Прыгать будут двое
По спине пробежал холодок, будто за ворот попала капля осеннего дождя. Владимир Быстров покосился на пилота и толкнул его локтем, показывая на сероватую струйку дыма, что вилась далеко-далеко в стороне.
— Вижу, — спокойно кивнул пилот.
«Все видят, когда покажешь», — подумал Владимир.
Он был самым молодым летным наблюдателем авиационной базы охраны лесов, работал лишь второй сезон. Именно поэтому ему особенно хотелось выглядеть заправским «воздушным волком». Ведь это он, Владимир, в ответе за зеленое богатство Западного Урала — лес. По его сигналу парашютисты, воздушные пожарные в любой момент готовы ринуться вниз, чтобы бороться с огнем. Что может быть ярче и романтичнее!
Пожалуй, больше всего это преклонение перед своей профессией проявлялось у Владимира в дневнике. На одном из первых листов была такая запись:
«Впервые самолеты на тушении пожаров были применены в 1936 году. Один из четырех авиационных подразделений нес патрульную службу над лесами Прикамья. Американцы тогда только собирались использовать для этого самолеты», И в скобках, торжествующее: «Ага, отстали!»
А вот что писалось о лесных пожарах.
«Их всего три брата.
Первый самый коварный — подземный. Торф горит, дыма на поверхности много, а пламени не видно. Но только допусти, вырвется пожар наружу — и тогда держись…
Второй брат — деловой. Низом идет, по траве, по кустарникам, по лесной подстилке. Вроде бы не очень быстрый, а лес губит весь.
Третий брат—самый буйный. Мчится по вершинам деревьев, да так, что даже птицы не всегда успевают спастись от него».
Да, любил Владимир Быстров свою профессию воздушного пожарного, знал, как она трудна и опасна, и мечтал поразить всех своим умением, своей смелостью.
Вот и сейчас, пока самолет шел к столбу дыма, Владимир, предупредив парашютистов, чтобы готовились, достал патрульную карту и стал наносить место пожара. Это только в теории просто; найди на земле выдающиеся предметы, определи их на карте, свизируй, и пересечение линий даст координаты пожара. Попробуй, свизируй, если летят они в таких глухих местах, где самый выдающийся предмет — лес. Лес был без конца и без края.
Услыхав предупреждение летнаба, командир отделения парашютистов Иван Яровой — высокий, широкоплечий, жилистый — поднялся, приник загорелым лицом к иллюминатору и стал хмуро вглядываться в дым, что спиралью ввинчивался в небо.
Ну и день!.. Не успели вылететь, а уже третья тревога. Хорошо, хоть первая оказалась ложной— костер. Зато в другом месте пришлось выбросить сразу трех парашютистов. И вот снова дым… Снова кому-то предстоит идти на тяжелое и опасное дело.
Восемь человек в отделении, но как редко собираются они летом все вместе! То в одиночку, то сразу по нескольку человек прыгают на пожары в тайгу. Вот и сейчас их только пять. Стоят, припечатав лбы к иллюминаторам, изучают пожар. Каждый готов по первому сигналу прыгнуть вниз. И крепыш Николай Сидоров, и хлипкий телом, но боевой Алеша Ромин, и флегматичный Вася Копин, и Петя Шелест, которого зовут ходячей энциклопедией: разбуди его среди ночи — ответит на любой вопрос о борьбе с лесными пожарами.
Самолет кружил в поисках удобной площадки. Внизу лежал мохнатый зеленый ковер, накинутый на холмы Предуралья. Речки, рассекавшие его, несли свои воды в Каму. На юге леспромхозы уже начали отрезать от этого богатого ковра один кусок за другим. Там кипела жизнь. А здесь, на севере, под крылом самолета, — ни деревеньки, ни домика. Только гул мотора пугает замшелую тишину.
В пяти километрах от пожара в ковре мелькнула маленькая дырка. На дне ее матово поблескивало водой лесное болото. Конечно, такая площадка не бог весть что, но все-таки высадиться можно. Однако летнаб в ответ на предложение Ярового закачал головой:
— Поищем еще. Опасно.
И снова бороздит небо самолет. Круг, еще круг. И все дальше и дальше столб дыма, все ближе и ближе сходятся на переносице густые, вразлет, брови Ярового. Для парашютистов каждый новый круг — это лишние километры пути через бурелом, овраги, болота. Это усталость от долгого пешего хода и тяжелого груза за плечами. А главное — это потеря времени, потеря лишних гектаров леса.
Однажды Иван прочел, что человек придумал более четырех тысяч способов использования древесины. Его поразило, что вагон леса стоит не меньше, чем вагон сахару, а одним кубометром древесины — конечно, переработав ее предварительно, — можно одеть триста человек.
