— Не смейте ее трогать! — возмущенно воскликнула Таня, встав между худенькой девочкой и дородной хозяйкой, набросившейся на новую ученицу с бранью и побоями.
Хозяйка опешила. «Ну, по-до-жж-ди! — угрожающе прошипела она, бросая свирепый взгляд на Таню.— Я тебе припомню!»
За пять лет работы в швейной мастерской Таня хорошо изучила хозяйский нрав. В этот же день она взяла расчет и уехала из Екатеринбурга к родителям в рабочий поселок Полевского завода.
— Правильно сделала! — коротко заключил отец.
Когда-то, провожая тринадцатилетнюю дочь к швее, он наказывал:
— Не робей, Танюха. Учись, слушайся, но не поддавайся,— и теперь одобрял ее поступок.
Собрались подруги.
— Ну, расскажи, Танюша, как ты жила в городе! — попросила худенькая девушка,— Там, поди, не то, что у нас, культура и все такое.
— О, конечно, да еще какая! Век не забудешь!
— И она стала рассказывать.
— Вот тебе и город! А мы-то думали…
— Везде одинаково, Маша. Об этом очень верно сказал наш поэт Некрасов.— И Таня высоким чистым голосом прочитала:
Все хорошо под сиянием лунным,
Всюду родимую Русь узнаю…
— Таня, у тебя чудесная дикция! — воскликнула Маша.— Если не возражаешь, с сегодняшнего дня будем считать тебя членом любительского кружке.
— Что ж, с вами хоть куда! — полушутя-полусерьезно ответила Таня.
Потом девушки смотрели альбом, хвалили новую Танину фотокарточку.
Время перезалило за полночь. Девушки разошлись, и с Таней осталась ее любимая подруга Рипа Полежаева. Скуластая, с чуть вздернутым носом, она была рассудительна и серьезна. Подруги порывисто обнялись.
— Рипочка, как я рада, что мы опять вместе!
— Я тоже.
— Знаешь, получила от Алеши Попова письмо. Пишет, войне скоро конец. А в городе, на Верх-Исетском плацу, кто-то поставил флаг, и на нем написано: «Долой царя! Долой войну!»
— Так и будет, Таня.
— Ты откуда знаешь? — с удивлением посмотрев на подругу, спросила Таня.
— Есть такие люди, которые знают.
— И здесь, в Полевском?
— Да.
— Это, наверно, смелые, отважные люди. Вот бы с такими познакомиться!
— Придет время, познакомишься.
Таня обняла и поцеловала подругу.
— Рипка, ты даже не представляешь, какая ты хорошая… красивая!
Рипа засмеялась.
— Ну, это уж слишком! — Она взяла со стола фотокарточку и сказала: — Если ты об той дивчине, то согласна.
Таня сконфузилась.
— Ловкость фотографа!..
— Не скромничай.— Рипа внимательно рассматривала фотографию.— Я бы хотела иметь такую.
— Возьми, пожалуйста.
— Спасибо. Только а этих случаях хозяин обычно делает какую-нибудь надпись, чтобы не подумали, что карточка похищена,— пошутила Рипа.
— Ах ты, колючка! Изволь.— Таня взяла пэро и, подумав, написала: «На добрую память».
* * *
В драмкружке шла репетиция пьесы А. Н. Острозского «Бедность — не порок». Обычно сюда заходил рабочий волочильного цеха Фриц Янович Кикур. На заводе он появился как-то незаметно. Скромный, общительный, трезвый и рассудительный, Кикур быстро завоевал всеобщее уважение, за советами к нему шли пожилые рабочие и молодежь.
Вот и сейчас стоило Фрицу Яновичу показаться на пороге, как его обступили с вопросами. Не удержалась и Таня.
— Фриц Янович, правильно я играю роль купеческой дочки?
— Мне кажется,— мягко ответил Кикур,— роль вам удается. Только сейчас она не очень благодарная. Людей надо призывать к упорству, к борьбе с произволом, а тут этакая овечья покорность, размагниченность.— Кикур протянул небольшую книжку.— Прочитайте-ка Максима Горького «Мать». Очень поучительно. Да, а к концерту обязательно разучите его «Песню о Соколе» и постарайтесь исполнить с чувством, с подъемом.
Вскоре состоялся концерт. «Песня о Буревестнике» понравилась присутствующим настолько, что Таню вызывали на «бис». Когда она в третий раз читала: Буря! Скоро грянет буря!,— на сцену поднялся взволнованный Кикур. Окинув коротким взглядом сидящих в зале, он сказал:
— Граждане, вынужден прервать концерт. Пришло важное сообщение. Царь Николай Романов свергнут!
Зал взорвался бурей одобрительных возгласов и аплодисментов.
— Но власть захватили капиталисты. Мы, большевики-ленинцы, призываем рабочих, молодежь сплотиться, чтобы защитить свои права!
Концерт мгновенно превратился в шумное собрание.
Кикур предложил организовать Союз рабочей молодежи и избрать комитет. Послышался протестующий голос купца Барышева:
— Я считаю предложение вредным. К чему это желторотое воинство?!
