселились в то лето в степи! Могучие самосвалы казались среди них самыми простыми, вроде велосипеда, которым никого не удивишь. Были такие, что могли, срезав твердую дернину, проложить в степи дорогу с двумя канавами для стока воды, вырыть глубокий котлован, срыть холм и завалить самый глубокий овраг. Но ни одна не могла сравниться с той, что сама подвозила звенья готового пути и укладывала их на свеженасыпанное полотно. И железная дорога сразу удлинялась на двадцать пять метров. Проходил день — и дорога вытягивалась еще километра на полтора.
Все эти машины пришли в степь ранней весной, когда она только покрылась зеленой щетинкой, и очень быстро — в лето — равнину пересекла высокая земляная насыпь железной дороги. Мелкие речушки строители пропускали под насыпью, в бетонные трубы, покрупнее — через тоннели, по которым можно было ходить не сгибаясь.
Потянулись вдаль телеграфные столбы с гудящими проводами. Коршуны и ястребы, усевшись на верхушки столбов, удивленно оглядывали изменившийся край. Этой осенью скворцы, собираясь в дальний путь, сбивались стаями на проводах, унизывая их как косточки на счетах.
Вот какие перемены родных мест в одно лето пришлось увидеть Димке.
В газетах он читал, как быстро строят в нашей стране гидростанции, заводы, рудники, города. Одно дело обо всем этом, далеком от дома, читать, совсем другое — увидеть.
Во всех домишках Речного жили шумные строители железной дороги. В Димкином поселился дядя Костя, начальник участка. Высокий, худой, закоптившийся под горячим солнцем, в глухом, до горла, комбинезоне, дядя Костя приходил ночевать поздно, усталый. Выколотив пыль из берета, сняв комбинезон, умывшись возле колодца, дядя Костя садился за стол и, хлебая молоко, кряхтел от досады, сокрушаясь, что запаздывают они, не успеют открыть движение поездов до того, как настанет срок вывозить из целинных совхозов хлеб.
А Димка удивлялся: можно ли строить быстрее? Вон ведь как кипит работа!
В их доме дядя Костя стал своим человеком. Димка радовался минутам, когда дядя Костя мог поболтать с ним. Сколько он успел повидать интересного! В каких только краях не побывал! В самых холодных и самых жарких. Знакомы ему Сибирь и Дальний Восток, Кавказ и Туркмения, Казахстан и Прибалтика, Подмосковье и Украина. В одних краях он строил новые дороги, в других укладывал вторые пути. А как рассказывал! Димка безоговорочно соглашался, что профессия строителя железных дорог — одна из самых интересных и нужных людям.
— Коммунизм по железным дорогам во все края придет,— убежденно говорил дядя Костя.
И с этим Димка тоже соглашался.
В это же лето Димка стал много рисовать. Он даже не заметил, как это началось.
Однажды ему захотелось нарисовать сельскую улицу, по которой проползал на гусеницах экскаватор. Так захотелось, что пальцы заломило. Он быстренько сбегал домой, схватил альбом сестренки и, пока машина медленно проходила перед глазами, нарисовал ее, а уж потом прибавил те дома, укрытые соломой, что стояли на против, колодец-журавлик, старые раскидистые тополя и даже половину сельского клуба с высоким крыльцом.
Только не все ему удалось. Стоял палящий полдень. На рисунке этой жары не было. Димке показалось, что тени у него плохие, не такие, как на улице. Он стал убавлять лишние линии, добавлять в других местах. Так увлекся, что не заметил, как к нему подошел дядя Костя и из- за спины долго следил за Димкиной рукой.
— Ого! — сказал дядя Костя. — Не знал, что ты этим занимаешься. Знаешь, неплохо.
— Да я не умею,— честно признался Димка. — Первый раз…
— Для первого раза просто отлично.
То ли эта похвала, либо что-то другое, не известное пока никому, заставляющее одного браться за смычок скрипки, другого— смотреть за полетом птиц, третьего— собирать гербарий, толкало Димку рисовать. Вначале он стыдился своего увлечения, потом махнул рукой и, когда ему хотелось рисовать, брал альбом, карандаш и шел к строителям. Это желание приходило все чаще и чаще.
Дядя Костя охотно смотрел рисунки, подолгу разглядывал каждый, делал всякие замечания и неизменно говорил:
— Тянет — не бросай. Прислушивайся к себе.
Однажды он даже принес несколько альбомов разного размера и две коробки хороших мягких карандашей.
— Держи. Подарок.
Сережка, лучший друг, закадычный друг, в такое интересное время оказался далеко от дома. Он гостил у брата в городе, пытался остаться в механическом цехе на заводе, да что-то не вышло: то ли с жильем, то ли не понравилось у станка — Димка так этого и не понял, но, в общем, Сережка опять очутился в Речном.
Мехколонна к тому времени, разворошив степь, уехала строить железную дорогу в уральской тайге. В степи по готовой дороге, железно грохоча, теперь проносились длинные составы. Появилась станция Речная. Тихая жизнь навсегда покинула село, и паровозный дым вытеснил травяную свежесть.
Сережка посмотрел Димкины рисунки, потер переносицу, тряхнул длинными рыжими кудрями и вынес приговор:
— Пустое дело…
Димка перестал показывать ему рисунки.
Вернулся Сережка другим, словно в городе его подменили или новой крови влили, — нетерпеливым, быстрым на решения.
Оставаться в селе или ехать в целинные совхозы он не хотел. Это было под боком. А его манили дальние края. Но куда ехать? В какую сторону двинуться? Мир так велик. Тут подоспело письмо дяди Кости, который не забыл Речное и Димку. В письме дядя Костя звал к себе «пополнить рабочий класс». Димка колебался, раздумывал, а Сережка решил сразу: ехать! Тут и думать нечего. Ехать!
Вот и оказались они в дальнем пути на север Урала.
…Сон приходит к людям по-разному. Он может рухнуть внезапным обвалом. Тогда человек засыпает мгновенно, будто засыпанный песком. Бывает сон ленивый, словно его тянут на веревке. Есть сны-баловники, вроде котят: то подойдет тихонько к человеку, вот-вот закроет глаза, и отскочит. Опять подойдет, опять отскочит. И долго так возится, забавляется, играет.
К нашим ребятам сон пришел крадучись. Они и не заметили, как он появился. Сначала ласково разнежил, потом тихо прикрыл глаза, убаюкивая перестуком колес, приглушенными голосами пассажиров и нежной музыкой поездного радиоузла.
И они сладко уснули.
Пробуждение ребят было внезапным.
— Эй! Встать! — рявкнул в самое ухо все тот же хрипловатый голос чернолохматого парня.— Дома, что ли? Ишь, разлеглись…
Ребята оторопело оторвали головы от домашних перовых подушек, плохо соображая, где они, что с ними. За окном стояла плотная осенняя тьма, в вагоне горел слабый электрический свет.
— Вы ж так сапоги проморгаете,— выговаривал Кирка.— Такие хорошие сапоги… Не знаете, кто в вагонах ездит? На каждый вагон по трое жуликов. Следят за вашими сапогами. Уснете — и стянут. Вот как в дороге спят…
Кирка вскочил на нижнюю полку. Сняв с третьей багажной полки сапоги, он приподнял у Димки подушку и сунул их ему под голову.
— Да это не мои,— всполошился Димка.
— Этого, рыжего? — показал на Сережку Кирка.— Обменяетесь.
Кирка спрыгнул на пол.
— Крючок видишь? К нему привяжи,— потребовал Кирка решительно.— Да покрепче. Не сделаете — убегут. Народ тут хваткий. Эх вы, лесопроходчики-молодчики!
Наведя порядок, Кирка начал укладываться спать на своей нижней полке, бросив под голову ватник.
Грубо прогнанный Киркой сон долго не приходил к ребятам, словно отстал от поезда и никак не мог его догнать. Уже все спали в вагоне, отовсюду слышался разноголосый храп, а ребята все ворочались на своих верхних полках.
Наконец сон нагнал поезд, пробрался к друзьям и, сердясь, так плотно закрыл им глаза, что они даже не услышали утренних шумных сборов пассажиров, не видели, как Кирка постоял возле них, подергал сапоги, привязанные к вешалкам, чему-то усмехнулся и пошел со всеми вместе к выходу.