И обидно, когда эти богатства гибнут из-за халатности растяпы, который поленился затушить папиросу, костер или спичку, — ведь так начинается большинство пожаров. Обидно, что летнаб излишне осторожничает, не верит в парашютистов.
Было с чего хмуриться…
Удобную площадку нашли только километрах в двадцати пяти от пожара. Для здешних мест она была почти идеальной: на ней рос мелкий и редкий кустарник. Но Быстров, довольно потиравший руки, не заметил в глазах Ярового восторга,
— Ты чем еще недоволен? —раздраженно спросил Владимир,
— А чему радоваться?
— Аэродром, а не площадка. Порядочек.
— Из-за этого «порядочка» пожар так разгуляется, что потом его вдесятером не удержишь.
— Сам видел, ближе нет, — вздохнул летнаб.
— А болото?
— В такую дыру не сразу попадешь. Да и утонуть можно. Случись с вами что — с меня шкуру снимут…
Яровой принялся доказывать, что прыгать на лесное болото не так уж опасно: если боец и провалится, то с парашютом все равно не утонет. Ну, а площадка… Что ж, приходилось прыгать и на меньшие.
— Сам собираешься?
— Конечно. И одного добровольца.
— Ладно уж…
Обрадованный Яровой тут же заспешил к своим парашютистам.
Алеша Ромин уже собрался было крикнуть, но опоздал. Широкоплечий и широколицый Николай Сидоров пружинисто вскочил со своего места:
— Бери меня, командир.
Иван кивнул — согласен.
— А меня? — срывающимся от обиды тенором спросил Алеша, умоляюще глядя на летнаба.— У меня и так меньше всего прыжков.
— Уговор дороже денег, — Николай насмешливо подмигнул Алеше.— Порасторопнее надо быть, друже.
Тот бросил на него возмущенный взгляд. Неизвестно, как продолжался бы этот спор, но Быстров предупредил тоном, не допускающим возражения:
— Прыгать на болото разрешаю только двоим.
Самолет подходил к болоту. Яровой с тревогой вглядывался в поваленный ветром столб дыма. Не нравился ему этот пожар: время самое опасное, ветер, и уже недели две не было дождя.
— Надо бы на помощь леснику кого-нибудь из наших сбросить, — сказал он летнабу.’— Чтобы побыстрее народ собрали. И хорошо бы Ромина, парень совсем закиснуть может.
Владимир сразу вспомнил, каким расстроенным было лицо у Алеши.
— Верно, надо его пускать в дело.
— Значит, договорились?
— Договорились. Готовься к прыжку.
Опасения подтверждаются
Самолет снизился до четырехсот метров. Горизонт сузился, но болотце по-прежнему казалось совсем маленьким.
Первый пристрелочный парашютик протащило в «молоко». Второй шел точно по центру болота, но «не дотянул». Быстров произвел нужные расчеты и крикнул:
— Приготовиться!
Иван, придерживая парашют, распахнул дверцу. Было видно, как тень самолета проносится по верхушкам деревьев. Тайга выглядела явно негостеприимно. У Ивана сжалось сердце.
Раздался длинный сигнал сирены: «Приготовиться!» И сразу исчезла тревога, ее сменило сосредоточенное напряжение, какое Иван испытывал перед каждым прыжком.
Два раза взвыла сирена, и Яровой, с силой оттолкнувшись, выпрыгнул из самолета. Через две секунды над головой выстрелил раскрывшийся купол парашюта.
Яровой отлично знал, что опытный парашютист не беспомощен в воздухе. Натянул левую группу строп — пошел вправо, натянул правую — тебя потянуло влево. Наклонил купол парашюта вперед — словно с горки покатился. Развернул киль купола навстречу движению — будто хорошие тормоза включил.
Подруливая стропами, Иван снижался прямо к болоту. Все шло хорошо, но смутное чувство надвигающейся опасности не покидало его. Где она подстерегает, эта опасность? На болоте? Возможно. А может еще в воздухе? Кому-кому, а Яровому доподлинно известно, что воздух непрочь зло подшутить над парашютистом. Вовек не забыть одного необычного полета…
Случилось это, когда Иван только-только пришел на авиационную базу охраны леса. Лето стояло жаркое, без дождей. Каждый день в лесах вспыхивали пожары. Бойцов не хватало, новичков сразу пускали на дело.
