В один из поздних июльских вечеров 1960 года около Свердловского краеведческого музея остановилась автомашина. Она привезла не совсем обычный груз. Из кузова с трудом выгрузили дверь. Массивная, окованная железом, она имела солидные железные запоры, ≪глазок≫ длятюремного надзирателя, небольшое, плотно закрывающееся окно для передачи пищи заключенному. Словом, привезли тюремную дверь, отслужившую свою службу в так называемых Николаевских ротах, расположенных в Нижней Туре, Свердловской области. Это была одна из самых страшных не только на Урале, но и во всей стране тюрем для политических заключенных, прозванная Шлиссельбургом≫.
Давно она уже перестала быть местом заключения. Ее помещения используются под склады, а дверь привезли в Свердловск, чтобы поместить в музей. Она зримо, ощутимо напомнит о тех условиях, в которых боролись, гибли и побеждали вожаки уральского пролетариата — Я. М. Свердлов, Н. Е. Вилонов (Михаил Заводский), Ф. А. Сергеев (Артем), И. М. Малышев, Н. Н. Батурин- Замятин и другие революционеры.
За тюремной дверью
…Лето 1905 года. Прорываясь сквозь решетку небольшого окошка под потолком, солнце оставляет на полу тюремной камеры-одиночки неправильные квадраты светлых пятен. Солнечные лучи освещают деревянный топчан, заменяющий кровать, и грубо сколоченный стол, за которым сидит человек. Его большие сильные руки лежат на некрашеных досках стола. Круглая, с крупными чертами лица голова склонилась над толстой тетрадью. Из-под густых черных бровей спокойно смотрят большие карие глаза. В них — твердость и внутренняя собранность и почти детское добродушие. Стройное, крепко сколоченное тело узника свидетельствует о его значительной физической силе.
Уже второй месяц ≪знакомится≫ двадцатидвухлетний Никифор Ефремович Вилонов с нравами и порядками Николаевского исправительного арестантского отделения. В прошнурованной тетради, недавно выданной ему тюремной администрацией, появляется следующая запись:
≪Здесь существует… режим, вся соль которого сводится к внушению арестантам страха перед администрацией. Отдаленность рот от прокурорского надзора создает очень благоприятную почву для произвола, который приходится испытывать каждому попавшему сюда. Одной из мер укрощения является карцер, темный или светлый, смотря по настроению наказывающего. Внутреннее устройство его очень просто: это каменный сырой ящик, два с половиной шага в ширину и пять в длину, с полусводчатым потолком и окном, но размерами не больше вагонного, которое находится в боку ящика на высоте двух с половиной аршин над уровнем пола. Воздух в нем всегда обладал специфически затхлым запахом даже в летнее время, когда окно все время открыто, а недостаток света, особенно в пасмурные дни, превращает его в полутемную конуру, требующую при чтении очень сильного напряжения зрения. Все отличие темного карцера от светлого заключается в отсутствии окна. Надо сказать, что перспектива очутиться в карцере страшно пугает арестантов, и, как говорил начальник, самые буйные и непокорные из них после месячного пребывания в нем превращаются в тихих и исполнительных.
Но вот с 1903 года по распоряжению губернатора и губернской тюремной администрации часть этих карцеров превратили в камеры для содержания подследственных политических заключенных, то есть для этого поставили в них стол и койку, и теперь все арестованные по политическим делам, для которых нет надежды на скорый выход, отправляются сюда и здесь принуждены проводить долгие месяцы, подвергаясь всевозможным физическим и духовным страданиям. По словам доктора, все его писания о негигиеничности и непригодности данных камер для продолжительного пребывания в них ≪остаются гласом вопиющего в пустыне…≫
Вилонов поднял голову и задумался. Там, на воле, продолжается борьба. А он вынужден томиться в этом каменном ящике, полный нерастраченных сил и энергии, которая так восхищала его уральских товарищей.
Приключения подпольщика
Перед ним пробежали картины недавнего прошлого. За короткий срок своего пребывания в Екатеринбурге он помог создать несколько подпольных большевистских типографий. Почти каждую ночь на улицах города появлялись новые листовки и воззвания. Полиция неистовствовала, агенты охранки шныряли по городу днем и ночью.