Проводница сильно тряхнула за плечи ребят.
— Эй вы, сонули! Приехали! Освобождайте вагон.
Ребята разом открыли глаза, увидели утренний свет в окне и пустые полки.
В минуту они собрали вещи и вышли из вагона.
Глава вторая
Зайчики
Одноэтажное коричневое здание станции, перила, деревянный настил перрона словно обрызгали слабым известковым раствором. Тем же цветом морозный утренник обрызгал каждую травинку, все кустики с яркими уцелевшими листочками. Вплотную к станции со всех сторон подступал рослый сосняк с побеленными иголками.
После вагонного душного тепла утренний холодок заставил ребят поежиться, и плотнее застегнуться.
На небольшой площади за станцией к автобусной остановке вытянулась пре- длиннющая очередь. Ребята заняли места в хвосте ее, переминаясь с ноги на ногу.
Подкатил, важно покачиваясь на рытвинах, голубой вместительный автобус. Пассажиры, расстроив очередь, энергично сбившись в кучу, кинулись к нему. В несколько минут в автобус столько набилось людей, что удивительным казалось, как он выдерживает, не расползается по швам. Видимо, добросовестные руки делали эту машину.
Очередь же ничуть не уменьшилась.
Следующий автобус долго не показывался. Когда он развернулся возле остановки, то опять моментально дружным натиском плотно наполнился. И опять очередь не сократилась.
Сережка, увлекая за собой Димку, попробовал принять участие в общем штурме, но не смог пробить даже первого ряда монолитно сдвинутых спин и отступил с позором.
Да! Если и дальше так пойдет, то автобусам, пожалуй, и до вечера приезжих не перетаскать.
Однажды в толпе мелькнул Кирка — без кепки, в распахнутом ватнике, из-под которого виднелась его страшноватая рубашка. Он заметил своих попутчиков, понуро замыкавших очередь, и ободряюще издали помахал им.
На площадь въехал грузовик. Кирка вскочил на подножку, поговорил с шофером, видать, своим хорошим дружком.
— Порядок! — крикнул он в толпу.
На его голос из очереди к грузовику побежали девчата в цветных модных пальто, пестрых шапочках, беретах, наверное, те самые, к которым Кирка в третий вагон на песни ходил. У одной из девушек в руках была зачехленная гитара с большим голубым бантом на грифе.
Вся очередь с завистью наблюдала, как девчата, подсаживаемые парнями, быстро заполнили кузов грузовика, словно цветы корзину. Последним через борт перемахнул Кирка и постучал по крышке кабины. Весело гудя, грузовик, встряхивая на рытвинах груз, укатил по лесной дороге.
Поднялось солнце, растопило иней, засверкали капельки росы на сморщенной, пожухлой траве и цветной листве кустарников, когда наши намаявшиеся ребята попали, наконец, в автобус. Пассажиров осталось немного, Сережке и Димке даже нашлись места рядом на последнем мягком диванчике.
— Подозрительный этот Кирка,— сказал Сережка.— Ловчага! Правда? Видел, как с грузовиком?..
Димке, конечно, пришлось согласиться, что Кирка ловчага. Очень ловко всех девчат на грузовик устроил.
Автобус бежал по такой узкой лесной дороге, что порой хвойные ветки хлестали по окнам и кузову. Солнце просвечивало сквозь частые деревья и кидало жаркие узкие лучи на землю.
Расступился лес внезапно. На опушке его, у самой дороги, стоял большой, с палисадником, обнесенным невысоким сквозным забором, деревянный дом.
Два бурых медвежонка, привстав на задние лапы, передними ловко пригибали рябину, обдирая с нее багровые кисти ягод. Шофер автобуса продолжительно гукнул, однако медвежата ничуть не испугались, только оглянулись, продолжая увлеченно заниматься своим.
Но тут из дома выбежала девчонка в сапогах, огрела медвежат метлой по спинам, и те, смешно прыгая боком, все оглядываясь на девчонку с метлой, припустили в сторону леса.
— Вот ведь Машка и Мишка озорничают,— сказал кто-то из пассажиров.
Сережка и Димка переглянулись. Они впервые видели живых медвежат.
— Вот это да! — даже присвистнул от удивления Сережка.
Но еще много удивительного предстояло им увидеть.
Впереди показалась странная дорога — деревянная.
Обширное болото пересекало деревянное полотно, сделанное из толстых плах, скрепленных скобами и положенных на продольные брусья. Автобус поднялся на эту дорогу и мягко покатил, даже прибавив скорости. Ни тряски, ни толчков! По бокам ядовито синела жирная вода, покрытая ряской и круглыми листьями кувшинок. Ребята с тревогой ждали, что вдруг ненароком большие колеса автобуса соскочат с этого узкого мостка. Что тогда будет? Не выскочить! Увязнут в пучине. Однако никого из пассажиров эта опасность совершенно не беспокоила: они продолжали толковать о своих делах, не обращая внимания на дорогу.
За болотом на пустыре показалось множество белых и красных домишек. Издали поселок выглядел чрезвычайно живописно и казался игрушечным.
Автобус спустился с деревянной дороги и въехал в широкую улицу, по обеим сторонам которой тянулись побеленные одноэтажные домики. Скоро, круто развернувшись, автобус остановился напротив кирпичного здания почты.
Вот и конец длинного пути.
Теперь необходимо поскорее найти дядю Костю.
Ребятам рассказали, как лучше пройти к зданию управления строительством таежной железной дороги.
Это был большой двухэтажный дом из красного кирпича, ничем почти не отличавшийся среди таких же зданий на этой улице.
Единственное, что его выделяло,— заметный издали щит с двумя красиво выписанными словами: «Даешь Ледянку!»
В этом здании Сережке и Димке нанесли сильнейший удар.
После долгих хождений по двум этажам из комнаты в комнату, где сидели чрезвычайно занятые люди, они, наконец, напали на человека, который мог точно сказать, как разыскать дядю Костю.
В маленькой комнате прижимались друг к другу четыре канцелярских стола, возле каждого толпилось по нескольку человек. Гул стоял такой, словно здесь работала сложная молотилка. Нужный человек, отвечая кому-то по телефону, умудрялся одновременно разговаривать сразу с тремя посетителями и долго не обращал внимания на наших друзей.
— Вы Макаров? — протиснулся к столу решительный Сережка.
— Предположим, что и Макаров. Что из этого следует? — весело спросил нужный человек примерно того же возраста, что и Кирка, даже в рубашке такой же свирепой расцветки.
— Тогда должны сказать, как найти Константина Ивановича Конева.
— Константина Ивановича? Зря стараетесь, ребятки,— ласково сказал Макаров.—Все хотят обязательно к Константину Ивановичу… Не выйдет!
— Что не выйдет?
— Не бывать вам у него.
— Это почему?
— Нечего вам у него делать. Пойдите лучше в отдел подсобных предприятий. Там для вас найдут подходящее дело. Всем подавай Константина Ивановича.
— Но мы…
— А путевки у вас есть? — подозрительно спросил Макаров.
— Какие путевки?
— Из яслей.
— Вы не шутите.
— Не шучу. Самые обыкновенные… От комсомольской организации.
— Нет у нас путевок. Мы сами… К дяде Косте.
— Зайчики! — обрадовался Макаров.— Зайчики! Шестые сегодня. Сами — не считается. Мотайте, зайчики, домой! Деньги на проезд имеете?
— Не ваша забота,— сердито срезал его Сережка.— Нам дядя Костя нужен. Вот и отвечайте.
Что-то в решительном тоне этого рослого рыжего мальчишки насторожило Макарова. Он внимательнее посмотрел на ребят, даже отмахнулся локтем от человека, который полез к нему с каким-то неотложным делом.
— Вас Константин Иванович знает? — милостивее спросил Макаров, хватаясь за трубку зазвеневшего телефона.
Макаров долго шумел в телефон по поводу каких-то не доставленных в срок термоплит.
— Так зачем вам нужно обязательно Константина Ивановича? — спросил Макаров, бросив трубку на рычаг.
Сережка скупо объяснил — про степь, село Речное… Димка в разговор не вмешивался, полагаясь на Сережку.
— Понятно и ясно,— сказал Макаров.— Иное дело. Ну-ка, пройдемте,— с загадочной суровостью позвал он ребят.