Дошла очередь и до него. Прыгал он последним, товарищи уже благополучно приземлились. Поначалу все шло, как полагается. Но немного погодя ему показалось, что он не опускается, а идет вверх. Недоумевая, Иван осмотрелся. И вдруг заметил, что его несет прямо к Каме, за полтора километра от места посадки.
В растерянности он начал дрыгать ногами. Не помогло.
Поляна, на которой, открыв рты, стояли пораженные товарищи, осталась позади. Уже и Кама надвигается —■ широкая, сверкающая на солнце.
Над Камой восходящий поток теплого воздуха, в который попал Яровой, сразу ослаб. Ивана резко бросило вниз. Хорошо — запас высоты был большой, парашютиста протащило на противоположный берег.
Пока выпутывался из кустов, пока перебирался через реку, с пожаром было покончено. Долго еще допекали Ивана насмешники.
С тех пор Яровой не совсем доверял воздуху. Да и не зря: восходящие потоки — это только один из подвохов. Сколько их еще — порывы ветра, воздушные ямы… Только увидев гладь воды с пупырышками-кочками, успокоился Иван. Решил, что все опасности позади…
Когда парашют командира скрылся за частоколом елей, росших по краям болота, у всех вырвался вздох облегчения.
— Видали, как он, а? Видали? — восторженно восклицал Алеша Ромин.
Самолет совсем снизился. На мгновение мелькнула маслянистая коричневая поверхность болота. Но и за этот короткий миг все успели заметить, что Иван лежит в какой-то странной, неудобной позе: лицом вниз, вытянув вперед обе руки.
Самолет круто развернулся. Снова болото.
Иван лежал на прежнем месте.
Быстров растерянно поглаживал планшетку с маршрутной картой. Он отчаянно ругал себя. Ведь сомневался, знал, что это большой риск…
Самолет в третий раз пронесся над болотом. Яровой бродил по воде, складывая парашют.
— Фу, напугал, — облегченно вздохнул лет- наб.
— Да он купался, наверное, ребята! — закричал Николай.
Все смеялись, хотя каждый понимал — что-то все-таки случилось.
А случилось вот что…
Перед приземлением Яровой сделал все, как полагается: корпус наклонил чуть-чуть назад, согнул ноги в коленях. Когда, на твоем счету более двухсот прыжков, это получается само собой.
Но ноги не почувствовали толчка, мягко провалились в жидкое месиво. Когда парашют рванул Ивана вперед, за ноги будто кто-то крепко уцепился. «Так можно и сломать», — успел подумать Яровой и ткнулся лицом в грязь.
В уши и нос залилась вода, грязь залепила глаза. Вытягивая шею, Иван старался удержать голову над взбаламученной поверхностью болота. Парашют продолжал тянуть вперед, и Яровой удерживал его стропами.
Тяжело пахло прелью, застоялой водой. Возле самого носа выпрыгивали пузырьки. Парашют тянул вперед и вниз. Наконец, Яровой рывком вскочил на ноги и, прижимая шею потуже к воротнику, чтобы грязь не текла за ворот, начал складывать парашют.
На следующем заходе от самолета отделилась маленькая фигурка. Иван залюбовался четкой работой парашютиста. Когда Николай приблизился к земле, Яровой крикнул:
— Ноги подожми! Ноги! Садись на пятую!
Николай понял и тяжело плюхнулся в болото на «пятую точку». Брызги разлетелись в разные стороны.
— С приездом, —засмеялся Иван.— Как приземление?
— Будто дома на мягком диване.
— А ты хорош…
— И ты тоже.
Было два часа дня, самый солнцепек. Но здесь, возле болота, стояла прохлада и полумрак. Не верилось, что неподалеку гудит пожар, языки пламени бросаются на деревья, ползут по мягкой лесной подстилке.
Иван тщательно готовился в путь — мыл лицо и руки, вытирал травой грязь с комбинезона и сапогов. Потом сел на поваленную ель, достал чистые портянки и начал переобуваться.
— А ты? — вскинул он глаза на Николая.— Ноги-то и у тебя сырые.
— По жаре это даже приятнее.
Иван неодобрительно нахмурился:
— В нашей работе — ноги не последнее дело.
— Да у меня и портянок запасных нет.
— Учти, это в последний раз. Буду проверять. А теперь пошли.
У Ивана была быстрая, упругая походка. Он легко нырял под ветки, низко висевшие над землей, проскальзывал между тесно стоявшими стволами, почти невесомо ступал на сгнившие деревья. Не чувствовалось, что за спиной у него около тридцати килограммов груза. Николай еле успевал следом. Идти ему с каждой минутой становилось тяжелее. Груз давил на плечи, руки от лямок затекли. Такова уж судьба парашютиста. Сначала прыжок в неизвестность, потом тяжелый переход. Не знаешь даже, что трудней— добраться до пожара или потушить его.
