Города на коралловых рифах
Шихан — это гора, только особенная. Кто ездил из Уфы на юг по Оренбургскому тракту, тот наверняка видел и удивлялся: на равнине возвышается, гол и одинешенек, каменный конус. И откуда, скажите на милость, он взялся тут? Смотришь, как плывет диковинная гора куда-то в вечерней синеве, и рождаются в голове всякие фантазии.
А сойдешься с геологом — он нарасскажет о шиханах столько любопытного, что и сказок не надо. По одной из теорий, это остатки коралловых рифов с тех древних времен, когда здесь еще было море. Их видишь, проезжая Стерлитамак.
Невелик был городишко Стерлитамак, славился он лишь своей непролазной грязью. И вдруг сумасшедшее счастье привалило ему: древние коралловые рифы оказались чистыми кладами. Возле синего шихана по названию Шах-Тау построили содовоцементный комбинат — один из крупнейших комбинатов Европы. А в этой семилетке он вырастет вдвое. Здесь сейчас — всесоюзная комсомольская стройка.
Богат шихан Шах-Тау. Но еще больший клад таили в себе те рифы, что под землей. За миллионы лет около них найдены чудесные кладовые нефти и газа. Вот почему в тридцати километрах от Стерлитамака вырос еще один редкой красоты город. Назвали его именем башкирского батыра и поэта, сподвижника Емельяна Пугачева — Салават. В Салавате расположен гигантский нефтехимический комбинат. Он продолжает строиться, и над ним тоже шефствует комсомол.
Салаватцы сами не производят пластмассу или синтетические ткани. Они дают сырье другим фабрикам и заводам. Часть их продукции пойдет для получения каучука. О величине этой «части» можно судить хотя бы по тому, что в Стерлитамаке заложили специальный завод синтетического каучука, объявили здесь третью всесоюзную комсомольскую ударную стройку.
Три ударные стройки, расположенные рядом,— такое бывает не часто. Но потому ведь и назвали нашу Башкирию «жемчужиной большой химии»!
Тысячи юношей и девушек республики пришли по комсомольским путевкам на «химический фронт». О некоторых из них, молодых тружениках и романтиках, построивших всего за полтора года первую очередь огромного Стерлитамакского завода синтетического каучука, и хочется рассказать.
Речь «профессора» Лежнева
Всякий, кто знает бригадира Лежнева, может подтвердить: Дмитрий редко говорит более пяти слов подряд. Удивительно, почему такого молчу- на называют профессором по части градирен. Хороши были бы профессора, если читали свои лекции с лежневским красноречием!
Но, как говорится, даже палка один раз в год может выстрелить. Однажды Лежнев произнес речь вдвое длиннее, чем обычно.
— Черт неумытый! — рассерженно сказал он.— Не нашел бетонщиков, кроме как в плотничьей бригаде. Не мог раньше подумать. Обязательно нужно людям вечер испортить…
Произошло это в субботу. Рабочий день закончился. Дмитрий с плотниками Володей Артемьевым и Рефатом Файзуллиным уходили со стройки одними из последних. Уже у самых ворот их догнал мастер Николай Интересов.
— Ребята, постойте! Монтажники колонку под заливку сдали, а народ уже разошелся. Оставить ее неукрепленной на воскресенье — много бед наделать может…
Дмитрию не объяснять, что такое ректификационная колонка. Шесть десятков метров высоты, несколько метров в диаметре… Упади она на соседний цех — разрубит трехэтажное здание пополам, как игрушку. Был уже случай: монтажники по неопытности первую колонку при подъеме уронили. Не на цех, правда, но хлопот нажили.
Бригадир ничего не ответил. Лишь взглянул на ребят, и все вместе зашагали обратно. А было все-таки обидно. Хотелось новую картину посмотреть, книгу почитать. Могут же быть у рабочего человека на субботу свои соображения! А тут опять — добрых восемь часов, не отдохнув после смены!..
Когда Володя Артемьев направил вибратор, когда заскрипели лопаты, врезаясь в бетонную массу, Лежнев, наконец, отвел душу, обругал мастера «неумытым чертом». Почему неумытым? Дмитрий и сам бы не смог объяснить. Со зла первое слово на язык попалось.
Мастер и на самом деле чувствовал себя виноватым. Он взял в руки лопату, хотя и нельзя ему было из-за болезни. Взмахнул несколько раз и побелел от боли. Отдышавшись, смущенно проговорил:
— Вы уж забетонируйте, пожалуйста. Проклятый радикулит!..
В тот же вечер мастера положили в больницу. Дмитрий готов был избить себя. Надо же — разболтался. «Чудак- человек, — думал он об Интересове. — Кто тебя просил за лопату браться? Если хочешь знать, мы бы и три смены выдержали. А поворчал — это ж просто так, чтоб дело веселей шло».
С тех пор Лежнев стал еще молчаливее. Никто не слышал, чтобы он ругался. Но плотники понимают своего «профессора» с полуслова.
«Не боги градирни строят»
Чудное дело придумала Марьям Мухаметшина. Но, прежде чем рассказать о нем, надо, пожалуй, пояснить, что такое градирня.
