«Считалось, что карналлит и сильвинит Верхнекамского и других месторождений не содержат органических остатков…»
«За калий», 3 ноября 1961 года.
1.
На земле уже появились первые весенние краски, когда я приехал в Березники, чтобы побывать в шахте калийного комбината.
— Глубина двести семьдесят метров,— сказал Кучеренко.
В штреке просторно и сухо. Мимо проносятся электровозы с вагонетками. Кажется, что мы попали в метро, только кто-то по недосмотру включил неполное освещение. По отвесной лестнице поднимаемся вдоль стен квадратного колодца. Здесь света больше, чем в штреке, и перед глазами раскрывается удивительное разнообразие красок. Красно-кирпичный цвет калийной соли сменяется водянисто-серым каменной, той самой, которая в очищенном виде попадает к нам на обеденный стол. Дальше идут еле заметные глинистые прослойки, потом эти же цвета повторяются, согретые оттенками. При свете электричества краски будто затеяли какой-то фантастический танец. Мой спутник, геолог Алексей Иванович Кучеренко, который, казалось бы, за время работы на комбинате вдоволь насмотрелся на эту красоту, тоже не остается равнодушным.
— Хорошо, да?— говорит он.— А есть места поинтереснее. Но они далековато. А вот разрезной штрек я вам покажу.
Идем в темноте. Узкие лучи лампочек скользят у самых ног. Пролезаем сквозь тесный проем и выходим на огонек. Смутные контуры лебедки, стальные тросы уходят в круглую горловину разрезного штрека… Здесь, на внутренней окружности, цветные ленты будто сместились, расползлись, а над самой головой столпились в причудливом беспорядке. Это было какое-то буйство красок, искристое и изменчивое. Невольно хотелось сравнить искусство природы с искусством знаменитых ковровщиц и метростроителей. Но разум подсказывал, что похожесть тут чисто внешняя. Краски соляных толщ никогда не знали мудрого и горячего прикосновения человеческих пальцев. Они мертвы.
Вот почему, когда мы поднялись наверх, я не жалел, что покинул великолепную сокровищницу земли. Ее красота навсегда останется в памяти, но она каждый раз будет уступать место даже такой, еще неполной, еще бедной цветом красоте пробужденной живой природы.
2.
Но разум ошибся. Он не увидел в причудливой окраске подземных толщ одну из многих тайн жизни. Впрочем, это заблуждение и понятно. Оно поддерживалось прочно установившимся мнением, освященным авторитетом крупных ученых. И вот, оказывается, здесь, в Березниках, есть человек, который уже давно не разделяет этого мнения. Более того, он доказал нечто прямо противоположное
Имя этого человека — Николай Константинович Чудинов. Должность — старший инженер-исследователь Центральной химической лаборатории Калийного комбината. Скромный и внешне неброский, он с упорством истинного первопроходца шагает по неизведанной дороге, на ходу учась тому многому и сложному, что не включает его грофессия геохимика-петрографа.
Кто знает, может, это упорство и самостоятельность в характере воспитывались еще тогда, когда он, танкист, в труднейшую пору войны дрался с фашистами. И потом, когда стал студентом геологического факультета Пермского университета и настойчиво завоевывал вершины любимой науки. Как бы там ни было, а после окончания университета ему доверили серьезное дело — преподавать в Березниковском горно-химическом техникуме. Но только преподавать, только отдавать знания — это его не устраивало. Неуемная жажда познавать самому, исследовать, вторгаться в области, еще мало знакомые науке, свойственна ему в высшей степени. Есть люди, наделенные даром безошибочно чувствовать слово. Николай Константинович обладает даром слышать безмолвный язык камня.
По совместительству Чудинов работал в экспедиции, где главным геологом был опытный специалист Георгий Александрович Дягилев. Первое исследование — определение нерастворимых остатков в солях. Но сам метод работы, бытовавший до тех пор, не удовлетворял Чудинова. Под микроскопом исследовалась тончайшая пластинка породы. А не лучше ли, думал он, сначала растворять соли, а потом изучать различные примеси по отдельности?
Первое растворение сделал в эмалированном ведре. Он и сейчас помнит, что взял тогда каменную соль с карналлитом (калийная соль бывает двух видов — карналлит и сильвинит). Первое, второе, третье растворение… В результате кропотливой работы было найдено несколько новых для Верхне-Камского соляного месторождения минералов. Попутно выделил примеси, те самые, которыми так прихотливо раскрашены соляные пласты. И вот тут-то исследователь натолкнулся на нечто не знакомое специалистам.
С конца прошлого века в науке бытовала теория немецкого происхождения, утверждавшая, что окраска калийных солей вызвана присутствием железа. Эту теорию никто не опровергал, она считалась общепризнанной. Опыты Чудинова, проведенные в 1956 году, показали, что красящие примеси в калийных солях не минерального, а органического происхождения, и виновники яркой окраски… — водоросли, обильно населявшие поверхность солеродных бассейнов 200 миллионов лет назад! Более того, они, эти водоросли, не только окрашивали породу, но и самым непосредственным образом участвовали в ее образовании.