Краткий привал, отдых, походный обед. И снова они карабкались, прыгали, сползали, перелезали, подлезали…
Часа через два Иван неожиданно остановился.
— Чуешь? — спросил он, раздувая ноздри большого с горбинкой носа.
Николай принюхался. Пахло смолой, свежестью, хвоей. Лишь с трудом улавливался слабый запах гари. Если бы не предупреждение Ивана, никогда не обратил бы внимания.
Неравная борьба
Вышли они в тыл пожара. Торопливо зашагали к фронту его, где и предстояло сражение с огнем. Чем дальше они шли, тем мрачнее становился Иван. Ниже опускались лохматые брови, а большие глаза с чуть вспухшими верхними веками все больше темнели.
Оправдались его худшие опасения: ветер и многодневная сушь сделали свое дело — пожар захватил большую площадь. Пламя, подталкиваемое в спину ветром, двигалось вперед быстро. Оно то прижималось к земле, то взлетало вверх, стараясь зацепиться за ветки, то растекалось узенькими ручейками, то вдруг сливалось в один широкий, буйный поток. Серый дым стлался сначала по земле, потом плотно окутывал стволы деревьев. Продравшись сквозь густые кроны, дым торжествующе плыл в небо.
— Да, такой ветками не захлещешь, — вздохнул Николай, когда они вышли на фронт огня.
— И думать нечего.
Николай скинул рюкзак, взял в руки лопату, поплевал на ладони и сказал с готовностью:
— Не думать, так не думать. Будем рыть заградительную полосу. Начнем?
Он вопросительно посмотрел на Ивана. Тот усмехнулся:
— Хочешь поскорее мозоли на руках натереть?
— На то я и пожарный.
— Уж если натирать, так с пользой. Считать- то умеешь?
— На бухгалтера не учился.
— А надо бы. Из тыла мы голову пожара не видели. Значит, он уже захватил не меньше четырех гектаров. Четыре гектара — это двести на двести. Выходит, нам нужно вырыть двести метров по фронту, да еще по сто метров — на флангах. Четыреста метров заградительной полосы. Сколько один боец может за день вырыть?
Николай огорченно вздохнул:
— Сто.
— А ты говоришь — полосу…
Николай промолчал. Потом спросил, наконец:
— Будем искать готовый барьер?
— Да.
Оставив пожар, оба углубились в лес.
Тропа, которую они нашли, была узкой, превратить такую в заградительную полосу вдвоем нелегко. Но другой не было. Они аккуратно сложили снаряжение, вонзили лопаты в мягкую лесную подстилку. Из-под нее вскоре показалась сероватая почва, тот самый подзол, в котором огонь не может найти себе пищи; подзол, наткнувшись на который, должен остановиться пожар. Это союзник парашютистов. Но как трудно добираться до него!
Скоро Николаю показалось: что в жизни не было ничего другого, кроме этого: нагнуться, вонзить лопату в лесную подстилку, отбросить ее в сторону, снова нагнуться и снова вонзить лопату… Нагнуться… Вонзить… Отбросить… Нагнуться… И так до бесконечности.
Иногда молодой боец разгибался, чтобы дать хоть секундную передышку спине, и с завистью думал, что где-нибудь летит над пожаром самолет, выпуская на него длинный шлейф специальной жидкости, в которой задыхается пламя; где- нибудь тракторы опахивают огонь плугом. А им с Иваном достался старый способ борьбы — рукопашная. Но другого в таких условиях не придумаешь. И оба рыли, рыли, рыли…
А пожар уже подходил. Он давал о себе знать грохотом падающих деревьев, яркими вспышками пламени в зарослях вереска и кучах сухого валежника, стремительными рывками огня. Попадая в густые ковры мхов, пламя бежало вперед, огненными блюдцами растекалось возле оснований стволов.
Закончив полосу, Николай и Иван вышли навстречу пожару, чтобы ослабить его перед решительным сражением.
Со стороны это походило на забавную игру. Стоило показаться хоть маленькому огоньку, как оба парашютиста бросались к нему и захлестывали длинными ветками. Языки прятались, чтобы тут же показаться в другом месте.
Николай горячился, несколько раз попадал в окружение и с трудом прорывался сквозь сплошной фронт огня. На лице у молодого бойца было написано ожесточение
Иван работал спокойно, осмотрительно, успевая при случае помогать товарищу.
Когда они расходились далеко друг от друга, по временам перекликались: «Держись, Николай!»— «Держись, Ваня!»—«Держусь!» Голоса, охрипшие от дыма, вплетались в треск и шум пожара.
