4 июня исполнилось 75 лет со дня рождения Якова Михайловича Свердлова — одного из виднейших деятелей Коммунистической партии и Советского государства. Годы первой русской революции Я. М. Свердлов провел на Урале.
Интересны подробности событий этого времени в воспоминаниях старого екатеринбургского рабочего коммуниста Григория Александровича Порошина. Он персональный пенсионер, за активное участие в революционных событиях 1905—1907 годов награжден орденом Ленина.
ВОТ ЭТО ЗДОРОВО!
Мне исполнилось 75 лет. Мы ровесники с Яковом Михайловичем Свердловым. А в 1905 году я был совсем молодым двадцатилетним парнем. Работал электриком на Екатеринбургской электростанции «Луч». Как многие мои сверстники, очень интресовался политикой. Жадно поглощал политическую литературу, старался не пропустить ни одного собрания, митинга, массовки, демонстрации.
Я, как и многие молодые рабочие ребята, поначалу не очень разбирался в политических течениях внутри рабочего класса. Для всех нас ясно было одно: с царскими властями, с буржуями-эксплуататорами надо драться всеми средствами. Мы искали возможности, искали пути для того, чтобы пустить в действие наши нерастраченные силы, наш революционный запал.
И такая возможность, наконец, появилась.
В конце сентября или в начале октября 1905 года на Митькиной горе (ныне застроенная территория — в районе поселка «Красная звезда») нам привелось послушать выступление большевистского оратора, приехавшего к нам в Екатеринбург по заданию ЦК РСДРП.
Собралось больше ста человек. Все народ местный и, в общем-то, известный. Незнаком мне был только один молодой человек с большой черной шевелюрой, резкими чертами лица, в пенсне, одетый в серый костюм. Он сидел на камне и о чем-то разговаривал с молодежью. Я к незнакомцу не подошел, так как считал, что он слишком молод, для того, чтобы быть оратором, да еще известным.
Когда же слово для доклада предоставили товарищу Андрею, к моему удивлению, молодой человек поднялся на камень и начал говорить.
А говорил он о том, что главная задача рабочего класса — уничтожение царизма, а выполнить ее можно только вооруженной рукой, для чего необходимо готовиться к восстанию и создавать боевые дружины.
Это было то, о чем думали и мечтали мы, рабочие. И едва Андрей кончил, как из толпы раздался восторженный возглас: «Вот это здорово!». Мы все обступили оратора, засыпали его вопросами о том, как организовать боевую дружину, где добыть оружие.
Революционно настроенная рабочая молодежь охотно вступала в боевую дружину, вступил в нее и я.
Это была моя первая встреча со Свердловым.
КАК СТАРИКИ ДИНАМИТ ПРОСПАЛИ
19 октября 1905 года вооруженные черносотенцы напали на большевистский митинг, созванный на Кафедральной площади в самом центре Екатеринбурга. Правда, до руководителей митинга погромщикам добраться не удалось, но бока они нашему брату намяли изрядно.
Ясно стало, что вооружение наших дружинников недостаточно, для того чтобы противостоять черной сотне. У нас было несколько десятков устаревших револьверов да самодельные бомбы-бертолетки. Шум и дым от этих бомб был большой, а практически они были почти безвредные.
Нужно было доставать оружие посерьезнее. В частности — взрывчатку.
Где ее взять?
Надоумил нас Федич — Федор Федорович Сыромолотов — начальник большевистской боевой дружины. Федич служил смотрителем на Медном руднике (теперь город Верхняя Пышма). Он нам и предложил взять динамит с рудничного склада.
Мы съездили посмотрели, что за склад. Оказалось, стоит он примерно в двух верстах от рудника, на вырубке в лесу, соединен с конторой телефоном. Караулят склад поочередно трое стариков. 17 декабря мы, четверо дружинников, поздно вечером отправились на операцию. Подводу нам дал знакомый крестьянин. Не доезжая немного до склада, вырубили тонкое деревце и, прикрепив к нему крючок, оборвали телефонные провода.
Подошли к сторожке, прислушались. За ее стенами раздавался богатырский храп. Мы стариков беспокоить не стали и направились к складу. Быстро пропилили в дверях отверстие и вытащили восемь полуторапудовых ящиков динамита, коробку с запалами и моток бикфордова шнура.
Груз этот кружным путем привезли в город и спрятали по квартирам. Последний ящик привезли ко мне на дом в поселок Верх-Исетского завода.
Утром старики-сторожа прочухались и подняли тревогу. Пока добежали до конторы, пока дали знать в Екатеринбург, (а мы, возвращаясь с операции, основательно, в нескольких местах, оборвали связь рудника с городом), пока полиция собиралась нас ловить, все следы были уничтожены: на наше счастье пошел густой снег.