— Большевикам на побегушки! — поддержал Барышева эсер Шейн.
Собрание дружно приняло решение создать Союз рабочей молодежи и избрало комитет. В него вошли Таня и Рипа.
Вспыхнула рабочая революционная песня — Марсельеза. Вместе с другими Таня звонко и вдохновенно пела:
Вставай, поднимайся, рабочий народ!..
— Рано, пташечки, запели! — истерически взвизгнул Барышез, покидая вместе с Шейным собрание.
Начались хлопоты. Таня вместе, с подругами налаживала работу клуба, участвовала в самодеятельности. Кикур, избранный председателем поселкового Совета, всячески помогал молодежи.
События быстро нарастали. Борьба рабочих и крестьян под руководством партии большевиков, великого Ленина завершилась победой Октябрьской социалистической революции. Но контрреволюционная буржуазия, поддержанная мировым капиталом, не хотела мириться с властью трудящихся. На юге Урала, в оренбургских станицах свирепствовал царский приспешник атаман Дутое. Начался мятеж белочехов. Фриц Янович сформировал отряд Красной гвардии и отправился на фронт. Когда Таня и Рипа обратились к нему с просьбой взять их с собой, он ответил: «Для вас и тут дел немало. Поднимайте молодежь на укрепление Советской власти»,
Тане помогал вступивший в Союз молодежи ее младший брат Петр. Летом приехал Александр. Он служил в Красней Армии, был организатором одного из отрядов добровольцев, участвовал в доставке бывшего царя из Тобольска в Екатеринбург.
Свидание было коротким. Развязанная буржуазией, в стране полыхала гражданская война. С разных сторон двигались белые армии, нацеливая удар в сердце молодой Советской Республики — Москву. Вскоре после отъезда старшего брата колчаковцы заняли Полевской завод, пал Екатеринбург.
Начались жуткие месяцы белогвардейского террора.
* * *
В бою с врагами геройски погиб Кикур. Из Екатеринбурга пришло известие, что там белогвардейская контрразведка схватила Александра и брата Вали — Алешу. Таня, Рипа и Валя (она ждала второго ребенка) решили вырвать их из лап неминуемой смерти. С большим трудом им удалось установить связь с заключенными. В ручку небольшой плетеной корзиночки, в которой передавались продукты, искусно вкладывались записки. В одной из них Александр сообщал. «…Кас обвиняют з большевистской агитации, разложении белогвардейских войск. Пытают, мучают каждый день до потери сознания… Свяжитесь с моими товарищами-солдатами, пусть выручают… » Но оказалось, что командование, опасаясь восстания, отправило ненадежный полк на фронт. А от заключенных— в группе их было семь человек — шли все более тревожные сигналы. «…Колчаковцы ничего от нас не добились и перевели в камеру смертников. Решили, видимо, казнить. Действуйте энергичнее». Положение критическое. Что делать? Потом еще записка. «Нужна пилка для металла».
Петр быстро раздобыл пилку, ее заделали в хлеб и переправили в камеру. Ночами под завывание ветра и шум дождя (как нельзя кстати вдруг испортилась погода) заключенные подпиливали толстые прутья решетки. Наконец все готово, и семерка вырвалась на волю.
Рассвирепевшая белогвардейская охранка рыщет по всей округе. Розыски бежавших безуспешны, но с помощью предателей в Полевском удается схватить организаторов побега. Таня, Рипе и Валя брошены в екатеринбургский застенок. Допросы, пытки… Особенно усердствует поручик Барышев. При первой встрече с Таней он рассчитывал на легкую победу. Глядя на девушку хмурыми, налитыми кровью глазами, он вкрадчиво сказал:
— От вас, барышня, требуется немного: скажите, где скрываются преступники, и вы немедленно будете освобождены.
Таня молчала.
— Учтите,— зловеще продолжал палач,— молчание является негодным средством к свободе и сохранению собственной жизни!
— Ничего вы от меня не добьетесь!
* * *
Красная Армия на подступах к Уралу громит белогвардейские банды. Мечутся белые в Екатеринбурге и спешат покончить со своими жертвами.
Ранним июльским утром пьяные вооруженные конники вывели из ворот тюрьмы группу заключенных и направились по дороге на торфяники. Изможденные, окровавленные люди знали, что завершается их земной путь, но шли с гордо поднятой головой. Таня шагала рядом с Валей (Рипа оставалась в тюрьме и была расстреляна на следующий день) и крепко сжимала ее руку. Когда поравнялись с домиками рабочего поселка, Таня запела:
Смело, товарищи, в ногу,
Духом окрепнем в борьбе…
Товарищи дружно подхватили песню.
Раздались грубые окрики:
— Молчать!
Но песня, зовущая к борьбе, росла, крепла.
Засвистели нагайки. Конники теснили людей, но те не сдавались.
Раздалась команда:
— Руби!
Сверкнули шашки. Таня, пытаясь спасти подругу, стала впереди нее и закричала:
— Не троньте! Она скоро будет матерью!
Безоружные люди, обливаясь кровью, валились на землю…