Пожар скоро оттеснил бойцов к заградительной полосе. Языки пламени озверело наскакивали на серую полосу подзола и замирали перед ней, лишенные пищи. Но огонь и не думал сдавать. Через заградительную полосу летели крупные угли, горящие ветки; в тех местах, где они падали, тотчас же поднимались струйки дыма. Чем ближе подходили главные силы пожара, тем труднее было держаться. Наткнувшись на сопротивление в центре, огонь начал обходить заградительную линию с флангов. Теперь все чаше неслось:
— Держись!..
— Держу-у-усь!..
С начала этого неравного сражения прошло несколько часов. Но оба парашютиста уже потеряли счет времени. И только по тому, что стихветер и огонь с меньшей яростью стал набрасываться на полосу, они поняли: наступает вечер. Это прибавило сил, — значит, ночью пожар ослабнет, справиться с ним будет легче.
Решили сделать небольшую передышку. Осунувшиеся, усталые, они впервые за несколько часов спокойно посмотрели друг на друга. Николай с удивлением обнаружил: Иван по-прежнему подтянут, даже сапоги не очень грязные.
У самого Николая вид был растерзанным. Рубашка вылезла. Черные волосы свалялись на лбу и закрывали глаза. Ворот комбинезона нараспашку.
— Заправься, —придирчиво оглядев его, сказал Яровой.
— Сойдет! —отмахнулся Николай,—Кто здесь видит?
— Огонь видит. Я вижу, — Иван сильными руками крутил товарища, заправляя его рубашку, застегивая ворот.— Пожар разболтанных не уважает.
Передышка была короткой. Ветер вдруг снова заговорил в вершинах елей, едкий дым пополз между стволов. Снова метались вдоль заградительной полосы два парашютиста, наотмашь хле- сталй ветками языки пламени, которые упорно ползли через полосу; затаптывали горящие ветки и угли, что перебрасывал пожар в тыл бойцам. Глаза слезились, а в висках стучало от усталости и дымного воздуха,
— Держись, Коля!
Николай разогнулся:
— Держусь, Ва…
И вдруг высокая развесистая ель стремительно пошла вниз, ломая ветки соседних деревьев. Пошла прямо на Ивана.
— Ваня! —только и успел крикнуть Николай. Яровой выпрямился, но дерево тут же накрыло его…
Это было просто удивительно, что Николай ни разу не упал, ни один сучок не угодил ему в глаза: сквозь частокол веток боец мчался, не разбирая дороги. «Скорее… Скорее», — подгонял он себя.
Замшелая развесистая ель лежала поперек заградительной полосы, грузно покачиваясь. На ветках возле комля уже прыгали огоньки.
— Ваня! — позвал Сидоров.
Молчание.
Из-под веток могучего дерева виднелась голова Ярового. Николай торопливо опустился перед ней на колени:
— Вань, а Вань!..
Яровой молчал. Николай растерянно оглянулся по сторонам. Что делать?
Горящая ветка пролетела над Николаем и упала на ель. Сразу потянул сизый дымок. Николай почувствовал — медлить больше нельзя. Он пролез под ветками и, подхватив товарища за плечи, попробовал вытащить. Тяжелое тело даже не пошевелилось.
Огонь потрескивал где-то по соседству, но теперь Николай не обращал на него внимания: Иван лежит. И даже неизвестно, жив ли он.
Вдруг позади громко хрустнула ветка. Николаю показалось, что он услышал чей-то голос.
— Сюда-а-а! Ребята, сюда-а-а! — закричал он. — Скорей!
Лес ответил гулким насмешливым эхом.
— Алеша-а-а! —теряя последнюю надежду, позвал Николай.
— Ша-а-а.…— неслось издалека.
Не было слышно ни треска веток, ни голосов. Товарищи, где же вы? Почему вас нет? Один, совсем один ты, Николай! С товарищем, которого не можешь спасти…
А пожар, не встречая больше сопротивления, перепрыгнул через заградительную полосу и пошел вперед.
Грозит верховой
Самолет вернулся на аэродром к вечеру. Полосатый конус указателя ветра торчал параллельно земле. Быстров впервые пожалел, что не выполнил просьбу Ярового, не сбросил на помощь леснику Алешу Ромина.
«Но ведь кто же знал, — попытался он оправдать себя,— что придется выбросить еще двух парашютистов на третий за день пожар. А что завтра делать? Помощи просить?.. Ничего, Яровой справится, и не в таких переделках бывал. И лесник должен к нему скоро прийти на помощь. А завтра с утра к Яровому в первую очередь.,? Следующее утро началось с неприятностей. Во-первых, забарахлил мотор самолета. Во-вторых… «Во-вторых» вытекало из первого. Владимира вызвал к себе начальник авиабазы Федор Петрович Политов.