Наши трофеи пригодились не только нам, екатеринбургским боевикам.
Мы поделились динамитом и с южно-уральскими боевиками. Несколько килограммов послали в Одессу.
БОГОМОЛКА ЮЛЯ И КОНФЕТКИ С ОСОБОЙ НАЧИНКОЙ
В январе 1906 года в Екатеринбурге начались массовые аресты. «Замели» и меня. Я при аресте назвался вымышленной фамилией — Борисовым. Старался запутать власти, чтобы избежать немедленного обыска. А вы ведь помните, что последний ящик с динамитом я привез к себе на квартиру? Да и литературы дома было немало.
Мой расчет оказался правильным: мать моя, сообразив, что сына посадили, успела надежно запрятать и взрывчатку, и нелегальные книжки. Когда один из судейских чиновников все же опознал меня и наш дом был обыскан, жандармы ничего уличающего не нашли.
Скрепя сердце, властям пришлось меня выпустить на поруки.
Едва я выбрался на свободу, подоспело новое дело. На этот раз нужно было организовать побег из тюрьмы нескольких политических заключенных. Я помогал в этом молодому большевику Мише Герцману.
Поначалу дело шло довольно гладко. Перво-наперво надо было переправить в тюрьму оружие и взрывчатку, с помощью которой можно было взорвать тюремную стену, так называемый «баркас», который отделял двор тюрьмы от Ивановского кладбища. Побег мы собирались совершить во время прогулки заключенных.
Как же перехитрить тюремщиков?
Долго думали и прикидывали. Наконец сообразили. Доступ к арестантам мы могли получить через… тюремную церковь.
В нее допускались все желающие. Молящиеся из числа людей свободных располагались внизу, арестанты же находились на хорах (балконе). По окончании богослужения молящиеся, направляясь из церкви, на какое-то очень короткое время оказывались рядом с арестантами, спускавшимися с хоров.
Вот на использовании этого мгновения и был построен весь наш расчет. Он оправдался. Скрывшаяся под видом усердной богомолки Юля Горшкова сумела, выходя из церкви, перебросить через решетку нашим товарищам два револьвера и две пироксилиновые шашки.
Динамит мы переправили другим способом: нарезали его на небольшие дольки и завернули в обертки от конфет. Получилось у нас такой карамели фунта два. Насыпали конфетки с оригинальной начинкой в кулек с настоящими конфетами и послали вместе с продуктовой передачей. Наша посылка не вызвала никаких подозрений и была благополучно доставлена адресатам.
Побег сорвался нечаянно. С территории Ивановского кладбища я перебросил в тюремный двор записку, по неосторожности даже не зашифровав ее. На нашу беду, записку подобрали не заключенные, а один из надзирателей.
Меня снова посадили. На этот раз выкрутиться мне не удалось. В течение очень короткого времени я был трижды осужден… за нелегальное хранение оружия, за участие в организации одного, а потом и другого побега из тюрьмы. Каждый суд увеличивал мне срок наказания, и в результате я оказался обладателем приговора по совокупности к 10 годам каторги.
«НИКОЛАЕВСКИЕ РОТЫ»
Каторгу я начал отбывать в так называемых «Николаевских -ротах», расположенных недалеко от поселка Нижняя Тура. Славились они своим жестоким режимом и зверством тюремщиков.
Били там политических страшно, выдумывая нелепые поводы для расправы. К примеру, идет прием новой партии заключенных. На одного из них набрасывается тюремный чин: «Длинные волосы носишь, социалист!» И начиналось избиение кулаками, прикладами, ногами. Другого, со стриженой головой, также били, приговаривая: «Знает, чертов сын, что у нас за длинные волосы бьют, вот и остригся!» Избитых бросали в карцеры с цементным полом, а на пол наливали ледяной воды.
На первой же прогулке в тюремном дворе я увидел Якова Михайловича Свердлова, которого знал по Екатеринбургу.
Вскоре Свердлов поднял тюрьму на протест против произвола тюремщиков. Решено было пустить в ход самое сильное в наших руках оружие — голодовку. Но ведь сама по себе голодовка одиночных политических заключенных никакого влияния на тюремщиков оказать не могла. Другое дело, если бы на борьбу поднялась вся тюрьма и, самое главное, если бы о голодовке знали наши товарищи на воле, общественность, газеты.
Для успеха дела очень важно было наладить связь внутри тюрьмы, а главное— с внешним миром.
Яков Михайлович блестяще справился с задачей. Весть о наших планах проникла в общие камеры и на волю при помощи двух «почтальонов». Одним из них был тюремный… поп.
