На страницах нашего журнала неоднократно рассказывалось о герое гражданской войны на Урале, начальнике 28-й стрелковой дивизии В. М. Азине. В июле 1919 года эта дивизия освободила Екатеринбург (Свердловск) от колчаковских банд, а затем была переброшена на юг против Деникина. В феврале 1960 года исполняется сорок лет со дня героической гибели «железного» начдива. Ниже мы печатаем отрывок из воспоминаний бывшего начальника артиллерии 28-й дивизии, ныне генерал-майора в отставке А. П. Гундорина, посвященный последнему бою Азина.
Январь 1920 года подходил к концу. Вслед за отступающими деникинскими полками 28-я стрелковая дивизия переправилась через реку Маныч (приток Дона) и, ведя тяжелые бои, успешно продвигалась вперед. Вечером, второго февраля, противник получил подкрепление. К нему на помощь подошла кавалерийская бригада генерала Голубинцева.
В течение двух недель бои шли с переменными успехами. Но пятнадцатого февраля, отбив все атаки деникинцев, 28-я дивизия при поддержке артиллерии перешла в контратаку и отбросила белых к станции Целина.
Рано утром семнадцатого февраля Азин начал наступление на Целину. Противник упорно сопротивлялся. Особенно
Ожесточенные схватки разгорелись около хутора Попова. Белогвардейское командование бросило в бой новые конные резервы. Атаки 28-й дивизии захлебнулись.
В те дни части 10-й Красной Армии наступали против деникинцев западнее станции Белая Глина в южном и юго-западном направлении. На правом фланге этой армии и действовала 28-я стрелковая дивизия. Но здесь, на стыке между 10-й и 9-й армиями, образовался разрыв, который спешно заполнялся Кавказской кавалерийской дивизией Гая.
В феврале зима на Дону вступила в свои права. Поля покрылись неглубоким снегом, начались морозы, конница могла передвигаться в любом направлении без дорог. Поэтому деникинцы энергичными атаками больших конных масс стремились задержать продвижение наших частей. Для этого они сосредоточили кавалерийское соединение в 12 тысяч сабель под командованием генерала Павлова.
Дивизии Азина и Гая, «…наступавшие в направлении станции Целина, оказались в полосе движения конной группы генерала Павлова. Попавшая первой под удар, кавдивизия Гая после короткого ожесточенного боя была отброшена белыми за Маныч. В худшем положении оказалась 28-я стрелковая дивизия…» (С. М. Буденный «Пройденный путь», Воениздат, стр. 417).
Вся масса конницы генерала Павлова охватывала дивизию Азина с правого фланга и постепенно заходила ей в тыл. Одновременно пехотные части противника, совместно с бригадой генерала Голубинцева, теснили азинцев с фронта. Однако их атаки были отбиты. Белые перед фронтом дивизии отошли в исходное положение, оставив на поле боя много раненых, винтовок и пулеметов.
Неожиданно конная часть белых в количестве 800 сабель налетела на левый фланг 28-й дивизии. Находившийся там кавалерийский полк не выдержал и начал отходить. Левый фланг оказался открытым, и деникинские казаки неслись на азинскую пехоту.
Как раз в этот момент кавалерия генерала Павлова отбросила дивизию Гая за Маныч и выходила на тылы 28-й дивизии. Все имеющиеся резервы Азин бросил на правый фланг против этой конной группы. На какое-то время павловская атака была задержана. Но перед фронтом дивизии вновь поднялись пехотные цепи противника, а со стороны Целины двинулась бригада генерала Голубинцева.
У Азина не осталось никаких резервов. Кроме того, за несколько дней до боя, одна его бригада с дивизионом артиллерии была передана в общий резерз командующего 10-й армией. Силы азин- цев таяли. Конные лавы теснили азин- скую пехоту и прорывались в тыл.
Несколько десятков казаков с гиканьем неслись к начдиву. Азин оглянулся — вокруг не было ни души. Всех своих ординарцев до последнего он разослал с приказаниями. На помощь к нему скакал только бригадный комиссар Стельмах.
— Наши силы удвоились! — крикнул Азин и махнул комиссару левой рукой, дескать, поворачивай!
Они пришпорили коней и помчались по снежной степи. Но, как ни были быстры их кони, все же преследователи с шашками наголо шли непосредственно «на хвосте». У одного из них морда лошади почти соприкасалась с крупом лошади Азина. Стельмах скакал несколько в стороне, оттесненный казаками.
«Сердце замирало,— вспоминал впоследствии Стельмах,— когда преследующие Азина взмахивали над его головой шашками. Казалось, вот полетит голова начдива… полетит и он сам… Вдруг Азин, нс* поворачивая головы, левой рукой (правая была ранена и качалась на перевязи) выхватил пистолет. Раздался выстрел, и скакавший рядом казак упал на снег. Это не остановило второго преследователя. Он продолжал наседать на Азина. Тот, видимо, чувствовал, что вражеская шашка не может его достать, поэтому поднял голову и выстрелил несколько раз. Казак опрокинулся на круп своей лошади. Остальные преследователи Азина стали отставать. Отставали и мои. Проскакав еще, примерно километра два, мы стали сближаться. Вот скачем уже в пяти-шести метрах друг от друга… И вдруг перед нами овраг, полузанесен- ный снегом. Моя лошадь легко взяла этот неожиданный барьер. Азинская перепрыгнула
вслед, но на противоположной стороне споткнулась, подпруга лопнула, и седло сбилось под живот. Лошадь вздыбилась и сбросила всадника…»
Стельмах кинулся ловить ускакавшую вперед лошадь, но было уже поздно. Преследователи схватили Азина.
Красноармейцы, сумевшие бежать из вражеского плена, рассказывали, что видели, как белогвардейцы привели истерзанного и истекавшего кровью начдива. Его допрашивали несколько раз, пытали, но он упорно молчал. Когда палачи отчаялись добиться от него хоть одного слова, Азин неожиданно заговорил:
— Да, я — Азин! Можете прекратить всю эту комедию.
— Вы, кажется, офицер? — спросил генерал, руководивший допросом.
— Если вам необходимы подробности,— ответил Азин,— могу сказать, что в царской армии я был вольноопределяющимся. Офицерский чин получить не успел… Повторяю еще раз, я — коммунист, и никакие издевательства не изменят моих убеждений. Можете меня повесить или отрубить голову! Мне все равно… Делайте, что намечено, только торопитесь, а то попадете в руки красных…
— Послушайте! — прервал его генерал.— При желании вам сохранят жизнь и окажут почет в нашей среде.
— Господин генерал! — резко сказал Азин.— Как вы допускаете такую мысль? Я же коммунист!..
Азин продолжал еше говорить, но по знаку генерала его схватили и вывели. Пытки продолжались, но Азин не произнес больше ни слова и мужественно принял смерть…
Зная популярность начальника 28-й дивизии среди бойцов и командиров Красной Армии, деникинцы прибегли к провокации: они разбросали с самолета листовки якобы от имени Азина, где предлагалось складывать оружие и переходить на сторону белых.
В ответ на эту провокацию Реввоенсовет 10-й армии отдал приказ, где разоблачалась ложь и разъяснялось, что никакая клевета на героев Красной Армии не спасет Деникина от полного разгрома.
«…Начдив товарищ Азин,— указывалось в приказе,— был и всегда останется честным, доблестным борцом за власть трудящегося народа, непримиримым врагом всех насильников и эксплуататоров…» (ЦГАКА, дело 253—778, лист 64).
