Продолжаем печатать повесть «Гнездо ветров». Автор этой части — Лев Румянцев — учился в Уральском государственном университете имени А. М. Горького, участвовал в работе университетского литературного кружка. Работал в газетах «На смену!» и «Красный боец», теперь он редактор отдела прозы журнала «Урал».
В 1952 году им была написана драма о Павлике Морозове «Песня о нем не умрет», поставленная Свердловским ТЮЗом и другими театрами страны.
В прошлом году в Свердловске был поставлен спектакль по второй его пьесе— «Друг в опасности!» (Первый вариант этой пьесы под названием «Следопыты» был опубликован в нашем журнале в 1958 году.) Сейчас Л. Румянцев работает над новой пьесой, пишет рассказы и стихи.
Сигнальные ракеты
Сергей и Чижик (по метрике — Федор Федорович Чижов) дружили не первый год. Многие удивлялись этой дружбе двух абсолютно не схожих по характеру пареньков.
Сергей — нетороплив, серьезен. Даже в те минуты, когда он ни о чем серьезном не думал, со стороны казалось, что Сергей занят необычайно важными соображениями. Это сбивало с толку не только одноклассников, но и преподавателей. Идет, например, урок геометрии, учитель объясняет теорему Пифагора. Сергей внимательно смотрит на доску, но чертежа не видит, не слышит объяснения. Мысли eFO где-то далеко, и вернее всего не мысли, а какие-то видения: то воображение рисует скалистую вершину с одинокой сосной на краю, то стремительно мчащийся в облаках серебристый лайнер Ту-104, то раскинувшееся от горизонта до горизонта вспененное море, которое он видел только в кино.
И вдруг до Сергея доходит голос:
— …Чижов, ну что вы все время вертитесь? Брали бы пример со своего товарища.
«С товарища» — это значит с Сергея. Он сидит рядом с Федькой.
Исчезают скалы, облака, море, и Сергей, не изменив позы и выражения, пытается теперь понять суть теоремы. Неудобно же все-таки, когда тебя ставят в пример, не слушать урок.
Но надолго Сергея не хватает. Снова доска с чертежами уплывает в сторону. Перед взором уже ледяная пустыня и черная точка вдали — это штурмует просторы Антарктики мощный советский вездеход…
Впрочем, учился Сергей неплохо. Ему доставляло истинное удовольствие самому по учебнику разобраться в той же теореме Пифагора. Сядет дома за низенький стол в углу просторной и светлой горницы, уткнется в книгу, и тут уж никто не в силах его отвлечь.
Часа по четыре сидит Сергей за уроками, а Чижик в ожидании друга томится. Он любое объяснение в школе схватывает на лету, а дома только письменные задания приготовит — и на улицу. Пока Сергей корпит над учебниками, он тут же в горнице, а если погода хорошая, на завалинке, под окном, читает какую-нибудь новую приключенческую, научно-фантастическую или военную повесть (другой литературы Федор Чижов не признавал).
— Ты, Серега, нерационально используешь время,— попробовал как-то прочитать нотацию Чижик. — На кой тебе учебник грызть, когда все можно на уроке запомнить.
Сергей, не поднимая головы от книги, беззлобно ответил:
— Лети, лети, чирикай! Потом поговорим…
Чижик обиделся. Его задело слегка покровительственное отношение Сергея. Подумаешь, умник выискался! А поглядеть в дневник — у него, у Федора Чижова, пятерок ничуть не меньше…
Вихрастый, щуплый, очень подвижной и предприимчивый, Федор Чижов вообще легко обижался. И чаще всего на Сергея.
Так было и сейчас, когда Чижик пулей вылетел из ельника, подбежал к костру, чем-то чрезвычайно взволнованный. Сергей лишь мельком взглянул на товарища, повел бровью и спросил с усмешкой:
— Что это с тобой, Чижик? Не на ежа ли сел?
Чижик вспыхнул и, переводя дыхание, хрипло, с обидой ответил:
— Ты бы сам сел, если бы увидел…
Павел насторожился.
— Ты скажи толком, что там?
— Сходите — увидите.
Сергей подкинул смолевое корневище в костер, встал и, кивнув Павлу, двинулся к ельнику. Павел зашагал следом.