Они покорно зашагали за ним.
Втроем они прошли в конец длинного коридора, и в комнате, куда выходили две двери с табличками: «Начальник строительства» и «Главный инженер», Макаров подвел их к большой, во всю стену, карте.
— Смотрите! — Макаров провел по карте пальцем.— Вот трасса нашей таежной дороги. Тут,— уперся его палец,— место, где мы с вами сейчас находимся. А тут, в Кедровке,— он ткнул пальцем в другое место на карте,— сейчас живет Константин Иванович. Уехал на отстающий участок. Видели? Какое тут расстояние? Триста километров? Совершенно правильно! Попасть к дяде Косте сейчас можно только вертолетом. На это и не рассчитывайте. Забрасываем срочные грузы. Вам все ясно? Будьте здоровы, зайчики!—И, считая, что все с ними покончено, приветственно махнув, Макаров исчез.
Сами понимаете, в каком настроении вышли наши герои на крыльцо.
Мимо них входили и выходили люди. Никому никакого дела до этих двух ребят не было.
Положение складывалось донельзя отчаянное. Сережка и Димка рассчитывали, что дядя Костя встретит их тут и со следующего дня у них начнется необыкновенная жизнь строителей таежной трассы.
Вот он, лозунг: «Даешь Ледянку!»
Но оказалось, что Константин Иванович находится далеко.
— Может, верно, вернуться,— предложил подавленный Димка.
— А деньги на билеты у тебя есть?
Димка тяжело вздохнул.
— Как-нибудь…
— Зайчиками?
— Зайцами трудно. Далеко.
— А как-нибудь тоже не выйдет,— заключил Сережка.— Да и ушел наш поезд. Следующий утром будет. Надо о ночлеге думать. Где спать будем?
Глава третья
Выручка
Наступал вечер, в окнах зажигались огни, а наши ребята, закусив домашними припасами, сидели на ступеньках крыльца, не решаясь оторваться от этого дома, так и не приняв какого-нибудь решения. Особенно скверно чувствовал себя Димка. Ведь это он втравил в поездку Сережку, которому дядя Костя даже незнаком.
— Лесопроходчики! —раздался вдруг насмешливый хрипловатый голос. Перед ребятами стоял Кирка все в том же вольно распахнутом ватнике, без кепки.— Загораете?
Ребята подчеркнуто промолчали.. Эта новая встреча с вагонным попутчиком никакого энтузиазма у них не вызвала. Скорее наоборот.
— Ясно! Загораете! Что приуныл, рыжий?— спросил Кирка Сережку.— А ты, голубь, чего нахохлился? Ночевать негде? Угадал? Пари хотите? На что угодно. Хотите пари?
— Ну, а если негде? — угрюмо сказал Сережка.— Вам-то какая забота.
— Люблю таких… Вот что, пошли со мной.
Ребята не пошевелились. Не будут они связываться с неизвестными стилягами.
— Гордые!—сказал Кирка.— Униженные, но гордые… Ладно, даю на размышление три с половиной минуты. Больше для вас времени уделить не могу.
Хлопнув по затылку Сережку, засмеявшись, Кирка исчез в здании.
Прошло, однако, не три с половиной минуты, а не меньше получаса, когда Кирка снова появился на крыльце.
— Все еще жметесь, зайчики? — весело кинул он.— Да, у нас тут прохладновато вечерами. Вы, значит, Константина Ивановича разыскиваете? Вот кто тайгу преобразует! Это вы о дяде Косте говорили?
Он нагнулся к ребятам и взял каждого за плечо.
— Не получается прорыва к дяде Косте? Так? От этого и приуныли?.. Встать!—скомандовал Кирка.
Руки у него были, как железные клещи, и он легко оторвал ребят от ступенек крыльца.
— Следовать за мной! — продолжал командовать Кирка.
Никакого другого выбора не было. Не зная, что сулит наступающий вечер, Сережка и Димка двинулись за Киркой.
Долго шли поселковыми темнеющими улицами мимо белых одноэтажных домиков и двухэтажных кирпичных красных.
Остановились на окраине поселка возле длинного барака, светившегося широкими окнами.
— Проведем первую разведку,— сказал Кирка.— Ждать меня,— и вошел в барак.
Сережка и Димка переглянулись: куда затащил их Кирка? Не лучше ли вернуться на станцию, не прогонят же их, не связываться с Киркой, который неизвестно почему прилип к ним, и, махнув рукой на таежную трассу, повернуть восвояси. Правда, денег у них, честно признаться, кот наплакал, да не пропадут же они.
— Знаешь… — осторожно начал Димка.
Но в этот миг дверь барака распахнулась. Кирка стоял у порога.
— Прошу входить,— вежливо и церемонно пригласил он.— Вам повезло. Будете спать роскошно, как описывают в романах из жизни рабочего класса. Трудовой коллектив строителей дороги с радостью принимает вас.
Ребята вошли вслед за Киркой в светлый коридор, прорезавший барак. Справа и слева виднелись одинаковые двери, на каждой висели таблички с фамилиями жильцов и старшим по комнате. Кирка довел Сережку и Димку до конца коридора и распахнул перед ними крайнюю дверь. В комнате стояли четыре застеленные кровати, четыре тумбочки, четыре стула, стол посредине и гардероб. Комната казалась нежилой — ни соринки, ни пылинки, ни клочка бумаги.
— Располагайтесь на этих кроватях,— показал Кирка.— И спокойной вам ночи. Ждут меня… Да,— сокрушенно покачал он головой,— сапоги ваши самого честного человека в искушение введут.. Вы уж получше присматривайте за ними. У нас тут ребята так спят: сапоги под ножки кроватей ставят. Тогда, опыт показал, жулики не утянут. Ну, будьте здоровы!
И он закрыл за собой дверь.
Шутит или серьезно говорит Кирка?
Все же ребята решили, что лучше последовать его совету. Они приподняли передние ножки кроватей и обули их в сапоги. Ловко кто-то такое придумал. Попробуй подберись к сапогам. Не такой, видать, простой этот Кирка. Тертый, много повидавший. Что же он тут делает?
— Вернемся домой? — решился опять предложить Димка, подавленный неудачным оборотом дела и навязчивостью подозрительного Кирки.— Не найти нам тут дядю Костю. Видишь, куда забрался… Разве доберешься?
— Потерпи, — возразил Сережка.— Так сразу и возвращаться! Попробуем еще. Завтра все решим…
Утром первым проснулся Димка. Две кровати, пустовавшие накануне, сейчас были заняты спящими. Димка приподнялся, вглядываясь, кто с ними в комнате.
Ближний к Димке вдруг рывком поднялся с постели. Димка от неожиданности даже глаза зажмурил. Опять Кирка!
— А, зайчик проснулся,— ласково сказал Кирка.— Одевайся быстрее! Возможно, сегодня попадете к дяде Косте.
Димка торопливо натянул брюки и взялся за спинку кровати, чтобы достать сапоги. И тут, медленно краснея, он увидел, что сапоги самого Кирки и другого спящего, правда, не такие хорошие, как у них с Сережкой, стоят себе преспокойненько возле двери.
— Потом обуешься,— сказал Кирка.— Видишь, я тоже в носках. Мы тут все так ходим.
В соседней комнате за столом сидели четыре очень серьезных человека и завтракали. У одного из них курчавая каштановая бородка на молодом лице шла от ушей к подбородку узеньким жгутиком. Красивая бородка! На вешалке висели четыре одинаковых летних кителя и четыре форменные фуражки. Димка понял, что они в комнате летчика.
— С летной погодой! — поздоровался Кирка.
Все четверо сдержанно кивнули.
— Как насчет наших зайчиков?—спросил Кирка.— Сможете захватить? Тощие, перегрузки не будет.
Летчики внимательно взглянули на Димку, словно взвешивая его.
— Второй такой же? — осведомился бородатый.
— Ручаюсь,— пылко заверил Кирка.— Можно взвесить вместе и порознь.
— Двоих не выйдет,— решительно сказал бородатый.— Сегодня одного, завтра другого. И то из уважения к Константину Ивановичу.
— Хотя бы и так… Согласен? — спросил Димку Кирка.
— Лучше вместе.
— Соглашайся,— подтолкнул Кирка.— А то и вовсе не видать вам дяди Кости.