Внешне градирня напоминает огромный кувшин. В этот кувшин сверху льется нагревшаяся в цехах вода. Она должна остыть и снова пойти в работу. Внутри градирня схожа с муравейником. Двести с лишним деревянных стоек поддерживают бесчисленное множество поперечных дощечек. Вода остывает, пока добежит вниз, стекая с дощечки на дощечку, до бетонированного бассейна.
Бригада Дмитрия Лежнева скрепляет все эти стойки и рейки, согласно мудреной схеме. Марьям с подругами- разнорабочими убирала по-соседству территорию одного из цехов. С любопытством присматривалась она к тому, что делают плотники. «Уже три месяца я на стройке, — размышляла Марьям. — Три месяца мусор собираю, землю таскаю. Другие девчата на курсы крановщиц и мотористок пошли, штукатурами и малярами стали. Все курсы прозевала, может, в плотники податься?..»
А что? Бригадир Дима хороший, никогда не ругается. Он, наверное, возьмет в бригаду, если убедительно попросить…
В обеденный перерыв Марьям набралась храбрости:
— Дима, возьми меня, пожалуйста, к себе градирни строить.
Лежнев передвинул шапку-ушанку с затылка на лоб и улыбнулся. Марьям обрадовалась: возьмет, раз улыбается. Но на беду из бетонного бассейна высунул голову Генка Алексеев:
— А ты знаешь, с какого конца за топор браться?
— Подумаешь! —- обиделась Марьям.— Больно умный!
— Пока у девчат ума не занимал,— ловко ответил Генка. Хорошо ему смеяться — специальность имеет. Из особой «пушки» Генка уплотняет стенки бассейна, забивает поры цементом. У него смешные серые волосы: зацементировались и стоят дыбом. Говорят, когда Генка моет голову, цемент от воды становится еще крепче.
А бригадир все думал. Наконец, заговорил:
— Загадала ты загадку. Сроду не видел, чтобы девчонки плотничали.
— Я сильная, — умоляющим голосом добавила Марьям. — Твоего умного Генку могу побороть.
— Хо! — презрительно отозвался Генка. Но вызова не принял.
Дмитрий дал Марьям молоток:
— А ну, приколоти рейку.
Марьям решительно приложила рейку к стойке, взяла молоток и ударила… по пальцу. Палец стал наливаться кровью. Теперь все пропало! Но Дмитрий вдруг повеселел:
— Ничего, терпеливая. Не боги градирни строят. Приведи еще желающих девчат.
Генка опять высунул голову:
— Чудак ты, Дима. Хлопот с ними не оберешься.
Дмитрий промолчал. У него родилась интересная идея. Плотники работают парами. Один приколачивает рейки, а другой только помогает, подает материал. Если поставить девушку, опытный плотник освободится и возглавит новую пару. Дело пойдет быстрее, и девчата ремеслу научатся…
Так в бригаде плотников появилась «девчачья прослойка»: Марьям Мухаметшина, Рая Старкова и Люба Иванова. И, честное слово, с ними стало веселее, работа пошла — не пожалуешься. Даже скептик Генка переменился — выцарапывает цемент из волос. А девчата скоро уже создадут свою «пару».
Хитрый плотник
На строительной площадке появились хронометристы. Они должны были проследить, как используется время в бригаде. Плотник Искандер Ишметов вслух подумал:
— Похоже, расценки будут менять. Особо гнать не надо. Так работать, чтобы и молотки мелькали и норму сильно не перекрывать: бей раз по гвоздю, другой раз — мимо…
Дмитрий Лежнев, выслушав хитрого плотника, усмехнулся:
— Смотрите сами…
И вот хронометристы заняли наблюдательные позиции. Лежневцы взялись за дело. Замелькали рейки и молотки,посыпалась дробь ударов. Искандер Ишметов поначалу помнил о своих словах. А потом втянулся в работу, забыл.
Вечером подвели итоги. Что же оказалось? Бригада превысила даже свое вчерашнее, рекордное достижение! Самую высокую выработку дал… Искандер Ишметов — почти две нормы.
— Ну, как насчет молотка: один удар в гвоздь, другой — мимо? — с ехидцей спросил бригадир.
Ребята рассмеялись. Тоненько звенели голоса самых молодых в бригаде — Володи Артемьева и Толи Акимова; сдержанно, баском поддерживал их Юра Федоров, серьезный парень, заочник строительного техникума; поблескивали веселые смородинки узких глаз комсорга бригады Ильяса Хайруллина.
Только Искандер Ишметов стоял оторопело, поглядывая на ребят с недоумением:
— Хватит вам зубоскалить. Ну, не получается иначе.
Его слова только подлили масла в огонь. Искандер разъярился, схватил рейку и помчался за ребятами.
— Чего вы ко мне привязались! — кричал он, норовя задеть кого-нибудь рейкой по спине, а то и ниже.— Я тайгу рубил, дорогу в Салехарде строил — везде так работал! Не умею по-другому!
А товарищи, увертываясь, хохотали в ответ. У всех было легко на душе: обманщиков в комсомольской бригаде не нашлось, никто не умел по-другому работать.