Чижик презрительно сплюнул в сторону, попытался сохранить на лице выражение гордой оскорбленности, но обида, как дымное облачко, уже растаяла. Он еще раз сплюнул, наблюдая за удаляющимися приятелями, потом рассерженно хмыкнул и закричал:
— Куда пошли, куда?! Правее надо!..— и кинулся догонять ребят.— Сюда, сюда идите! — вскоре командовал он, ныряя между деревьями. — Вот!
На поляне, рядом с усыпанным желтеющими иглами муравейником, лежали рюкзак и ружье.
Павел сразу их узнал. Все было в полном порядке, словно он сам минуту назад сбросил рюкзак и прислонил к нему «ижевку». Исчезли только патроны.
— Это полбеды. Главное, ружье в исправности,—сказал Сергей.—А патроны вполне подойдут наши.
— Хорош «лесник»!—возмущался Чижик.
— Не пойму, ребята, почему же он вещи мои оставил здесь, на поляне? — спросил Павел.
Эти вопросы не давали Павлу покоя, когда он ночью дежурил у костра, а Сергей и Чижик, тесно прижавшись друг к другу, сладко посапывали во сне.
Ночь выдалась тихой. Лишь изредка с гор волной налетал ветер. Костер тогда выбрасывал в сторону трепещущие языки пламени, летели, рассыпаясь, трескучие искры, глухо начинали перешептываться верхушки сосен, становилось прохладно. Павел поеживался и оглядывался по сторонам. Думалось Павлу — не встреть он Сергея с приятелем, туго бы ему пришлось. В одиночку всегда нелегко, особенно в тайге.
Шура тысячу раз права: с друзьями-следопытами он давно бы достиг цели, раньше никогда у Павла не было секретов от ребят. А теперь: почему уехал? — тайна, куда уехал? — тайна. Наверное, такую вот таинственность имел в виду пожилой, всеми уважаемый краевед Петушков, когда рассказывал следопытам о «дутой романтике».
А мог ли Павел поступить иначе? Ведь было бы трудно объяснить истинную причину внезапного отъезда, рассказать ребятам о своих подозрениях. Какая бы ни была, а мать все-таки. Может быть, теперь она уже во всем раскаялась, и никогда больше в дом Ливановых не попадет ни одной нечестной копейки? Как бы хотел этого Павел!
В последние месяцы он очень остро почувствовал, что значит уважение к родителям. Отец навсегда останется в сердце мудрым и добрым наставником, самым близким старшим другом. Была бы такой и мать… А то ведь не с нею — живой — в последнее время советовался юноша, а с фотографией отца, дорогой, но безмолвной.
Не раз бывало, засомневавшись в чем-либо, Павел спрашивал себя: а как бы поступил в данном случае папа? Знал Павел, что его отец был исключительно справедливым и честным, поэтому ответ всегда можно было предугадать…
Павел достал из кармана обернутый в целлофан снимок. Капитан Ливанов смотрел открыто и прямо в глаза сыну.
«Интересно, как бы сейчас ты расценил мои приключения? — юноша горько улыбнулся.— Конечно, не погладил бы по головке и за то, что один ушел, на себя одного, видишь ли, понадеялся, и за то, что до сих пор не сумел помочь дяде Василию…»
До Журавлика осталось километров двадцать — так сказал Сергей. Он рассчитывает дойти туда к полудню. А если дяде очень плохо и дорог каждый час?
Невдалеке звонко хрустнула сухая ветка. Павел вскочил, сжимая ружье и вглядываясь в темноту.
На небе тревожно мерцали звезды. Одна—особенно яркая —светилась вроде бы невысоко над землей и беспрерывно мигала, как сигнальный фонарик: точка, точка, тире, точка, тире, тире…
Неожиданно к этой звезде потянулась от земли светящаяся нить. Вот она изогнулась и внезапно вспыхнула падающей звездой.
— Сергей, Сергей, Чижик! — Павел кинулся тормошить ребят. — Там ракета!
— Какая ракета?!—Чижик тотчас вскочил.
— Баллистическая, — сонно ответил Сергей, не поднимаясь и не открывая глаза.
Павел не обратил внимания на эту неуместную шутку. Там, вдалеке, снова повисла светлая нить, снова вспыхнула звездочка.
— Видишь?
— Ви-ижу,— Чижик зябко повел плечами и, чуточку заикаясь, сказал: — Это в районе Жу-журавлика.
Сергей открыл глаза и встал.
Сверкнула еще одна ракета.
— Третья, — прошептал Павел.
— Похоже, что там, — произнес Сергей.— Журавлик там.
— Ну, остряк-самоучка,— не упустил случая съязвить Чижик,—Видел баллистическую?! Ви-идел?!