— Ладно,— подчинился жестокой необходимости Димка.
— Тогда готовьтесь,— предупредил бородатый.— Пошли на площадку, — обратился он к своим товарищам.
Дверь в комнату, где ночевали наши друзья, стояла широко распахнутой, и там сбилось, наверное, все мужское население барака. Сконфуженный Сережка сидел на кровати и потерянно озирался. Таким растерянным Димка никогда его не видел.
— Ловко!
— Просто здорово!
— Ха-ха-ха!.. — потешались парни, разглядывая Сережку.
— Вот это удумали.
— Ну и зайчики! Умные!
Двое парней взяли за спинку Сереж- кину кровать и покатили ее по комнате.
— Ходит! Честное слово! В сапогах!..
Новый взрыв веселого смеха потряс стены комнаты.
Тут все заметили вошедших Димку и Кирку.
— Кто это из вас придумал? — спросил один из парней Димку.—Ты или твой приятель? — показал он на Сережку.— Ловко вы научили кровати в сапогах ходить.
— Сообразительные ребята,— серьезно подтвердил Кирка.— Не всякий такое придумает. Голова нужна,— коварно похвалил он.— А теперь хватит забавляться. Мне с ними военный совет держать.
Парни, смеясь, оставили комнату.
«Военный совет» вел Кирка. Он коротко изложил обстановку и предложил решить, кто из них летит первым.
— Надо тебе, Димка,— не задумываясь, сказал Сережка.—Меня дядя Костя в глаза не видел, ничего про меня не знает. Да и звал тебя одного, а мы к нему вдвоем..
— Верное решение, — подтвердил Кирка.— Первым вылетает Димка. Советую запастись сладостями вроде конфет, печенья. В тайге этим не балуют. Деньги есть? Смело тратьте все. В тайге деньги не нужны. Димка, отправляйся в магазин. Но не задерживайся. Сережка, приведи в порядок комнату.
Димка отправился в магазин.
Итак, сегодня он встретится с дядей Костей. Какое хорошее утро!
Он быстро сделал покупки.
На углу двух улиц Димка остановился.
Здесь строились новые дома. Солнце просвечивало сквозь стропила, кидая узорчатые тени на землю. За этими стройками виднелись красивые одноэтажные домики с палисадниками, молодыми деревцами, антеннами на крышах.
Димка вытащил из бокового кармана маленький альбом и стал быстро рисовать. Вот уж на страничке вытянулись домики, вот ложатся тени. Вот еще, еще… Сейчас рисунок будет закончен. Димка торопился.
Сколько он рисовал? Минут пятнадцать-двадцать не больше. Но они оказались роковыми и повлекли за собой многие осложнения.
У Димки екнуло где-то возле сердца, когда он услышал рвущий уши шум винтов, а потом увидел, как из-за домов поднялся легкий зеленый вертолет.
Неужели опоздал? Неужели улетели без него?
Димка припустился бежать.
А вертолет, поднявшись свечкой над поселком, некоторое время висел неподвижно в воздухе, словно раздумывая: лететь или опуститься, потом развернулся и взял курс на север.
Димка вбежал в барак и распахнул дверь своей комнаты. Никого! И вещей Сережкиных нет. Бросив пакеты на стол, он помчался к выходу и на крыльце едва не сбил с ног Кирку.
— Ошалел! За смертью ходил,— накинулся Кирка.— Ты бы до вечера торчал в магазине.
— Улетели? — еще смутно на что-то надеясь, спросил Димка.
— Ждали, что ты им «добро» скажешь.
— А Сережка?
— Машет тебе ручкой.
— Как же это…
— А так же,— передразнил Кирка, но тут же смягчился, увидев, каким несчастным стало лицо Димки.— Не унывай! Одного отправили. Вот что важно. Завтра и тебя тем же путем к дяде Косте запустим.
Димка взглянул на чистое утреннее небо, под которым сейчас в неведомую даль летит Сережка. Ему стало обидно и грустно.
Глава четвертая
Где ты, друг?
А Сережка в это самое время, сидя на ящике, прижимался носом к мутному стеклу и смотрел на землю.
Полет! С чем это можно сравнить?
Летная практика у Сережки была не очень, если честно признаться, велика, точнее — чепуховая. Случалось прыгать с крыши конефермы в груду свежего сена, взлетать на качелях, да еще срываться «столбиком» с высокого речного обрыва в омут. Еще он поднимался в воздух во сне, как это случается почти со всеми растущими ребятами, о чем они предпочитают вообще поменьше рассказывать. Вот и вся практика! Все же чувство легкости тела, почти невесомости, Сережка знал. Но это были пустяки. А теперь все равно что с игрушечной лошадки пересел на дикого необъезженного скакуна.
Настоящий полет!
Войдя в кабину, тесно заставленную ящиками и мешками, Сережка усомнился, что такой небольшой вертолет сможет поднять в воздух весь этот груз, да еще вдобавок трех человек. Третьим он считал, конечно, себя, не подозревая, что взят по легкости веса сверхгрузовым.
Зашумел мотор, большой винт закрутился над головой. На взлетной площадке завихрилась пыль, на болоте пригнулась осока. Провожавшие побежали в стороны, подхлестываемые в спины плотными бичами воздуха. Вертолет чуть дрогнул и легко оторвался от земли. Она покачнулась и стала удаляться. Закивали березы, с них срывались листья и разлетались табунками желтых бабочек. А Сережке стало вдруг так легко, как будто он поднялся на эту высоту собственными силами.
Захватывающим было начало полета. Все мысли о нечаянно оставленном Димке вылетели из головы.
Поселок лежал под ними — большой, добегавший крайними домами до самой реки, по берегу которой тянулись штабеля круглого леса. Сережка легко узнал дорогу, по которой накануне с Димкой они приехали в поселок с вокзала. Она пролегла узенькой дощечкой посредине болота, и по ней неторопливо и важно полз, похожий на майского жука, автобус.
Поселок быстро скрылся, и теперь под ними кругом тянулась тайга.
И ни одного селения.
Ни одной дороги.
Никакого признака человека.
Вот это тайга! И такая во все стороны. Конца ей не видно.
Они летели и летели над лесами, болотами, речушками. Тень вертолета медленно скользила по земле. И все тянулась и тянулась такая же пестрая под осенним солнцем, величественная и бесконечная тайга.
В какой удивительный край позвал дядя Костя!
Вот тут и пожалел Сережка, что нет рядом Димки. Как же скверно получилось, что их разлучили. И уж совсем нехорошо, что первым летит он. Невесело, наверное, тихому Димке одному в поселке с этим Киркой, которого никак не поймешь: хороший или плохой парень, можно или нельзя ему верить. Ничего не стоит Кирке обидеть или разыграть Димку. Не сможет он, когда нужно, постоять за себя, дать крутой отпор… Сколько раз в школе приходилось Сережке выручать товарища. Верно Кирка прозвал его голубем. Сразу угадал характер.
«Где ты, друг!» — мысленно позвал Сережка.
Мотор вдруг словно захлебнулся, перестал гудеть, чихнул несколько раз, но оправился и опять загудел, но уже тише. Вертолет повалился на бок, и пестрая земля с той стороны, где у окна сидел Сережка, встала вертикально. Сережка невольно ухватился за покачнувшийся под ним ящик, ища опоры, и дурнота подступила к горлу.
Земля встала на свое место, и Сережка облегченно вздохнул. Внизу виднелась черная река с багровыми береговыми оторочками кустов — трехцветная лента среди синих лесов. В стороне от реки, на поляне, образуя большой правильный квадрат, стояли дома. Вертолет повисел над поселком и медленно стал снижаться. Земля приближалась. Сосны, унизанные точеными золотистыми шишечками, оказались так близко, что машина почти касалась их.
Упруго дрогнув, вертолет стал твердо четырьмя колесными лапками на крошечную площадку, сложенную из сосновых неошкуренных бревен. Шум мотора замолк, все медленнее и медленнее крутился большой винт.
Бородатый летчик — командир корабля— спустился из моторной кабины и, проходя мимо Сережки, тронул его за плечо.
— Как прошел полет? Понравилось?
Летчик открыл дверцу и первым выпрыгнул на посадочную площадку. Жители таежного поселка собрались встретить воздушного гостя.
Командир корабля кого-то высматривал в толпе.