Далекий от революционных идей, поп был смертельно обижен на свое церковное начальство, лишившее его доходного прихода и загнавшее в такую дыру, как Николаевская тюрьма. Поп пил горькую, непрочь был «насолить» начальству и передавал в общие камеры записки «Андрея».
Тюремного надзирателя Кожина интересовали только деньги. Больших сумм у нас не было, но это не смутило скрягу. Буквально за гроши он согласился быть нашим «почтальоном».
ГОЛОДАЕМ, НО НЕ СДАЕМСЯ!
Подготовившись таким образом, мы вызвали начальника тюрьмы. Подозревая неладное, он, чтобы устрашить нас, явился с целой сворой надзирателей и конвоиров. Поочередно открывались двери одиночек, и каждого из нас этот главный палач грозно спрашивал, в чем дело.
Мы все в один голос требовали вызова прокурора.
Дошла очередь и до Свердлова. Начальник тюрьмы вошел в его камеру и пробыл там довольно долго. О чем говорил с ним Свердлов, нам не было слышно, но едва за тюремщиком закрылась дверь, как Яков Михайлович крикнул: «Я объявляю голодовку!»
Это было сигналом для нас. Дня через два к нашей голодовке присоединились политзаключенные, сидевшие в общих камерах, всего около трехсот человек.
Тюремщики всеми мерами стремились сорвать голодовку. К нам, в одиночки, вносили горячие обеды. Запах еды раздражал, есть хотелось мучительно, но никто из нас не отступил. Как только обед вносили, мы вскакивали с коек и выбрасывали кушанье в парашу.
Нас перевели на карцерное положение— лишили прогулок, отобрали книги, письменные принадлежности и постели. Но и этими мерами не удалось нас сломить. Пришлось «разгружать» Николаевку. Одним из первых был отправлен в екатеринбургскую тюрьму и я. Мы были так истощены, что со станции в екатеринбургскую тюрьму нас везли на подводе.
Узнав от нас о событиях в Николаевке, заволновались политзаключенные в екатеринбургской и пермской тюрьмах. Находившиеся на воле большевики выпустили специальную листовку. К голодовке вскоре присоединились заключенные пермской тюрьмы.
Тюремщикам пришлось уступить. Режим в Николаевских ротах был ослаблен.
ТЮРЬМА ПОЕТ
В 1907 году к нам в екатеринбургскую тюрьму был переведен и Яков Михайлович Свердлов. Так же, как в Николаевских ротах, он стал во главе политических заключенных.
О деятельности Свердлова в екатеринбургской тюрьме, об организованной им здесь политической учебе заключенных хорошо и детально известно. Мне запомнился эпизод, по-моему, до сих пор не известный читателям. А он характеризует Свердлова-вожака, не изменявшего себе нигде и никогда.
В 1907 году у нас, в камерах политических, появились смертники. Первой жертвой столыпинского террора в екатеринбургской тюрьме стал молодой большевик Миша Пермикин. Мы с ним сидели вдвоем в маленькой камере-одиночке.
Обычно приговор исполнялся через 20 дней после его вынесения. Этот срок прошел, и мы надеялись, что смертную казнь Мише заменили пожизненной каторгой.
Но вот однажды ночью, когда мы уже спали, дверь камеры распахнулась. На пороге блеснули штыки вооруженного винтовками караула. Раздалась команда: «Пермикин, выходи!» Стало ясно: Мишу ведут на казнь. Мы вскочили.
Миша волновался, но взял себя в руки и, сняв с себя кожаные подкандальники, предохранявшие ноги от соприкосновения с железом, протянул их мне и сказал: «Возьми, тебе понадобятся, а мне они теперь ни к чему. Прощай». Тут жандармы вытолкнули Мишу из камеры.
Едва дверь закрылась, я подскочил к ней и крикнул в глазок: «Пермикина Мишу взяли!».
И почти немедленно раздался мощный голос Свердлова, сидевшего через камеру от нас. Он запел: «Вы жертвою пали в борьбе роковой». Через несколько минут пела вся тюрьма.
Мощный хор перепугал тюремное начальство. Забегали надзиратели, был вызван усиленный караул. По камерам открыли огонь. Но все мы продолжали петь.
Тюрьма волновалась всю ночь. Наутро политические объявили голодовку протеста против расстрелов.
Это несколько страничек из насыщенной событиями, кипучей жизни Якова Михайловича Свердлова, моего учителя и товарища. Но и это немногое, как мне кажется, подтверждает слова Владимира Ильича Ленина о человеке, «который, постоянно участвуя в борьбе, никогда не отрывался от масс… и умел, несмотря на ту оторванность от жизни, на которую осуждали революционера преследования,— умел выработать в себе не только любимого рабочими вождя… но и организатора передовых пролетариев».