27 января 1905 года в маленьком домике на окраине Екатеринбурга должно было состояться заседание Уральского комитета РСДРП. Пошел туда и ≪Михаил≫,— как звали Вилонова товарищи по партии.
Темная январская ночь. Сильная метель слепит глаза. Рядом с домом, где должно проходить заседание, ≪Михаилу≫ встретился какой-то прохожий, пытавшийся заглянуть ему в лицо. У ворот дома ≪Михаил≫ остановился и огляделся по сторонам: у соседнего дома мелькнула какая-то тень и скрылась за углом. Вилонов постоял немного, но улица казалась пустынной.
Когда он вошел в квартиру, почти все были в сборе. Оказалось, что подозрительные ≪прохожие≫ встретились не только ему одному. Ясно, что за ним≫ следят. Нужно немедленно уходить. Первым вышел один из жильцов дома и скрылся в темноте. За ним двинулась человеческая фигура, отделившаяся or соседнего дома. Другой жилец увел за собой второго шпика, освободив путь остальным участникам собрания.
В ту же ночь комитетчики перебазировались на квартиру Сергея Черепанова, техника городской электростанции. Но когда на следующий день, 28 января, Вилонов выходил из квартиры Черепанова, он снова чуть не попал в руки жандармов, оцепивших квартиру. Спасли Вилонова быстрые ноги.
Все остальные члены комитета были арестованы. В руки жандармов попалаи хорошо оборудованная типография.
Арестованных поместили в Екатеринбургскую тюрьму. Все радовались тому, что ≪Михаил≫ остался на свободе. Однако через несколько дней во дворе тюрьмы раздался чей-то громкий возглас: ≪Товарищи!≫ Выглянув из окон, заключенные увидели Вилонова в сопровождении конвоя.
Схватили его, когда через два дня после удачного бегства из черепановской квартиры Вилонов попытался спасти типографию, спрятанную на квартире у брата Сергея Черепанова — Александра. Но и здесь была полицейская засада.
Обладая большой физической силой, Вилонов мгновенно сшиб с ног кинувшегося к нему человека и бросился бежать. Когда он выскочил на лед городского пруда, гнавшиеся за ним полицейские стали отставать. Но вдруг Вилонов поскользнулся и упал. Подбежавшие полицейские схватили его.
Следствие по делу Вилонова и его товарищей тянулось долго, и для охранки безрезультатно. А пока суд да дело — большевики не теряли времени даром. И только неожиданный обыск в камере Вилонова, где хранились веревки, пилки для решеток и другие инструменты, предотврати лпобег большевиков из Екатеринбургской тюрьмы.
В середине мая арестованных по делу Уральского комитета РСДРП, в том числе и Вилонова, за ≪беспокойный нрав≫ погнали по этапу в Николаевскую тюрьму.
Побег
Но и здесь, в этой страшной тюрьме, Вилонов не отказался от мысли о побеге.С ней он просыпался утром, с мечтой о воле он ложился спать. Несмотря на строгий режим, камеры днем не запирались, и политические заключенные могли встречаться друг с другом. Это давало возможность думать и готовиться к побегу вместе с товарищами.
Бежать, но как? Отвергался один вариант за другим.
Наконец, кажется, нашли.
В конце коридора тюремного корпуса находилась уборная, доступ в которую был свободен. Оказалось, что одна из досок пола подгнила, довольно легко поднимается и снова ложится на свое место. Отсюда и решили копать выход на волю. Задача облегчалась еще и тем, что корпус для политических заключенных стоял на окраине тюремного двора и не имел внешней ограды.
С большим азартом принялись за работу. Рыли землю по очереди, сначала руками, а потом небольшим ломиком, случайно найденным в сенях тюремного корпуса. Землю убирали в свободное пространство под полом уборной, а потом разносили ее по камерам и прятали под вскрытые половицы. Землю ссыпали также в печку в коридоре, которая в летнее время не топилась.
Обычно один копал, второй заключенный отвлекал внимание дежурного тюремного надзирателя анекдотами и побасенками, а третий следил за входной дверью, откуда могло нагрянуть тюремное начальство. В случае опасности стоящий на страже заключенный затягивал песню:
Славное море — священный Байкал,
Славный корабль — омулевая бочка…
Услышав песню, работающий в уборной быстро выскакивал из ямы, закрывал ее доской и принимал позу обычного посетителя уборной.