— Константин Иванович! — крикнул он.— Привет таежнику! У меня сюрприз для вас.
Все посторонились. На помост вскочил пожилой человек в коричневом берете, суровый на вид.
— Жданного гостя вам доставил,— сказал таинственно пилот, крепко встряхивая руку Константина Ивановича.
— Гостям всегда рад,— весело отозвался Константин Иванович, широко и открыто улыбаясь.— Показывай гостя.
— Вот он!—вытолкнул перед собой довольный летчик Сережку.
— Ко мне? — удивился Константин Иванович, рассматривая Сережку.— Что- то не припоминаю таких знакомых. Ты ко мне?
— Не к вам… Нет, к вам… с Димкой…— запутываясь, забормотал Сережка, поняв сейчас, что, может быть, совершенно не нужен он дяде Косте, никому тут не нужен, что весь этот полет—самое настоящее самозванство.
— Ничего не понимаю,— сказал Константин Иванович, пожимая плечами и опять построжав.— Не ко мне — и ко мне… А к кому, поточнее? И кто еще этот Димка?
Командир корабля подозрительно смотрел на Сережку.
— С Димкой мы… Ну, этот самый Димка… из Речного. Вы еще жили у них… в Речном. Дорогу строили… в прошлом году. Вот и приехали. Вы еще ему писали…
— А!..— Суровое лицо Константина Ивановича смягчилось от улыбки.— Отлично! Димка из Речного! Другое дело. Где же он?
— Должен был лететь Димка,— начал опять объяснять запутанную ситуацию Сережка.— Но он не полетел, а я полетел…
— Опять ничего не понимаю… Где сейчас Димка?
— Он там, остался в поселке.
— Почему?
— Хотели сначала Димку, а посадили меня.
— Как это так?
— Что? — спросил командир корабля.— Перепутали хлопчиков? Верно, двоих взять не могли. Решили сегодня одного привезти. Не того захватили? Да, тот, вроде, не такой раскраски был. Не того доставили? — и громко захохотал.— Это, наверняка, Кирка устроил.
— Не того…— смущенно согласился Сережка.— Хотели вместе, да не взяли. Один полетел.
Бородатый летчик все хохотал; засмеялся, наконец что-то поняв, и Константин Иванович.
— Значит, не того,— сказал командир корабля.— История! Назад забирать, Константин Иванович?
— Ладно, разберемся,— сказал Константин Иванович.— Зачем назад доставлять? Но завтра ты мне Димку обязательно привези. Приехал, решился! Молодец! Такой хороший парнишка. А теперь пора вам разгружаться. Ну-ка, сигай! — поманил повеселевшего Сережку Константин Иванович, спрыгнув с помоста.
Сережка прыгнул и едва не свалился. Сапоги его чуть не по голенища ушли в болотистую землю.
— Приучайся ходить по тайге,— ободряюще сказал Константин Иванович.
Глава пятая
В тумане
Утром следующего дня сверхгрузовым пассажиром к дяде Косте вылетел Димка.
Кирка, не рискуя попадаться на глаза летчикам, куда-то исчез.
Димка не всматривался в тайгу так внимательно, как Сережка. Сутки одиночества в чужом месте сломили его. Ему хотелось поскорее очутиться вместе с другом, увидеть, как Сережка устроился в тайге у дяди Кости. Конечно, его тоже поразил пестрый наряд тайги, тем более, что летели они в облаках; земля то скрывалась, то показывалась, всякий раз новая, поражая глаз красками, причудливостью расцветки.
Меж тем облака становились гуще, плотнее, земля открывалась все реже и реже, наконец, совсем скрылась в сплошном молоке тумана. В кабине потускнело.
Димка заскучал.
Вертолет стал резко забирать в стороны, раскачиваясь, словно шарик на веревочке, подолгу кружил на одном месте, потом начинал медленно и осторожно спускаться. Из молока показывались острые макушки елей и широкие кроны сосен. Туман держался до самой земли. Вертолет поднимался вновь.
Бородатый командир корабля спустился из кабины, поискал что-то среди ящиков и мешков.
— Как себя чувствуем? — вежливо спросил он Димку.
— Хорошо,— сказал Димка, не желая тревожить летчика.
— Отлично.
— А скоро прилетим?
— На этот вопрос точного ответа дать не могу. Туман! Никакой видимости. Ищем посадочную площадку. Не исключено, что придется вернуться на базу…
И удалился к себе в кабину.
До этого Димка, в общем, чувствовал себя в вертолете не худо. Туман он принял за явление обычное в этих местах. Теперь Димка труханул. Воздушная машина перестала казаться надежной. Она представилась ему ослепшей и заблудившейся птицей.
Что может случиться? Вспомнились многие случаи вынужденных посадок в самых глухих местах, вычитанные Димкой в газетах и книгах. Может, им тоже придется совершить вынужденную посадку вдали от населенных пунктов и несколько суток, помогая друг другу, испытывая всяческие лишения, пробираться по тайге через болота, вплавь одолевать реки, с каждым днем все строже сокращать суточный паек…
Способен ли Димка на такие испытания? Изведать все такое как-то не очень захотелось, и, будь его воля, он решительно скомандовал бы повернуть к поселку. Но ведь неизвестно, найдут ли в таком тумане летчики дорогу назад!
Внезапно яркое солнце полыхнуло в окнах.
Обширное озеро лежало под ними. Вертолет пересекал его, приближаясь к лесу.
Прекрасной показалась эта пестрая земля, близкая и родная, сверкающая под солнцем. Сразу полегчало на сердце.
Вертолет теперь шел уверенно.
Весело гудел мотор. Неторопливо внизу проплывала праздничная тайга.
Среди зелени лесов мелькнула прямая просека. С небольшой высоты хорошо виднелись бревна, лежащие на ней, синел дымок костра.
Вертолет замер в воздухе и начал медленно снижаться. Димке показалось, что они садятся на деревья. Никакой площадки под собой он не видел.
Вертолет коснулся земли и замер.
В окно Димка рассмотрел три деревянных дома, прижавшихся к лесу, несколько палаток и высокую антенну.
Из лесу к вертолету бежали люди.
— Такие вот дела…— неопределенно сказал бородатый командир корабля, проходя мимо Димки, и открыл дверцу.
Димка радостно двинулся вслед за летчиком, готовясь увидеть Сережку и дядю Костю. Кончилось его воздушное путешествие.
Ох, как хорошо очутиться на земле, почувствовать ногами ее твердость и вдохнуть полной грудью нагретый солнцем лесной воздух!
У домов виднелся большой щит со знакомыми словами: «Даешь Ледянку!»
— Ксана! — воскликнул командир корабля и протянул руку молодой женщине.
Как и все остальные, она была в резиновых сапогах, брюках, ватной телогрейке, надетой поверх зеленой шерстяной кофточки. Лицо загорелое, поэтому особенно светлыми казались ее пушистые волосы и очень яркими синие глаза. Ватная телогрейка не могла скрыть изящества ее фигуры. Почему-то казалось, что она должна быть доброй ко всем женщиной.
— Матюша! — Ксана звонко засмеялась и подошла ближе к летчику, протягивая ему руку.— Вот кто прилетел! Как это хорошо!
— Не ждали?
— Совершенно… Нам же вертолет обещали через неделю. Нет, не ждали, Матюша.
— Сами не думали, что к вам залетим.— Туман,— повел рукой летчик.—
Сбились, вот и пришлось изменить курс.
— Спасибо туману!..
— Да? Какое же спасибо! Задания не выполнили… А сколько я вас не видел? Доставили вас сюда в самом начале мая. Помните, как летели? Первым рейсом.
— В конце апреля,— уточнила Ксана.— Майский праздник мы встречали на этой земле.
— Значит, все лето в тайге? Вы же собирались пожить тут только два месяца!
— Увлеклась,— сказала Ксана, словно винясь, и опять звонко засмеялась.— Сама не понимаю, как это случилось.
— Наверное, хватили тут лиха.
— Всякое бывало,— сдержанно сказала Ксана.— Приятно, что теперь самое трудное позади. Поэтому и осталась. Сейчас трассу рубим, поселок начали строить.
— Рады, что кончилось лето?
— Легче сейчас. Комары нас мучили. Ох и настрадались от них.
— Домой скоро?
