В ночи горели костры. В их трепетном свете могучие кедры казались еще выше, объемнее. Нависали они пухлыми вершинами над крошечным, кинутым глубоко в тайгу лагерем головного отряда, грозясь утопить в снегу и вагончики с дерзкой надписью на стенках: «Вперед — на Конду!», и бульдозеры, и людей, которых было всего семнадцать.
Эти семнадцать владели огнем. Всякий раз, когда пламя, вспыхивая, бросало в морозное небо длинные языки, деревья отшатывались испуганно, отступали в темень. Было что-то завораживающее, колдовское в единоборстве огня и ночи, людей и тайги.
— Кто тут сигнальщика спрашивал? — Из-за вагончика вышел невысокий паренек в шапке-ушанке и белом полушубке. Блики огня трепетали на его круглом, совсем детском лице. Воспаленные глаза глядели вопрошающе и смущенно из-под заиндевелых ресниц.— Я сигнальщик! Пойдемте…
***
Он шел впереди.
За ним, рокоча, двигались бульдозеры и кусторезы, выворачивая с корнями ели и сосны.
Отступала тайга, пятилась под дерзким напором упрямых людей, которым во что бы то ни стало надо было пробиться сквозь глухомань, открыть в суровом этом краю первую нить будущей трассы, отмеченной пока на походных картах лишь робким пунктиром.
Густая снежная пыль и хвоя, еловые и сосновые шишки, сучья дробно стучали по капотам машин, о лобовые стекла.
Сквозь белый туман ничего не было видно. Прерывистый гул моторов гасил все звуки. И только алое пятно пламени впереди указывало путь водителю головной машины.
Следуя за ним, бульдозерист вновь и вновь швырял стальную громаду в нехоженную чащобу леса, пробивал дорогу товарищам.
…А маленький круглолицый паренек, держа в одной руке ведро с соляркой, в другой — пылающий факел, бежал дальше. Продирался сквозь кустарники и мелколесье, прыгал по кочкам промерзших болот. Падал, обрезая руки об острую наледь, вскакивал и снова бежал по снегу.
Он не имел права уставать. Он шел впереди и весь день, и всю темную северную ночь, напряженно вглядываясь в оставленные разведчиками зарубки на деревьях.
И лицо его было белым от инея, и сам он был белым от снега.
Однажды…
Это случилось уже на закате. Звонкий наст, мягко хрустнув, раздался под ногами, открыв снежную полынью. Ведерко ткнулось донышком в сумет, оставив на нем глубокий масляный круг. Сигнальщик очутился по пояс в снегу. Поднял над головой ведерко, факел и пробовал бежать дальше. Ноги не слушались его. А машины, не останавливаясь, шли вперед. Подкошенный стальным ножом кедр накрыл вершиной сигнальщика.
Теряя сознание, он слышал, как нарастал воющий рокот машин. Пробовал открыть глаза, но веки стали свинцовыми. Огромная тяжесть прижала его к земле. Сигнальщик уже не слышал, как отчаянно звал его товарищ — бульдозерист, не помнил, как тот положил его в кабину и отвез в лагерь.
***
…Машины уже ждали, готовые вновь двинуться по едва расчищенной от пней и завалов просеке, что соединяла головной отряд строителей дороги Ивдель — Обь с поселком. Слабый гул моторов заглушал разговоры. В красном зареве костров метались длинные тени. Люди, работая без рукавиц, разбирали на пятидесятиградусном морозе мотор кустореза. Двое простукивали полозья вагончиков: отряд должен продвинуться по тайге за сегодняшнюю ночь еще на три километра вперед.
— Трудно будет нам без сигнальщика, — обронил кто-то.
— Я могу за него!..
— И я!..
— Я тоже!..
Скоро отряд двинулся в путь. И алое дрожащее пламя впереди было маяком для головной машины.
Строители шли сквозь тайгу к цели,
