РИПУС
Если разбираться в родословной рипуса — можно и запутаться. Оказывается, у него уйма родичей. Да все такие знатные, такие прославленные веками, что даже оторопь берет.
Самая главная родня у рипуса — лосось. И выходит, что эта рыбешка записана в «Бархатную книгу», куда первой попала знатнейшая из рыб, нежно-ароматная семга.
Потом род рипусов снижается до породистого представителя рыбьей фамилии — сига. Но это не все. В близкой родне с рипусом находятся муксун, сырок, омуль. Что и говорить — богатая родня у рипуса.
Чувствуя свое превосходство над другими рыбами, рипус предпочитает бассейны глубокие, с чистой водой. Любит широкие просторы, и чтобы вблизи обязательно росли камышитовые рощи и прочая водяная флора.
Питается рипус водяными насекомыми и их личинками. Наблюдательные рыболовы вызнали его вкус и подкидызают ему на острых крючках пучочки красного мотыля — и на них он превосходно клюет.
На одном из Уральских озер — Увильды — недавно появился гибрид сига с рипусом. Специалисты уверяют, что эта новая, но законно родственная порода растет быстрее того и другого родителя. И вес у метисов более внушительный, и вкусом чем-то напоминает своих далеких семужных прародителей.
Из Увильды такой улучшенный рипус стал проникать и в другие уральские водоемы.
Стоящая рыба рипус, перспективная!
СТЕРЛЯДЬ
Помню, плывем на пароходе по Каме и в обед подают уху из стерлядей. Какая уха! В ней — свежесть речных просторов и нежный аромат этой чудо-рыбы.
Но только настоящие ценители стерляжьей ухи не доверяли ее готовить разным там шеф-поварам, а ехали сами на реку. Одни в сумерках ловили на тонкие снасти стерлядей, а другие — ершей. Потом, под зористую песню соловья, уху варили не берегу. Сначала брались за ершей, их не чистили, не потрошили, а только хорошенько обмывали и бросали в котел, где кипятили, пока рыбешки не поспеют. Затем ершовый бульон процеживали и в него опускали еще трепещущих стерлядок. К ним, конечно, полагалась приправа: ядреная картофель, несколько цельных луковиц, лавровый лист, перец и обязательно толстенькие ломтики лимона и еще две-три ложки доброго коньяку. Не качайте головой,— истинные любители этого блюда больше спиртного не употребляли ни перед едой, ни после еды,— иначе терялся неповторимый вкус полевой ухи.
И ели ту уху при мерцании далеких звезд, под ласковое потрескивание угасающего костра и трепетное журчание речных струй.
В этом году я проехал на пароходе всю Волгу и Каму. Восемь дней провел в незабываемом плавании по рекам, овеянным стерляжьей славой. А стерлядей так и не видал, об ухе и говорить было не с кем. И вода в реках была уже не та, от нее пахло гнилыми бревнами, нефтью и какой-то препротивной химией. По фарватеру течение несло жирные желтые разводья.
— Неважно теперь живется рыбам…— сказал сокрушенно старый матрос нашего парохода.
А я все допытывался, где же есть стерлядь.
В городе Елабуге мне рассказали, что настойчивые рыболовы еще вылавливают стерлядей в верховьях реки Вятки. А в Перми я узнал, что стерлядей много в стремительной Вишере.
Жаль, мало осталось этой рыбы для Предуралья. Ведь она должна быть и в Каме, и в Чусовой, и в Белой, и во многих других реках этого обширного бассейна.
ХАРИУС
Увидел я эту рыбку на Чусовой и влюбился. Перо на спине, как у павлина, широкое, с переливами и со светлыми глазками, и еще с изумрудным оттенком. И имя-то какое звучное — хариус!
Бойкая, капризная и сильная эта рыба. Ловится хариус только на живую приманку: кузнечиков, стрекоз, мотыльков. Правда, не брезгует и искусственными мушками, но только эта подделка должна быть выполнена мастерски, с художественным вкусом.
…Небо чистое, ясное, голубое — закидывайте мушку с золотыми переливами: обязательно клюнет хариус. Появилось облачко, пустяшное, как дымок от рыбацкого костра,— давайте уже мушку с красной перевязью, на золото теперь хариус не польстится. Заходили над головами сизые тучи — снимайте свои яркие приманки и подвязывайте новые, отделанные серебряными нитками, похожими на лунный блеск.