Это было важным открытием. Оно опровергало устоявшееся мнение, что соляная среда губительно действует на всяческую жизнь. Оказывается, существуют такие организмы, для которых соляной раствор — необходимое условие их жизни и размножения.
Но самое интересное было еще впереди.
3.
Чудинов читал студентам лекции, вместе с Дягилевым занимался сложными работами в экспедиции. Однажды получилось так, что водоросли на некоторое время остались без внимания. Они осели и покоились на дне сосудов с соляным раствором. Как-то, войдя в ту самую комнату в техникуме, где проводились опыты, Николай Константинович подошел к банке, стоявшей на подоконнике. Водорослей оказалось гораздо больше, чем было вначале. «Что такое?» — подумал он. Взял капельку на стекло, прильнул к окуляру микроскопа и… оторопел. «Не может быть… Вероятно, устал, вот и лезет в глаза разная чепуха». Потряс головой, прошелся по комнате. Потом снова склонился над микроскопом. Та же картина. Организмы, хотя и хорошо сохранившиеся, но считавшиеся безнадежными мертвецами, вдруг ожили! Двести миллионов лет пролежали они замурованными в солях. За это время успели высохнуть целые моря, разрушились высокие горы, исчезли диковинные животные и растения, а эти микроскопически малые организмы продолжали жить!
Чудинов был взбудоражен. Лихорадочно работала память. В сознании всплыло: ведь наблюдал же Чарльз Дарвин в Патагонии нечто похожее. Когда летом высыхали соляные озера, крошечные рачки, черви и другие мелкие организмы на многие месяцы оказывались заживо погребенными в осевшей соли. Но стоило вешним водам заполнить озера и растворить соль, как «усопшие» воскресали. Все это так. Но ведь у Дарвина речь шла о месяцах, а здесь — сотни миллионов лет. Правда, и раньше в нефти и угле находили живых микробов. Однако доказать их астрономическое долголетие было почти невозможно. Ведь они могли попасть глубоко под землю вместе с грунтовыми водами. В соли вода не проникает, иначе месторождения погибли бы. И потом речь идет не об отдельных микробах, а о великом множестве их.
И все-таки увиденное ошеломляло, не вмещалось в сознании. Чудинов долго никому не рассказывал о своих наблюдениях. Вначале необходимо убедить самого себя. Он ставил новые и новые опыты. Строжайше следил за тем, чтобы из воздуха в раствор не могли попасть микробы. И водоросли, вернее, споры их, прорастали и образовывали целые колонии.
Исследования расширялись. Николай Константинович ожившими бактериями стал заражать картофель и через двое суток убеждался, что клубни сгнивали. Лишая водоросли соляного раствора, он уже через короткое время бессилен был их оживить. Пробовал для живых водорослей найти пищу, но те упорно, кроме соляного раствора, ничего не хотели признавать.
Перейдя к кропотливым химическим анализам, исследователь установил наличие в водорослях железа, углерода, кремния и даже таких элементов, как галлий, рубидий, серебро.
Ожившие водоросли оказались доклеточными, добелковыми организмами. Это еще лишний раз подтверждало, что нет глухой стены между органическим и неорганическим миром.
Тех знаний, которыми владел Чудинов, оказалось мало. И он начал изучать биологию, палеонтологию, биохимию и многое другое. О результатах своих работ он докладывает на Всесоюзном совещании работников соляной промышленности, в Уральском филиале Академии наук СССР (здесь он сейчас заочно учится в аспирантуре). Потом посылает статьи в центральные газеты и журналы. Их передают на отзыв крупным ученым. Мнения разделились. Сторонники «железной» окраски солей встретили открытие Чудинова хмуро.
Тем временем Николай Константинович перешел работать на комбинат. Он провел несколько других важных исследований, но древние микроорганизмы занимали его больше, чем что-либо другое. Ему прислали образцы солей более раннего происхождения. Оказалось, что содержащиеся в них микроорганизмы не потеряли способности жить и развиваться.
Руководители комбината, товарищи всячески помогают исследователю. Лаборантка Александра Никифоровна Петрова нередко засиживается над опытами после работы. И все-таки открытие Чудинова приобретало не только друзей, но и противников.
Но вот конец прошлого года принес ободряющую новость. Западногерманский ученый Гейнц Домбровский в каменной соли одного из озер обнаружил микробов, которые были ровесниками организмов, найденных Чудиновым. Правда, результаты исследований Домбровского гораздо скромнее, чем у русского инженера. Но важен сам факт. Сейчас стало известно, что за рубежом появилось еще несколько исследователей, работающих над той же проблемой.
Недавно Николай Константинович вернулся из Ленинграда, где выступал перед учеными различных научно-исследовательских институтов. Здесь он приобрел для себя новых сторонников. Почти все, с кем он встречался, высказывали очень важную мысль: в работу должны включиться специалисты из различных областей науки, так как открытие Чудинова заключает в себе перспективы огромного теоретического и практического значения.
Чудинова радует такое отношение ученых. Он исследователь по натуре, ему важен результат работ. И, чем скорее будет начато комплексное изучение проблемы, тем лучше.