С каждым днем работать становилось все сложнее. Подкоп уходил все глубже, услышать сигнал было трудно, а выбраться из многометровой дыры еще труднее. Поэтому в случае внезапной опасности приходилось работающего в подкопе товарища прикрывать доской.
И вот, наконец, после двух недель напряженной работы лом в руках ≪Михаила≫ стукнулся о кирпичную стену тюремного корпуса. Стена уходила глубоко в землю, поэтому решили проделать в ней отверстие. К счастью, восемнадцативершковая стена в этом месте оказалась с трещиной, что значительно облегчило дальнейшую работу. Оставили неразобранным только один слой кирпичей, которые должны были убрать в момент побега.
Настал долгожданный день, 10 июля 1905 года. Бежать решили пятеро: Вилонов, Батурин, Мавринский, Кацнельсон и Златкин.
Первым спустился в подкоп ≪Михаил≫. Несколько ударов лома — и путь свободен. Вот уже трое благополучно пролезли через дыру, но четвертый товарищ застрял. Пока его вытаскивали, беглецов заметили и схватили.
Расплата
Над участниками побега учинили жестокую расправу. Особенно досталось Вилонову, которого считали инициатором побега. Двое солдат держали его за руки, а третий с размаху избивал его прикладом ружья.
Избитого, обнаженного Вилонова облили крутопосоленной водой и бросили в карцер на холодный каменный пол, где он пролежал восемь суток. Были зверски избиты и другие участники побега.
Позднее, в беседе с А. М. Горьким, Вилонов вспоминал: ≪Когда тюремщики топтали меня ногами, я, конечно, чувствовал и боль, и обиду, но право же, гораздо больше — страх: что, если б на моем месте оказался другой товарищ, не такой крепкий, как я?≫
Особенно пугала Вилонова мысль, что на его месте мог оказаться Ленин.
≪Ведь они всякого могут растоптать, попади им в злую минуту Ленин, они, и его… Вот. где ужас! Главное-то,. и непростительное, преступление классового общества в том, что оно воспитало в людях страсть к мучительству, какое-то бешенство. С наслаждением мучают, сукины дети, это я очень знаю! Вот наслаждение-то и есть преступность, которую уже никак никто не оправдает. В природе такой гадости нет!≫
После поимки беглецов тюремщики окончательно распоясались. ≪Единственная форма протеста, не вызывающая дальнейших репрессий — голодовка, — записано в тюремной тетради Вилонова,— здесь недействительна, ибо одно время прямо было заявлено одному из сидевших, что ≪смерть от голодовки для нас ничего не значит… здесь у нас тайна. Придет врач и констатирует, что умер от тифа или еще чего-нибудь, и конец всему≫.
Снова на воле
Вырвавшись из Николаевской тюрьмы в октябре 1905 года, Вилонов с прежней энергией ведет революционную работу сначала в Екатеринбурге, потом в Самаре и Уфе.
В январе 1906 года Вилонов снова в Екатеринбурге, находившемся на военном положении. В городе шли повальные обыски и аресты. Большевики ушли в подполье, но борьбу продолжали. Проходили нелегальные собрания и массовки, выпускались прокламации.
Буквально под носом полиции большевики создали новую подпольную типографию. Особая заслуга в этом принадлежала ≪Михаилу≫— Вилонову. Уральский комитет РСДРП поручил ему взять шрифт в какой-нибудь частной типографии. Вся операция по изъятию шрифта была проведена исключительно смело и дерзко. В ней, кроме Вилонова, участвовали Ф. Ф. Сыромолотов и двое боевиков.
Ночью 23 января 1906 года в типографию Колмацкого и К0 вошли четыре человека. Один из них встал у входной двери и вынул револьвер. Перепуганный хозяин готов был отдать все, что угодно. Он даже помог грузить шрифт в мешки. Перед уходом неизвестные припугнули хозяина, предупредив его, чтобы он не выходил за дверь, так как под порогом заложена бомба.
На следующий день на ноги была поставлена вся полиция. Сначала полицейским повезло: один из мешков, в котором несли шрифт, порвался, и в образовавшуюся дырку проваливались литеры. Это и привело полицию на улицу, где шрифт был временно спрятан в огороде одного из домов. Полицейские принялись обыскивать дом за домом.