— Не знаю,— Ксана, улыбаясь, смотрела на летчика.— Правда, не знаю. Может, и на зиму останусь. Теперь это место жалко покидать.
— Ой, Ксана! Вот вы какая! Не хотели в тайгу забираться. После Москвы-то в тайгу!
— Говорю: увлеклась. А кто это с вами?—спросила она о Димке.
Димка стоял в стороне, разглядывая эту веселую красивую женщину, чрезвычайно огорченный тем, что не видно ни Сережки, ни дяди Кости. Да, кажется, он попал в какую- то не очень приятную историю.
— Неплановый пассажир. Понимаете, Ксана, хотели доставить его в Кедровку к Константину Ивановичу. Решил молодчик помочь нам дорогу строить. За этим и приехал из степного края на Урал. Да вот куда мы с ним вместо Кедровки залетели.
— Молодец! Здравствуй! — Ксана протянула Димке руку.— Люблю таких решительных! Что ж, воздушные гости, к дому, чаем с брусничным вареньем угощу. Ох и много же ее набрали!
— Нельзя, Ксана, невозможно,— огорченно отказался летчик.— Туман за нами гонится. Надо быстрее сматываться. К вам на всякий случай сели. Сейчас домой. А чайку через недельку выпьем. Какие-нибудь просьбы будут?
— Одна, очень большая.
— Приказывайте.
— У нас тут четверо больных. Заберите их, пожалуйста. Очень выручите.
— Серьезно больны?
— Наши ребята не любят хныкать. Очень серьезно больны.
— Больных заберу,— решил командир корабля.— Четверо? Многовато! Ладно, груз у вас на недельку оставлю. А как быть с тобой? — повернулся он к Димке.
В эту минуту и решилась судьба Димки. Впрочем, он и сам принял в этом участие.
— Потом меня заберете,—мрачно сказал Димка. Так он решил не потому, что хотел тут остаться. Его тяготило положение сверхпланового груза. Путается между людьми, занятыми большими делами.
Разве мог он сказать другое, сверхплановый груз?
— Мужское решение,— одобрил летчик, не подозревая о чувствах Димки.— Давайте больных!
Из вертолета быстро вынесли ящики и мешки, сложили их тут же, на поляне, и накрыли брезентом. Трое больных сами вошли в машину, а четвертый был так плох, что его принесли на кровати-раскладушке.
Ксана попрощалась со всеми улетавшими.
— Не тушуйся,— попытался подбодрить совсем загрустившего Димку командир корабля.— Через недельку заберем тебя отсюда и доставим к Константину Ивановичу. Сегодня же сообщим ему в Кедровку, где ты. Познакомишься у Ксаны с лесной жизнью.
Он повернулся к женщине.
— До скорой встречи! Да?
— Уж постарайтесь, Матюша.
— Что передать Большой земле?
— Живем отлично. Настроение рабочее.
Командир корабля захлопнул за собой дверцу. Открыв верхнее оконце, он оглядел всех на поляне и помахал рукой в перчатке. Зашумел мотор, закрутился большой винт, погнав тугие струи воздуха, и машина легко оторвалась от земли. Она повисла на высоте, словно не хотела расставаться с людьми глухой лесной чащи, и тронулась в обратный путь.
Димка стоял рядом с Ксаной, не успев вытереть слез, выбитых струями воздуха, слушал затихающий, отдающий в сердце гул вертолета, покинувшего его среди незнакомых людей.
— Пойдем,— позвала его Ксана, когда затих шум улетевшей машины.— Пойдем. Люди у нас дружные, хорошие. Сам увидишь, они тебе понравятся.
Солнце потускнело, словно на него накинули марлевое полотно. Туман надвинулся и сюда.
Злую же шутку сыграл этот туман с Димкой!
Глава шестая
Как тут живут?
Вид сверху может легко ввести в заблуждение. В этом убедился Сережка.
С вертолета поселок строителей Кедровка показался ему маленьким и жалким.
На земле масштаб резко изменился, и все тут Сережка увидел по-другому.
Поселок! Какой же это поселок? Уютный таежный городок! Почти два десятка жилых домов, каждый в несколько квартир, образовали широкую улицу с двумя деревянными тротуарами. В окнах белели занавески и пестрели цветы. На улице росли деревья, пока еще тоненькие, такие слабенькие, что их пришлось привязывать к колышкам. На клумбах грустно поникли головками цветы, опаленные первыми морозами. Сережка успел, пока шагал по улице рядом с Константином Ивановичем, прочитать несколько вывесок: магазин, столовая, клуб, пекарня, баня, парикмахерская. Все тут есть, что человеку надо. В конце улицы виднелось большое темное здание, каменное в середине, с двумя деревянными пристроями. Оттуда доносились удары сильного молота, в окнах полыхало пламя.
На красивом щите Сережка увидел уже знакомые четкие слова: «Даешь Ледянку!»
Константин Иванович занимал комнату в одном из многоквартирных домов.
— Располагайся,— сказал Константин Иванович.— Эта кровать будет твоя. Мне нужно на участки, все разговоры давай отложим на вечер. А пока посмотри, как мы тут живем. Деньги есть? Пообедай в столовой. Запирать комнату не нужно: мы тут без замков обходимся.
И ушел торопливо.
Сережка оглянулся. В углу на гвозде висело в брезентовом чехле охотничье ружье, тут же стояли бамбуковые удочки— штук шесть. На одной из стен висел плоский большой лосиный рог с множеством острых отростков, похожий на раскрытую ладонь с растопыренными пальцами. Может быть, этого лося убил сам дядя Костя? Вон и медвежья бурая шкура на полу. Может, и медведя убил дядя Костя? На письменном столе рядом стояли два бронзового цвета бюста — Ленина и Горького, рядом с письменным столом— радиоприемник. Был еще шкаф, заманчиво сверкавший корешками книг.
Сняв сапоги, в носках, Сережка прошелся по медвежьей шкуре. Густой мягкий мех. Он подошел к книжному шкафу. Ключик торчал в замочной скважине. Сережка повернул его и раскрыл дверцы. Сколько книг! Ленин, Горький, Бальзак, Паустовский, Диккенс. Сережка перебирал их одну за другой, потом нехотя закрыл дверцу.
Он посидел возле стола, полистал «Огонек», прочитал рассказ о парне, который в поселке возле Черного моря устроил для маленькой девочки свое море в бочке из-под бензина и назвал его «Алкино море».
Комната Сережке понравилась. Дядя Костя, с которым они успели переброситься всего несколькими незначительными фразами, стал ему ближе. Плохой человек не может жить в комнате, где так много хороших книг. Дяде Косте можно верить.
Хорошо бы им с Димкой поселиться в такой же, как эта, комнате, завести собственные книги, приемник, ружье, удочки да еще бы, вдобавок ко всему, и фотоаппарат.
Сережку поманило на улицу. Он натянул сапоги и вышел на крыльцо.
На месте поселка недавно стояла тайга. Кое-где между домами еще сохранились пеньки. Некоторые были такими большими — с колесо телеги. Густой лес со всех сторон окружал поселок. Такого леса Сережка никогда не видел. И воздух здесь совсем другой, чем в степи, где почти всегда дует ветерок; здесь воздух недвижимый, насыщенный крепким запахом смолы. Дятел стучал по дереву, и его веселая дробь разносилась по поселку.
Накатанная колесами машин дорога уходила в лес. Сережка постоял немного и зашагал по этой дороге, гадая, куда она может вывести.
Через полчаса пути по тихому лесу дорогу пересек неширокий ручей. Вода в нем была черной, текла лениво, чуть шевеля травинки.
За ручьем, свернув с дороги и поднявшись на холм, Сережка увидел внизу песчаный карьер. Там стояли четыре экскаватора. По крутой дороге весело сбегали самосвалы. Они подкатывали к экскаваторам, и те, грузно повертываясь, зачерпывали в ковши песок и щедро наполняли им кузова машин.
Получив свою порцию груза, самосвалы отваливали, и тотчас их места занимали другие машины.
«Скорее! Еще скорее»!—словно подгоняли они друг друга.
Работа шла весело.
— Ох! — вскрикнул кто-то.
В нескольких шагах от себя Сережка увидел девчонку в отчаянном положении.