Следы на бетоне
Володя Выприцков мечтал о далеких плаваниях. От башкирской деревни Жда- новки, где он жил, до ближайшего моря было примерно две тысячи километров. А мать не отпускала парнишку даже в соседний город Мелеуз, объясняя это по- своему
— Ты там жуликом станешь. Знаю я город. Ездила в войну один раз, так у меня плетенку луку и варежки стащили.
К счастью, вернулся со службы во флоте двоюродный брат Володи. Он оказался удивительно щедрым парнем, подарил братишке свое обмундирование: полосатую тельняшку, шикарную мичманку, широченные брюки и ремень, на бляшке которого солнцем сиял якорь…
В этой ослепительной форме и показался Володя на стройке в Стерлитамаке. С матерью дело было улажено: получив в райкоме путевку, Володя объяснил ей, что мобилизован комсомолом.
Появление «моряка» произвело на девчат сильное впечатление. Они с любопытством рассматривали привлекательную форму, а самые смелые даже узнавали, где довелось Володе плавать, и не заносила ли его матросская судьба в Антарктиду. Это же ужасно интересно — посмотреть на живых пингвинов, когда стоит мороз в восемьдесят градусов!
— Нет, до таких широт не случалось доплывать,— честно признавался Володя.
Разоблачение произошло неожиданно. Проходя по одному из цехов, где только что залили бетоном пол, Володя столкнулся со старой знакомой, белокурой пересмешницей Верой Федоровой. Встретились и растерялись — так и застыли на свежем бетонном полу…
После этого они уже редко расставались. Днем — рядом на стройке, вечером вместе бродили по городу и о чем-то без конца беседовали. Остальные девчонки немного завидовали Вере и пели многозначительно:
За хорошей дружбою Кроется любовь…
Конечно, скоро все узнали, что Володе всего восемнадцать лет и он никогда не был моряком. Но это уже не имело значения — Владимир Выприцков стал отличным монтажником, собирал цеховые здания из железобетонных глыб. А надо вам сказать, что слово «монтажник» звучит ничуть не хуже, чем «моряк». Прибавьте к этому еще одно важное обстоятельство: монтажник Выприцков стал командиром отряда дружинников. Правда, отряду еще не пришлось столкнуться ни с одним нарушением общественного порядка, но Володя тут ни при чем. Просто на комсомольской стройке хулиганы не водятся.
Что касается матросской формы — ее сменила зеленая брезентовая роба. Недавно, сыграв с Верой комсомольскую свадьбу, Володя отдал «морской» костюм подростку, живущему по соседству.
А в память о встрече, с которой началась дружба Володи и Веры, остались следы, на бетоне: два отпечатка от больших — сорок второго размера — сапог и два маленьких, девичьих.
Может быть, будущий следопыт, придя на завод, постарается разгадать историю этих вечных примет. И предстанут в его воображении парень в зеленой робе и хрупкая белокурая девушка, верная любовь которых оставила следы на бетоне…
О жареной картошке и хороших людях
Из письма Вали Тятиной подруге
«…Живем мы в комнате вчетвером: Аля Первушевская — крановщица да мы, штукатуры,— Нина Вяземская, Капа Токарева и я. Аля учится в десятом классе, я с Капой в девятом за одной партой сидим, Нина пошла на курсы аппаратчиков, останется на заводе, когда мы его пустим.
Времени у нас всегда в обрез. Прибежим с работы в десять минут седьмого, переоденемся быстренько и к четверти восьмого — в школу. Очень поздно домой приходим, иногда еле сил хватает, чтобы до койки добраться.
Я долго крепилась, потому что вся стройка учится. Мне-то еще легче, а вот, например, Дима Лежнев уже семью имеет и старше нас, а пошел нынче в пятый класс. Сама слышала, как он в бригаде хвастался: «По ботанике четверку получил». Знаменитый бригадир радуется как маленький. Вспоминала я о нем и крепилась. Но недавно чуть «не сорвалась».
Возвращаемся с Алей из школы и соображаем: яичницу, что ли, сготовить, ведь голодные же. И до того мне надоело каждый день натощак засыпать, что не выдержала. Не пойду, говорю, больше в класс, хватит с меня одной стройки. И Алька молчит, хоть бы дурой назвала…
Приходим в общежитие — а нас жареная картошка на плите дожидается.
Рядом воспитательница Надежда Федоровна сидит, дремлет. Я посмотрела на все это и заревела, не знаю отчего… Ну, кто заставлял ее сидеть до часу ночи и дожидаться нас?
Как таких людей не любить? Я на две недели в отпуск уехала и чуть не умерла, так по своей стройке соскучилась. Люблю здесь все: и огромные цеха, и школу, и комсомольский штаб с «мокрым углом» (это угол, куда мы иногда плакать ходим), и то, как начальник штаба Володя Скорюкин нас королевами называет… А мама никак не может понять, почему я сюда уехала. Она видит только мои грязные сапоги да обмороженные щеки…»
Города на коралловых рифах… Большое будущее ждет их. И строят это будущее славные парни и девчата с ударных комсомольских строек — настоящие люди наших дней.