Положение спасло мужество и находчивость большевички Марии Авейде. Она встретила полицейских у дома, в огороде которого был закопан шрифт. Прикинувшись
сварливой бабенкой, она устроила с околоточным ссору, которая привлекла внимание прохожих. Стала собираться толпа. Полицейские, наскоро осмотрев дом и не заглянув в огород, поторопились уйти от греха подальше. Шрифт был спасен.
В марте 1906 года на окраине Екатеринбурга, в лесу, за магометанским кладбищем, проходило партийное собрание по выбору делегатов на IV съезд партии, на котором присутствовал Вилонов. Неожиданно нагрянула полиция. Скрыться не удалось. Арест. Екатеринбургская тюрьма. И снова этапом в Николаевские роты.
Еще раз в тюрьме
Поражение революции и наступившая реакция сказались и на порядках Николаевской тюрьмы. Тюремный режим стал еше более суровым. Вилонов и другие большевики повели решительную борьбу против произвола тюремшиков. Эта борьба закончилась трагически.
В конце мая 1906 года представитель социал-демократической фракции в Государственной думе огласил следующую телеграмму: ≪Николаевской тюрьме Пермской губернии репрессии политическим. 15 карцере. Один изувечен. Один покушался на самосожжение, двое — смирительных рубашках. Пятьдесят голодают третий день≫.
Что же стояло за этими страшными в своей краткости строками?
Все попытки политических заключенных вернуть возможность пользоваться хотя бы элементарными правами не давали никакого результата. За малейшее нарушение ≪порядка≫ следовал перевод из общей камеры в одиночку, а из одиночек в карцер. На требование Вилонова вызвать для объяснения начальника тюрьмы было отвечено отказом.
Тогда ≪Михаил≫ решил пожертвовать собой, чтобы своей смертью обратить внимание общественности на положение остальных заключенных. Он закрылся в своей камере, привязал себя к койке полотенцем, облил одежду керосином и взялся за спички. В это время в камеру ворвались тюремные надзиратели, за вернули Вилонова в одеяло и избили до потери сознания.
Но даже после этого Вилонов не прекратил борьбы. В тюрьме началась всеобщая голодовка. Тогда начальник тюрьмы потребовал от инспектора Пермского тюремного управления убрать из тюрьмы или его или Вилонова, иначе он не ручается за порядок. Вилонова перевели сначала в Екатеринбургскую, а потом в Камышловскую тюрьму, откуда 12 июля 1906 года ему удалось бежать.
Но могучий организм Вилонова был разрушен двумя жестокими избиениями и ужасными условиями заключения. Он стал харкать кровью.
Партия направила его за границу с тем, чтобы он там и подлечился, и поучился. Он жил некоторое время в Италии, а потом уехал в Париж, где учился в ленинской партийной школе в Лонжюмо.
В 1910 году, всего 27 лет от роду, Вилонов умер.
Человек, наделенный осязанием будущего
≪Он был создан природой крепко, надолго, для великой работы≫, — писал в своем очерке о Вилонове А. М. Горький. Николаевская тюрьма убила этого замечательного человека, Человека с большой буквы, как называл его Горький.
До последней минуты своей жизни Никифор Ефремович Вилонов оставался революционером-борцом. Его не сломили ни тюрьмы, ни ссылки, ни побои, ни издевательства царских палачей. Он был революционером-богатырем не только в физическом смысле, но и богатырем по силе духа. Далеко не всем удавалось выдержать все тяготы жизни профессионального революционера в самодержавной России.
Вилонов до последней минуты непоколебимо и страстно верил в победу, ибо для него революционная борьба была не романтическим увлечением молодости, а содержанием и смыслом всей его жизни. В борьбе за лучшее будущее он видел, ее конечную цель. Как сказал А. М. Горький, у него ≪было развито чувство осязания будущего≫.
Никакие превратности судьбы не могли столкнуть Вилонова с пути, по которому он пошел. Недаром В. И. Ленин в письмах к Горькому в период идейного разброда и шатания в русской социал-демократии выражал твердую уверенность в то, что рабочий класс ≪выкует превосходную революционную социал-демократию в России≫, что ≪рабочие-русаки≫ ≪вывезут социал-демократию на верный путь во что бы то ни стало и что бы ни произошло… Такие люди, как Михаил, тому порукой≫.