Она лежала плашмя на земле и цеплялась руками за кусты можжевельника, которые, казалось, сами покорно ползли ей навстречу. Сережка сообразил, что это земля тихонько сдвигалась к откосу и девчонка вот-вот загремит на его глазах с этой высоты в карьер.
Сережка кинулся ей на выручку.
— Не подходи! — злобно вскрикнула девчонка.— Не смей!
Сережка и сам увидел, что если приблизится к девчонке еще хоть на полметра, то не только ей не поможет, но и сам посыплется с ней в котлован.
А земля коварно все ползла и ползла, и девчонка продолжала отчаянно цепляться за кусты.
Что же делать?
Внизу продолжалась та же дружная работа. Люди не видели, что сейчас происходит у них над головами. Да и чем снизу они могли помочь?
Сережка оглянулся вокруг, увидел длинную хворостину и кинул ее девчонке.
— Держись! — и сам уцепился за сосенку.
Девчонка судорожно схватилась за хворостину исцарапанными в кровь руками и какое-то время лежала неподвижно, собираясь с силами, страшась пошевелиться.
— Подтягивайся! — поторопил почему-то шепотом Сережка.
Девчонка медленно подтянула под себя ногу. Но и этого осторожного движения оказалось достаточно, чтобы земля опять чуточку сместилась. Тогда девчонка, на что-то решившись, резко подтянула вторую ногу, сделала еще несколько энергичных движений, держась обеими руками за хворостину, и, наконец, с помощью Сережки очутилась в безопасном расстоянии от обрыва.
На лбу ее и верхней губе выступила испарина. Девчонка тяжело дышала.
— Жизни не жалко!—прошипел Сережка, чувствуя, что и сам вспотел от напряжения и страха.— Поднимайся!
— Уйди! — сказала девчонка сердито.
— Вставай!
— Чего тебе надо? — упорствовала она.— Сказала же — уходи!
Бессознательным движением она поправила юбку, спрятав оголенные до голубых штанишек загорелые тонкие ноги.
— Да вставай же! — разозлился Сережка.— Тоже мне… кривляется!
Девчонка поднялась, отряхнула запачканные землей, в ссадинах, коленки и воинственно взглянула на Сережку. Рыжие ее волосы — обстоятельство, весьма задевшее Сережку, — торчали в стороны двумя тугими косичками. Большие зеленые глаза презрительно смотрели на Сережку.
— Ты откуда взялся?
— Тебе что? Скажи спасибо, дура, что тебя увидел. Как загремела бы! Все кости в вермишель.
— Ну и ладно! — Она гордо повела плечами.
— Признайся: здорово испугалась?
— Попробуй — узнаешь, — независимо и без самого малого намека на благодарность ответила она.
— Да ладно тебе, чего сердишься,— остывая, перешел на миролюбивый тон Сережка.— Со всяким такое может случиться.
— Ты никому не рассказывай,— попросила она.
— Очень нужно. Ябедой не бывал.
— Ты все же скажи: откуда ты взялся? Я тут всех знаю, кто в Кедровке живет.
— Сегодня прилетел. Вертолетом,— похвастал Сережка.— К дяде Косте.
Девчонка ему понравилась. Вон как держится, будто это не она минуту назад цеплялась руками за кусты, а глаза были как у тонущей собаки. Чуточку смущали только рыжие косы.
— А! — удовлетворилась она ответом.— Жить у нас будешь или в гости?
— Не знаю. Вот завтра Димка прилетит…
— А кто такой Димка?
— Дружок мой, вместе приехали. А ты тут живешь, в этой Кедровке?
— Видишь тот экскаватор,— показала она на дальнюю от них машину в карьере.— Там папа и брат работают. Машинистами.
— Понятно. А ты чего тут делаешь?
— Живу.
— Просто живешь?
— В техникум поступала, да провалилась,— спокойно призналась девчонка, не придавая, очевидно, особого значения этой неудаче.— В клубной библиотеке работаю.
— Вон что… Тебя как зовут?
— Мальчики должны первыми себя называть.
— Пожалуйста! Сережка.
— А может быть, клипс?
— Чего? Какой клипс?
— Не знаешь? Ну, что в ушах носят.
Сережка расхохотался.
— Да будет тебе подковыривать. Ну, Сергей.
— Тогда меня — Лиза.
— А здорово у вас тут в тайге! Ничего, ничего, только лес — и вдруг дома: целый поселок. Машин сколько!
— Подумаешь, — протянула Лиза.— Совсем маленький поселок. Тут только насыпь делают, а на других участках рельсы кладут. Вот где весело и народу там раза в три больше. А у нас что? Рядовой участок. Даже школы еще нет.
— А по-моему, интересно.
— Что интересно? — вежливо осведомилась Лиза.
— Смотреть, как люди дорогу строят.
— А ты видел, как ее строят?
— Да мы с Димкой только вчера приехали.
— Так ты еще ничего не видел, а говоришь — интересно.
— Увижу.
— Хочешь посмотреть, как у нас кладут насыпь?
— Хочу!
Лиза быстренько пошла по узенькой тропинке к лесу. В нем было сумрачно и неуютно. По такой тайге напрямик, как в степи, пожалуй не пройдешь. Вековые деревья вымахали вершинами под самое небо. А под ними поднимались ели, которые тоже хотели света и ради этого тянулись в струнку, неряшливые, потеряв хвою на нижних шершавых ветках, обросших лохматыми прядями мха. Попадались болотца, через которые надо, балансируя, перебираться по жердинкам. Пожелтевшие папоротники стояли по пояс Сережке. Тропинка петляла, обходя завалы, стараясь миновать особенно низкие сырые места.
Сережке этот лес показался враждебным к нему, новичку. Ну и пусть!
Лес просветлел, и они вышли на дорогу.
Деревянная эта дорога в таких местах просто выручалочка: она положена на торфяную «подушку» и присыпана сверху песком. Машины по ней проходили часто. Под их тяжестью дорога тихонько, словно паром на легкой волне, колыхалась и, кажется, даже горестно вздыхала.
— Лиза! — громко позвал молоденький, чернобровый, с маленькими, словно прилепленными, усиками шофер проезжавшей машины.— Брат приехал? — и похлопал себя по голове, намекая на схожесть цвета их волос.
Лиза фыркнула. Сережка искоса посмотрел на нее: не обижается ли? Кажется, нисколько. Молодчага!
— Пойдем,— потянула его за руку Лиза.
Они прошли шагов двести по этой деревянной дороге, лес перед ними раздвинулся в широкую просеку, и Сережка увидел место, где готовили земляное полотно будущей железной дороги.
Широкая насыпь, высотой метров десять, уходила в далекую глубину отливающего бронзой леса. По насыпи двумя непрерывными встречными линиями двигались самосвалы — одни груженные песком, другие налегке. Грузно и важно ползали бульдозеры, разравнивая и расширяя насыпь сверкающими ножами. Двигались катки, уминая тремя литыми толстенными колесами грунт. Вдали шевелился высокий кран. Геодезисты, с теодолитами и пестрыми рейками, что-то вымеряли, уточняли.
— Ого! — протянул сдержанно Сережка.— Солидно!
Да что там солидно! Здорово! Очень здорово! У Сережки глаза разбегались. Но ему не хотелось перед этой самонадеянной девчонкой, которая ревниво следила, какое впечатление произвела насыпь на Сережку, показать себя пацаном, готовым на все смотреть разинув рот. Пусть думает, что и не такое ему приходилось видеть на белом свете, и удивить его не так-то просто! Сама же говорила, что их участок маленький и скучный.
«Здорово! — думал про себя Сережка. — Ох и здорово! — других слов у него не находилось. Но и в эти бедные слова он вкладывал весь свой восторг и восхищение.— А какое нам тут дядя Костя может дело найти! Тут же все на машинах…»
Лизу же сдержанность Сережки обидела.
— Наш участок позавчера Красное знамя получил,—хвастливо сказала она.— Константина Ивановича не было — чуть не на самом последнем месте сидели. Он приехал — по-другому все пошло. Мы теперь за коллектив коммунистического труда соремся.
Сережка словно и не слышал ее.
— Пошли домой? — спросил он небрежно, хотя готов был тут стоять хоть до ночи.
До поселка они дошли молча.
Возле крайнего дома плотный парень, в фуфайке, без шапки, пытался сдвинуть с места большое толстое бревно, приготовленное под распиловку на дрова.