— Вот что, — решительно заявил Павел,— хватит вам цапаться. Немедленно заливаем костер — и в путь.
— Ты ведь по-спать не ус-пел!
— Какой тут сон! — Павел закинул рюкзак за плечи.— Мы вообще глупость сделали, что на привал остановились. Надо было идти дальше. Там человек в беде!..
Сергей уже разбрасывал костер и, черпая консервной банкой воду из родничка, поливал дымящиеся головни.
Когда минут через десять ребята растаяли в темноте, на поляне, как тень, появился старик. Нагнулся, нащупал консервную банку, зачерпнул из родника, попил. Постоял, покачивая головой.
Невеселые мысли не давали ему покоя. Приметив издалека знакомых ребят из поселка — Сергея и Чижова, — старик решил как-нибудь отделаться от Павла. Забрав рюкзак и ружье, он припрятал их в ельнике. «Недоставало еще, чтоб на старости лет в воровстве обвинили,— думал он.— И к чему, собственно, брал я этот рюкзак и ружье? Не добился я своей цели, не добился…»
Долго сидел старик, уткнув бороду в колени, долго, как сыч, глядел из ночного мрака на поляну, где уютно потрескивал костер, оживленно переговаривались ребята. Вспомнил таежник свое безрадостное детство, тяжелую юность. Худо, худо прожита жизнь. Помирать пора, а вспомнить нечего в утешение…
«Лесник» обошел вокруг потухшего, развороченного костра.
Исподволь закипало в груди глухое ожесточение против самого себя, против всех на свете. Он пнул тяжелую, напитавшуюся влагой головешку, достал из кожаного кисета осколок хрусталя, швырнул его в пепел костра и зашагал, взъерошенный и злой.
А Павел, Сергей и Чижик шли к Журавлику, ориентируясь по звезде, которая посылала на землю никому не ведомые тире и точки.
Потрескивали сухие сучья, ноги проваливались в ямины, занесенные почти доверху прошлогодней жухлой хвоей, было жарко, хотелось пить, но мысли всех были на Журавлике, там, откуда кто-то подавал сигналы.
Тревога
Андрей Ситников, шофер из Белополья, водитель всеславного линкора-самосвала ОЯ-17-97, вначале даже сам не понимал, почему вдруг стали раздражать его разные мелочи, на которые раньше он и внимания не обратил бы.
Начал разминать папиросу — порвал гильзу, взял вторую — та же история. В сердцах скомкал всю пачку и выбросил, сказав нелестную фразу в адрес табачной фабрики.
В столовой ни с того ни с сего заворчал на раздатчицу — показалось, что она нарочно медленно отпускает обеды.
После работы Анка попросила подождать у проходной. Она пришла почти следом за ним, но Андрей буркнул:
— Не могла еще дольше задержаться?!
Анка улыбнулась, взяла Андрея под руку.
— Ты сам на себя не похож, Андрюша. Может, влюбился?
— Еще не хватало, — сухо ответил Андрей.
— В чем же дело?
Они проходили мимо почты.
— Подожди, Аннушка! —встрепенулся Андрей, — Забегу.
Вернулся он еще более мрачный.
— Ты понимаешь, — заговорил он,— с одним человеком десять лет бок о бок проживешь, а в сердце не примешь. А с этим без году неделя знаком, однако запал он в мою душу — и все тут.
— С ним что-нибудь случилось? — Анка сразу посерьезнела.—Ты о Павлике беспокоишься?
— О нем… Понимаешь, обещал он, как только встретится со своим дядькой, прислать телеграмму. Трое суток минуло — ни ответа, ни привета… Знаешь, что? Вернемся на почту, позвоним в Свердловск, в геологоуправление. Павлик хотел обязательно туда заглянуть.
В другое бы время Анка хохотала до слез, слушая, как Ситников объяснялся с диспетчером геолог-управления. Андрей не знал фамилии дяди Василия, знал только, что тот — геолог и работает с партией где-то в районе Тельпос-Иза, что несколько дней назад «дядя Вася» приезжал в Свердловск, а к нему должен был приехать племянник.
Диспетчер долго ничего не понимал.
— Нет, не я племянник, я посторонний! — орал в трубку Андрей. — Не совсем посторонний, конечно, но это не имеет значения. Скажите, где сейчас дядя Вася?.. Не знаю никакого отчества. Просто — дядя Вася…— Нет! Не мой дядя! Нет!