Искусство уженья хариуса очень тонкое, не всякому оно дается. Меня учил этому мастерству свердловский рыбак Иван Прокопьевич Кочетков. Он часто наезжал в верховья Чусовой, имел там свой челнок и увлекался ловлей хариусов. И скажу вам: умел человек ловить этих речных мудрецов.
Хариус любит реки быстрые, светлые, с пенистой говорливой волной, с бурунами и с каменистым дном. Правда, он будет с удовольствием плавать и над галечной подкладкой и над резным паркетом из песчаного плитняка, но всегда его ищите на быстрине. Тут ему и пищи вдоволь,— река сама подбросит,— и безопаснее. И вот Иван Прокопьевич умел находить подобные места и распускал свою удочку с катушкой и с леской почти на сто метров. Поплавок у него был пробковый, высокий, заметный издали, леска крепкая. А под вечер наш рыбак приглашал всех знакомых и незнакомых отведать его наваристой и немного сладковатой ухи.
Век не забыть эти вечера на Чусовой в тени ольховых кустов!
СОМ
Про сома в народе сложено много небылиц. То-де сом уволок в речной омут легкомысленную девицу, которая, полоща с плотов белье, вдруг стала болтать в воде ногами. То-де заглотил телку, сунувшуюся к реке напиться. А то в половодье заплыл на луга и, когда река вошла 8 межень, в высыхающей луже заколотил громадным хвостом.
Слыхать эти побасенки я слышал, а вот очевидцев не приходилось увидеть. Все пересказывали со слов дядей да теток.
Но свидетелем одного случая мне довелось быть. Перед самой Отечественной войной возле деревни Голубята, что стоит на крутом косогоре недалеко от славного города Тулы, через реку Упу строился железнодорожный мост.
Каждое утро к мосту приходил сельский попик — бородатый, угреватый, с жадными глазами. Народ перестал богу молиться, у попа свободного времени оказалось много, и он пристрастился к рыбной ловле — в землекопы не хотелось идти. И вот этот-то попик-рыболов приспособился ловить сомов, но не на червей, или, скажем, на линючих раков, как удят все добрые люди. Приманку на сомов он готовил сам, поджаривая для этого горластых галок.
Чего скрывать — сомы ему попадались видные: в пять — в семь килограммов, а порой и больше. Без добычи этот служитель бога никогда с реки не уходил. Наши строители от удивления только разводили руками.
— Ну и везет попу!
Но как-то клюнул у попа сом нестандартного размера и поволок испуганного иерея. Ошалелый удильщик поднял крик на всю упинскую пойму. А сомы, как вы знаете, рыба пугливая, поплыл еще шибче. Глядим, аж на реке волны всколыхнулись.
На мосту работала бригада плотников Ильи Брехунцова. Бригадир был большой шутник и еще любитель рыбной ловли. Завидев такое невиданное дело, когда рыба заарканила рыбака, он махнул своим ребятам, и все плотники, даже кое-кто с топорами, ринулись на берег и ну догонять попа. Брехунцов подскочил первым и закричал в самое ухо рыболова:
— Давай поможем, батя! За работу: тебе голова, нам рыбка!
— Нет!— захлебываясь от бессилия, прохрипел поп.
А сом, заметил ли народ, или по другой причине, помчался еще сильнее. У попа пот выступил на лице, рот раскрылся, глазища на закат пошли, но мотает головой и бормочет:
— Господи, подсоби! Господи, заверни оного сома к берегу!
Видать, до бога было далеко, не услышал он голоса своего слуги, а озорной плотник Брехунцов прыгает рядом и настойчиво твердит:
— Соглашайся, батя, все равно сом сорвется!
— Нет!— еще раз проревел было святой пастырь, да только в этот момент речной великан как повернется к другому берегу, и залез поп по самое пузо в воду.
— Видишь!— усмехнулся Брехунцов.
— Ой, бери, сатана!— беспомощно прошипел поп.
И плотники всей артелью мигом вытащили сома на берег.
Пожалуй, поп в этом деле и не прогадал — с трудом на загривок погрузил сомовью голову.
Вот какие сомы водились еще не так давно в наших реках. Говорят, бывали они таких же размеров и в Каме, наверное, и сейчас хоронятся в ее глубоких омутах, куда не попадают зловредные струи от разных прибрежных фабрик.