— Ну-ка, Лиза, помоги,— позвал он.
Она ухватилась за тяжелое бревно, но
Сережка из рыцарских побуждений отстранил ее.
— Давайте я.
Вдвоем они легко подняли бревно и положили на козелки.
— Спасибо за помощь,— сказал парень, внимательно посмотрев на Сережку и чему-то затаенно улыбнувшись.— Чей будешь?
— Он, Степа, к Константину Ивановичу прилетел. Сегодня,— поторопилась пояснить Лиза.
— Слышал… Насовсем или в гости?
— Кажется, насовсем.
— Очень хорошо.
Голос у Степана был густой, добрый. На непокрытой голове чернели короткие волосы. Двигался он неторопливо, твердо ставя ноги, но все движения были уверенны и Точны. Разговаривая, он поудобнее развернул кривоватое бревно в козелках, проверил ногой их устойчивость, позвенел, держа на весу в руке, пилой.
— Вот только не знаю, что буду тут делать,— признался Сережка, сразу проникаясь доверием к Степану.
— Найдется дело, коли есть желание работать,— прогудел Степан и вдруг спросил: — Пилить умеешь?
— Еще бы! — засмеялся Сережка.
— Проверим, — строго сказал Степан.— А ты, Лиза, иди к бабушке, помоги с обедом. Мы тут сами попробуем управиться.
Они взялись за ручки пилы. Сережка потянул первый, и зубья, чуть скользнув, мягко врезались в толстый слой коры. Коричневый опил посыпался с двух сторон бревна струйками. Однако пила у Сережки ходила неровно, дергалась, он очень волновался, относясь к этой работе как к серьезному испытанию его сил. Не хотелось ударить лицом в грязь перед новыми знакомыми — Лизой и Степаном.
Постепенно Сережка справился со своим волнением, перестал без нужды дергать пилу, и она пошла ровнее, вжикая, выбрасывая крупные, словно пшено, пахучие опилки. Когда полотно почти наполовину ушло в древесину, Сережка решился посмотреть на своего напарника и встретил его ответный дружелюбный взгляд. Это окончательно приободрило Сережку, дело у него пошло еще более споро.
«Вжик… вжик… вжик… вжик…» — мягко пела и пела пила и легко, словно сама, ходила и ходила в их руках, все глубже вгрызаясь в бревно. Первый чурбан отвалился, а Сережка ни чуточки не устал, только разрумянился.
— Ты где мою сестру встретил? — спросил Степан.
— А там, возле карьера.
— Удивился я. Смотрю, наша Лиза где-то рыжего, как сама, мальчика отыскала. Вот, думаю, чудеса в решете! Нет у нас таких в Кедровке, с самого начала не было. Откуда взялся?
Степан сказал о своем удивлении с таким добродушием, что Сережку ничуть не задело упоминание о цвете его волос.
Покончив с первым бревнем, они взялись за второе, дружно и слитно, чутко чувствуя руку друг друга, повели пилу, и она, пожикивая, плавно заходила. Взгляды Степана ободряли Сережку, подзадоривали показать всю свою силу.
Однако после третьего бревна Степан, проведя тыльной стороной руки по лбу, притворно вздохнул:
— Не могу! Перекурить должен. А ты пока остынь.
Сережка заподозрил, что перекур придуман нарочно: Степан щадит его, но возражать не стал — последний распил дался трудно.
Закончив с бревнами, они покололи чурбаки на поленья и сложили их в аккуратную кладку возле крыльца.
— Хватит на пять дней, — довольно сказал Степан.— Спасибо за помощь. Теперь пошли.
— Куда?
— Пообедаешь с нами.
Тот, кому приходилось на пару пилить дрова, должен знать, как даже такая нехитрая, вроде не требующая особого умения и большой выносливости работа сближает. Эти два часа сделали для дружбы Сережки и экскаваторщика Степана больше, чем если бы они рядом прожили два месяца.
Вот почему Сережка не отказался от обеда.
В просторной комнате, застеленной домоткаными дорожками, у стола, накрытого расшитой скатертью, сидела седая бабушка с пухленькими и наливными, как румяные яблочки, щечками. Сложив на коленях маленькие аккуратные руки, она что-то рассказывала Лизе, сокрушенно покачивая головой.
— Чучком-то, чучком-то как чаданет его в чамое плечо! Он и повалилча на чнег… Чейчач, члава богу, поправилчя, човчем поправилча,— смешно выговаривала она, приоткрывая стянутые губы.— Чтепа, чейчач обедать будешь? — спросила бабушка.
— Это наша бабученька,— представил, улыбаясь, Степан.— Познакомься, Сережа. Вче мы чильно любим чвою ба-бученьку.
— Ах, перечмешник, — заулыбалась бабушка.— Чейчач так и надо вчем чказать, почмеяться над бабученькой.
— А это член нашего коллектива Василий Васильевич,— сказал Степан, указывая на серого кота, развалившегося на диване и лениво смотревшего на всех зелеными глазами.— Потянемся, Василий Васильевич? — спросил Степан, подходя к дивану.
Кот неожиданно лег на спину и поднял лапы, как собака. Степан пощекотал его между лап, кот вытянулся, зажмурил глаза и с наслаждением потянулся.
Бабушка и Лиза собирали на стол. Лиза держалась так, как будто Сережки тут и не было. Но все время наблюдала за ним.
— Ну, а теперь кушать, Василий Васильевич,— позвал Степан, и кот независимой походкой направился к своей тарелке у порога. Во все время обеда он ни разу не подошел к столу, не канючил.
Сережка почувствовал себя в этом доме так просто, будто всех знал давным- давно. Ему нравилась и эта бабушка, которая вместо «с» выговаривала «ч»; Лиза с ее тугими рыжими косичками и зелеными глазами; Степан, такой могучий, спокойный и добродушный; этот важнющий кот, которого почтительно величают Василием Васильевичем.
Они заканчивали обед, когда в комнату вошел мужчина — настоящий великан, на голову выше Степана, будто вдвое шире его в плечах, еще более басистый. С ним, неожиданно для себя, Сережка увидел Константина Ивановича. Не нужно было обладать особой догадливостью, чтобы признать в великане отца Степана и Лизы.
— Вот где ты,— сказал Константин Иванович.— А я тебя по всей Кедровке ищу.
— Он самый? — спросил великан, протягивая Сережке огромную руку.— Смотри-ка, мы его ищем, а он у меня в гостях. Наверное, ты привела?—подмигнул он закрасневшейся Лизе.
— Пильщик наш,— пришел на выручку сестре Степан.— Видел, сколько с ним дров наготовили? Здоров на работу.
Втроем они стали обсуждать, что могут тут делать Сережка и Димка. Сережка помалкивал, только слушал. Окончательное решение, однако, отложили до прилета Димки.
Домой Сережка и Константин Иванович возвращались в темноте.
— Наши лучшие экскаваторщики Окатьевы, — сказал на улице Константин Иванович.— Великие мастера, гордость нашего участка. Двадцать лет Иван Степанович на машинах работает. Сына своей профессии обучил. Всем надо у них любви к машине учиться. Хорошая семья! Рабочая! И девчонка хорошая растет. Попало ей недавно. Что придумала! Поехала вроде сдавать экзамены в техникум, да сочинила, что провалилась. Не захотела оставлять одних; бабушку ей жалко.
«И мне правды не сказала»,— подумал Сережка.
Лежа в постели, Сережка, посматривая на писавшего что-то за столом Константина Ивановича, вспоминал прошедший первый большой день в Кедровке. Сколько всего увидел! Вот как живут в Кедровке. Ему представилось, что и собственная его жизнь тут будет необычайной. Напрасно пугал их Кирка. Завтра прилетит Димка. Сережка покажет ему поселок, карьер, земляное полотно, познакомит с Окатьевыми, с дядей Костей.
Утром Сережка вышел на крыльцо и ничего не увидел. Вязкий туман закрыл даже соседний дом.
— Вот беда,— сказал Константин Иванович.— Как сегодня будем работать? А так хорошо наладилось. Этот туман может до полдня продержаться. Тогда раньше вечера Димка к нам не попадет.
Константин Иванович ошибся. Туман продержался весь день. Сережка напрасно проторчал на вертолетной площадке.
Продолжение следует