С большим трудом они все-таки поняли друг друга.
Дело в том, что в этот же день к концу работы в геологоуправление пришло еще два тревожных известия. Первое — от проводника, который сообщал, что заболел и не смог выйти навстречу геологу Соколову. Второе — от летчика гражданского флота. Он во второй половине дня пролетал над хребтом и случайно обнаружил в долине на берегу реки треугольник, выложенный из костров. Это показалось ему подозрительным.
— Таким образом, — докладывал летчик,— люди рассчитывают, чтобы на них обратили внимание. А это неспроста.
Начальник суммировал оба сообщения и немедленно распорядился готовиться врачу и двум геологам к отъезду в район Журавлика. Василий Тимофеевич Соколов слыл бывалым человеком. Но и с бывалыми людьми небывалое приключается. Тем более, что отправился Соколов, по всей видимости, один.
Диспетчер был в курсе этих событий. Постепенно «Тельпос-Йз» и «дядя Вася» связались в его сознании воедино. Он догадался, что какой-то не известный ему Ситников из Белополья интересуется судьбой Василия Тимофеевича Соколова. Но при чем тут племянник?..
Андрей повесил трубку, достал папиросу, сделал несколько глубоких затяжек и только после этого сказал:
— Недаром я, Аннушка, психовал, Дела-то плохи. Этот дядя Вася куда-то запропастился, и его выручать собираются. А про Павла никто ничего не знает. Был, говорят, какой-то юнец, узнавал дорогу на Журавлик, и все.
Они вышли на улицу молча. Андрей, бросив окурок, опять зажег папиросу.
— Что будем делать? — спросила, наконец, Анка.
— Сейчас потопаю к завгару и отпрошусь в отпуск, — ответил Андрей. — Все равно по графику идти через неделю.
— А потом?
— Потом в Свердловск, успеть бы только к отъезду тех, кто собирается на выручку дяди Васи…
— Согласна! Хотела я тебя, злостный мой нарушитель, к родителям своим свозить в гости, показать…
Все это было в тот вечер, когда Павел проговорился «леснику» о платине.
…На другой день утром вертолет доставил врача, двух геологов и Андрея с Анкой к Журавлику.
Вначале Анку и Андрея ни за что не хотели брать. Объясняли, что нагрузка предельная. Но Ситников настоял на своём. Его путаные, взволнованные фразы о «пропавшем племяннике» сбили в конце концов начальника управления с твердых позиций, и он махнул рукой.
— Учтите, однако, — предупредил он, — свободное место предназначено для Соколова. Если ему потребуется вертолет, вас высадят там, в тайге, и будьте добры — добирайтесь сами…
Вертолет. Василию Тимофеевичу, потребовался. Потребовался не для того, чтобы возвратиться в Свердловск, ада полета к Тельпос-Изу: наступили основные работы по разведке, и начальник партии был озабочен их результатами. Травма у Соколова оказалась несложной — вывих ноги в щиколотке. Врач тут же сумел поставить сустав на место. Соколов только охнул и вытер рукавом внезапно покрывшийся испариной лоб.
— Через недельку, батенька, плясать будете, — сказал врач,
— Доктор, вы чародей. Беру вас и вертолет в плен на два дня! Мне на Тельпос-Из попасть нужно! В государственных интересах, — заключил Соколов. И врач не стал возражать.
Еще до того, как подвернуть ногу, Соколов проверил все, что ему было нужно, взял образцы, подтверждающие прежние результаты: платина на Журавлике есть и в немалом количестве.
Прилетевшие геологи должны были теперь нанести на карту и четко обозначить платиновые районы. Андрей с Анкой вызвались помочь им в этом и до прихода Павла остаться с партией.
— Вот ведь как получилось,— словно оправдываясь, говорил Василий Тимофеевич.—Меняемся, значит, местами. Только вы ноги берегите!
В отношении Павла мнения у них разошлись. Василий Тимофеевич говорил, что Павел сейчас где-то на пути к Тельпос-Изу. С какой стати он пошел бы сюда, узнав в геологическом управлении, что командировка краткосрочная.
Василий Тимофеевич был очень встревожен исчезновением Павла, но вида не подавал. В самый последний момент он написал записку.
— Это на всякий случай. Передадите Павлу, если встретитесь… И еще… Если пес мой прибежит, Тор, приголубьте до встречи. Хорошо?
Вертолет взмыл в воздух.
Окончание следует.