Политов, чуть ссутулясь, стоял возле большой, во всю стену карты. Она была молчаливым, но достаточно красноречивым свидетелем заботы о лесах.
Красным карандашом на ней были указаны границы «владений» авиабазы, синим — очертания и базовые аэродромы оперативных отделений. Четкие линии просек разбивали лес на правильные квадраты. Каждая такая просека — опорный пункт для борьбы с возможным пожаром. Она очищена от лесной подстилки и валежника, на ней сделана специальная минерализированная полоса, задерживающая огонь. Черными кружочками отмечались потушенные пожары, красными — те, с которыми боролись воздушные пожарные или население и лесоохрана.
— Летнаб второго отделения Быстров по вашему вызову явился.
Вопрос начальника прозвучал резко, словно выстрел:
— Почему самолет не вылетел?
— Мотор того…— замялся Быстров. — Барахлит.
— Почему не сообщили сразу? Что у Ярового?
— Должна прийти помощь. Леснику сбросили вымпел.
Начальник протянул Быстрову телеграмму:
— «Вымпел не нашли, — прочитал он.— Просим уточнить место пожара. Организуем наблюдение. Люди готовы».
— Не дождался я, — с искренним огорчением добавил летнаб,— не дождался ответного сигнала лесника. Понадеялся… Заспешил…
Политов вздохнул:
— Ну, ладно, был бы ты поопытнее, по-другому разговаривали бы. Давай думать, что делать дальше. Где твоя патрульная карта?
Но не успели они склониться над ней, как раздался голос радиста:
— Товарищ начальник! Некрасов!
Политов поспешил на рацию. «Владения» Некрасова и Быстрова граничили, и им нередко приходилось встречаться в воздухе, патрулируя над лесами.
— Большой?.. А не верховой?!—кричал Политое в микрофон густым, чуть хриплым басом. — Там Яровой с Сидоровым. Ты сбрось-ка им на помощь своих. Уже?.. Троих?.. И с рацией?.. Вот за это хвалю! Быстров здесь, у меня, загорает… Мотор… А лесник не нашел вымпела… Конечно, слетай. Действуй!
Политов вернулся к столу, склонился над картой.
— Показывай, где твой пожар.
Владимир указал координаты. Лицо у начальника помрачнело.
— Смотри, — провел он по карте твердым, пожелтевшим от табачного дыма ногтем.—• Если огонь перескочит через эту ложбину, я нашим парашютистам позавидовать не могу
— Верховой?
— Может случиться…
Политов задумался.
Перед его глазами невольно встали картины того страшного «верховика», который определил его судьбу…
Тревожным летом военного 1915 года пятнадцатилетний Федор Политов жил в маленьком сибирском городке на берегу широкой полноводной реки. Май и весь июнь стояли жаркие, без дождей. Казалось, небо полиняло от жары. Пыльные смерчи носились по улицам. Даже в лесу, который начинался за последними домами города, почва потрескалась.
— Быть беде, — качали головами старики.— Видно, мало нам войны…
И она пришла, эта беда, в середине июля. С востока на город надвинулась огромная черная туча, похожая на грозовую. Но она принесла с собой не дождь, а клубы дыма. Пожаром захватило огромную площадь густых сибирских лесов.
— Очень скоро дым окутал город. Солнце покраснело, а потом скрылось. На улицах было темно, как в зимние сумерки. По реке перестали ходить пароходы.
Федя Политов с товарищами несколько раз бегали на соседнюю железнодорожную станцию, встречали поезда с востока. Страшно было смотреть на вагоны, их краска лупилась и опадала. Жутко было слушать рассказы пассажиров, как поезд мчался сквозь огненное море, не останавливаясь на промежуточных станциях. Почти невозможно было представить, как летят по небу горящие ветки, как птицы, не успевшие скрыться от стремительного пламени, вспыхивали в воздухе огненными комочками.
По всей Сибири шагал невероятной силы верховой пожар.
Вслед за тучей к городу подошел и огонь. Вспыхнули леса на противоположной стороне реки. Неугомонные, не знающие страха мальчишки побежали на берег. И тут же вернулись в испуге: через реку, не обращая внимания на людей, плыли рядом волки и зайцы, лисицы и медведи, лоси и рыси.
Полмесяца гулял пожар по Сибирской равнине, множество сел и деревень уничтожило пламя. От пожара пострадали и знаменитые сибирские хлеба: туча, долго стоявшая в небе, закрыла солнце, и они за полмесяца не подались в росте ни на вершок. Крестьяне тревожно перебирали стебли с жидкими, худосочными зернами и с болью говорили о предстоящем голоде. Надолго запомнила Сибирь тот страшный пятнадцатый год.
Тогда-то и возненавидел Федя Политов лесные пожары. Чуть подрос — устроился в лесоохрану. Потом летная школа… Служил бойцом в авиационном подразделении охраны лесов. Поработал и парашютистом-пожарным, и летнабом.
И вот теперь он начальник авиационной базы, отвечает за огромную территорию, включающую в себя несколько областей и автономных республик Урала. Редко случаются у него летом спокойные дни. Но в этой постоянной тревоге, в этой постоянной борьбе и чувствует он себя на месте.
Политов задумался, склонившись над картой. Вдруг неожиданно послышался обрадованный голос радиста:
— Рация Некрасова!..
— От Ярового? — встрепенулся начальник.
— Да, с того пожара.
Политов заторопился к рации.
Только бы выстоять
Огонь был уже совсем рядом, когда Николай с трудом выволок обмякшее, тяжелое тело Ярового из-под ели.
Долго не удавалось привести товарища в чувство. Наконец Яровой вздрогнул, раскрыл глаза. Потом, совсем придя в себя, оперся рукой о землю.
— Как пожар? — поморщился он от боли.
— Горит, горит, —радостно ответил Николай.
— Чего ж ты радуешься?
— Так ведь жив!..
— Ну, и хорошо, — отмахнулся Иван.— Лучше скажи, что с полосой?
— Была, да вся вышла.
Командир помрачнел, задумался:
— И никого?
— Никого.
Только к середине ночи, так и не сумев оттеснить пожар, бойцы поняли: что-то случилось…
Кончилась короткая летняя ночь. И вновь ожило, зашевелилось пламя. Сначала медленно, словно не оправившись от ночного сна, потом все резвее и резвее. Играючи, оно ломало сопротивление двух парашютистов.
Редко-редко слышались в лесу голоса:
— Держись!
— Держу-усь!
Пожар, деловито треща, спускался в ложбину. Иван представил себе, как огонь преодолеет ее и пойдет в гору. Пламя ухватится за нижние ветки деревьев, перебросится на верхние, доберется до гудящих от ветра вершин — и пойдет верховой пожар!.. Он помнит, как довелось встретиться с ним в районе Адова озера.
Озеро Адово находится на северо-западе Пермской области. Окруженное со всех сторон нетронутыми лесами и топкими болотами, оно издавна манило рыбаков и охотников. Но немногие бывали в этих местах: об озере ходила дурная слава. Поговаривали, что черная вода его вредна и вызывает странные болезни.
Так бы и оставалось Адово озеро покрытым дымкой таинственности, если бы не верховой пожар, что захватил в этих местах многие тысячи гектаров. Потребовались совместные усилия всех отделений Пермской авиабазы охраны лесов, чтобы одолеть его. Сотни людей пришли к Адову озеру. И оказалось, что болота вокруг него не такие уж топкие, черная вода не опасна. А что касается щук, то в те тревожные дни никому не было до них дела.
Сколько тогда погибло леса!.. На одной стороне болота его фактически не осталось — жалкие обгоревшие стволы тоскливо раскинули в стороны заостренные, почерневшие пики голых веток.
При мысли, что такая история может повториться и здесь, Иван еще более сосредоточенно гонялся за каждым язычком пламени.
Наконец, прибыло пополнение—ребята из отряда Некрасова, а потом и Алеша Ромин с товарищами. Девять человек — лучше, чем двое, но все-таки мало. Заградительную линию не оборудовать— пожар по фронту уже захватил не меньше пятисот метров. Остается одно: расставить людей и сдерживать огонь, сколько будет возможным. Ждать, пока придет помощь.
Новое подкрепление пришло совершенно неожиданно. Ивана окликнул высокий, заросший бородой мужчина в ковбойке.
— Старший? — спросил он коротко.
— Да.
— Принимайте геологов.
Иван торопливо объяснял:
— Бейте ветками не просто сверху вниз — искры разлетаются в стороны, только себе хуже сделаешь. Нужно чуть в сторону, под углом, прижимать огонь. Вот так, вот так…
А еще через час пришло подкрепление во главе с лесником. Стало легче, хотя угроза верхового пожара не пропадала.
Все чаще у Ивана мелькала мысль разделиться на две партии. Одной готовить заградительную полосу, а второй — сдерживать пламя. Но он сознавал, что это только распылит силы.
Приходилось ждать.
Отступали.Пилот вертолета Степан Романов внимательно слушал наставления начальника авиабазы:
— Вот смотри, пожар сейчас здесь, —красный карандаш Политова очертил на карте солидный овал,— Место такое, что он может в любой момент превратиться в верховой. Потребуется мобилизовать сотни людей.
Политое замолчал, его одутловатое лицо, изрезанное морщинами, было усталым.
— Самолет с парашютистами уже вылетел. Лесник вот-вот должен привести туда подкрепление. Но всего этого мало. Чует мое сердце — очень у них там трудно. Нужен тол. В нашем деле иной раз все решают метры и минуты. Понимаешь?
— Понимаю, — кивнул пилот.
— Вот и прошу тебя, нужно доставить взрывчатку хотя бы вот сюда, — карандаш поставил точку сбоку от красного овала.— Одним словом, поближе. Это рискованно…
— Там люди тоже рискуют.
— Груз будет неприятный. И дым, видимость плохая.
— Пока на глаза не жалуюсь.
— Сгружай осторожно. Лучше пользоваться лебедкой.
— Знаю.
— Запалы от патронов погрузят отдельно. С ними осторожней.
— Конечно.
Политов тепло, по-отцовски посмотрел на этого немногословного парня. Захотелось подойти и обнять его. Ему бы такого сына. Так и не сумел завести семью…
— Ни пуха тебе, ни пера.
«Только бы успел вертолет, только бы успел, — тревожно думал Политов.— Если заряд до верхового не заложат — никакая взрывчатка не спасет».
Последняя схватка
Вертолет с опасным грузом повис почти над самой вершиной холма. Уму было непостижимо, как пилот умудряется управлять машиной в сплошном дыму. Винты гнали на лес сильные струи ветра. Казалось, ураган проходит по тайге.
С вертолета осторожно спустили старательно упакованные патроны с аммонитом, взрыватели со специальными воспламенительными трубками.
Яровой, взяв в помощь трех парашютистов и четырех геологов, начал закладывать в отдалении от пожара взрывчатку. Один выкапывал лопатой глубокую ямку, другой присоединял взрыватель к патрону, бережно укладывал на дно, и ямка тут же засыпалась. На поверхности оставался только кусок бикфордова шнура, возле которого ставили белый флажок. Флажки выстроились в ровную, прямую линию.
Пожар, словно почувствовав опасность, с новыми силами рванулся вперед. Парашютисты спешили. Нужно было выиграть время.
В этой спешке прошло полтора часа. Наконец, длинный ряд белых флажков выстроился вдоль фронта пожара.
— Вывести людей! — приказал Яровой.
Пока парашютисты проверяли, не остался ли кто за линией флажков, радист соединился с базой.
— Значит, готовы? — удовлетворенно спросил Политов.— Действуйте!
— А потом отжиг от опорной, — сказал Яровой.
— Правильно. Только будь внимательней.
Сквозь чащу леса уже было видно, как огонь лижет деревья, как он торопится взобраться на холм. Теперь-то его никто не сдерживал.
Парашютисты подносили фитили к шнурам и тут же выдергивали флажки. Когда не осталось ни одного флажка, люди метнулись в лес, спрятались за деревья.
И тут же послышались взрывы. Постепенно они слились в один сплошной гул. В небо взлетели ветки, земля, кусты.
Приподняв голову, Иван увидел широкую сероватую полосу, которая, словно река, легла на пути пожара. Несмотря на усталость, он почувствовал прилив радостной энергии. Опорная полоса есть, теперь можно приготовить пожару последний сюрприз.
— Собрать хворост! — громко крикнул Яровой.— Ждать встречной тяги.
Пожар, оставленный без присмотра, уверенно полз в гору, выбрасывая вперед искры, всасывая в себя весь кислород. Перед фронтом огня возникает встречная тяга — воздух движется на огонь.
Кромка пламени бежала по лесной подстилке, задерживалась в кучах валежника, в зарослях вереска и багульника. Языки огня лизали нижние ветки деревьев, пытались взобраться на стволы по бородам лишайников.
И вдруг навстречу им, вспыхивая в кучах валежника, побежал другой огонь. Вскоре они слились.
Пожар рванулся вперед, но подстилка была уже выжжена, обгорели кусты вереска и лишайники — не осталось пищи для огня. Пламя, взметнувшееся было кверху, сразу осело, присмирело. Оно все еще плевалось искрами, горящими ветками, но они попадали или на обгоревший участок, или на созданную взрывом заградительную полосу.
Теперь уже парашютисты со своими помощниками перешли в наступление на огонь.
