Прежде они тоже путешествовали. Но былые их путешествия являлись всегда вынужденными.
Когда Саратов становился опасным, когда в Саратове можно было «сгореть», они ехали в Москву, из Москвы бежали в Херсон, из Херсона утекали в Каширу или во Владивосток. Эти путешествия больше походили на бегство зверя, травимого охотником.
И, в конце концов, зверь попадался. Тогда снова начинались «путешествия». В вагонах с решетками на окнах их возили из тюрьмы в лагерь, из лагеря в тюрьму, из Омска в Верхотурье, из Минска на Соловецкие остров.
Мы говорим о восьми воспитанниках Кунгурской трудовой коммуны НКВД, о коммунарах п. Иванове, Проничкине, Родзевиче, А. Чистове, Бурухине, Богомолове, Хайданове, Березине. О прошлых своих «путешествиях» они не любят вспоминать. Это мрачное и дурное прошлое забыто навсегда. Но с каким восторгом, с какой радостью рассказывают они о своем походе по четырем рекам, от Кунгура до Горького…
…18 июля на берегу Сылвы, около бывшего женского монастыря, было людно, шумно и весело. Вся общественность города Кунгура, вся Кунгурская трудкоммуна провожала восьмерых отважных коммунаров в далекий поход. Коллектив коммуны оказывал этим восьмерым величайшее доверие. Щедро снабженные деньгами и провизией, они уплывут на сотни километров от коммуны. За ними не будет никакого присмотра. Они легко, беспрепятственно могут бежать.
Но коммуна твердо верила, что они вернутся, вернутся победителями далекого и трудного похода!
Краткие приветственные речи. Участники похода отвечают, разъясняя цели своего рейса. Цель — интересно и полезно провести свой отпуск, популяризировать в массах постановление партии и правительства ,,О детской беспризорности и безнадзорности» и передать в Горьком рапорт о работе и достижениях Кунгурской трудкоммуны М. С. Погребинскому, верному соратнику и помощнику в деле организации «ремонтных мастерских человека» — трудовых коммун НКВД.
Под марш оркестра участники похода, предводительствуемые своим капитаном коммунистом-руководителем 9-го корпуса Павлом Ивановичем, размещаются на своих суденышках. Это обычные четырехвесельные килевые лодки прогулочного типа. На этих игрушечных четырех веселках коммунары должны пройти около полуторных тысяч километров по четырем рекам: Сылве, Чусовой, Каме и Волге.
Старт дан. Восемь весел дружно вспенили воду.
И тотчас же комическое приключение. Не отплыли и четверти километра, видны были еще лица провожающих. как лодки ткнулись в затор из сплавных бревен.
Пришлось высаживаться, тащить лодки через бревна.
В первый день прошли 40 километров. Ночевали в колхозе. Утром сделали для колхозников доклад о детской беспризорности и безнадзорности. Вчерашние карманники и «домушники» говорили о том, какая громадная опасность таится в детской безнадзорности, о том, что из безнадзорных ребят вербуются ряды правонарушителей. Коммунары вспоминали свое безотрадное детство и говорили горячо, красочно, убедительно.
Отплыли провожаемые теплой искренней благодарностью колхозников, пожеланиями счастливого пути.
Второй день плавания также не обошелся без приключения. Лодки коммунаров имели мачты на случай попутного ветра. Против одного из колхозов передовая лодка налетела мачтой на паромный канат и опасно накренилась, черпнув бортом воду. Экипаж быстро кинулся к противоположному борту и выправил лодку. В этот момент подошла вторая шлюпка. Она ударилась мачтой о канат с полного хода, свалилась на борт и начала тонуть. Экипаж второй лодки растерялся при виде неминуемой аварии. Не растерялся только коммунар Родзевич. С легкостью зайца или горного орла он взвился на воздух и перелетел на первую лодку, не замочив даже пяток. Невзирая на трагичность положения, семь здоровых молодых глоток приветствовали это лихое сальто оглушительным хохотом.
Коммунары превратились в эпроновцев. Подняли затонувшую лодку, отбуксировали к берегу. Начали подсчитывать потери. Утонули ведро, фонарь и весь запас сахара в 8 килограммов. Подмокли бумажники и кошельки. Сели на бережку, развесили по кустам для просушки одежду, деньги, документы. От нечего делать вспоминали снова прыжок т. Родзевича и снова хохотали во все семь глоток.
А когда снова поплыли, то забыли о недавнем крушении. Удивительно красивы были высокие скалистые берега Сылвы. Коммунары по-своему называли особенно красивые и оригинальные скалы — «Развалины Карфагена», «Рыцарский замок», «Башня Тамары».
В этот же день пришли в село Троицкое и тотчас отправились к живущему здесь поэту Василию Каменскому. С любопытством осмотрели дом поэта, подаренный ему правительством. Побывали всюду, от рабочего кабинета писателя до курятника. В оранжерее полюбовались выращенными поэтом апельсинами, лимонами, арбузами, дынями. В походном дневнике коммунаров поэт написал:
«20 июля в 1 час дня ко мне в дом явилась бодрая, веселая солнечная команда из восьми товарищей Кунгурской трудовой коммуны… Я приветствую вас, крепких братьев и бойцов за прекрасную нашу родину, приветствую заранее, как победителей, как чемпионов юности труда.»
Поэт и его домочадцы проводили коммунаров с цветами. В. Каменский подарил команде книгу своих поэм с надписью, в которой выражал желание, «чтобы в пути звенели эти стихи». Коммунары ответили поэту подарком своего альманаха «На верном пути».
Вышли в Чусовую. Но «быстрая вода» встретила коммунаров не слишком гостеприимно. Река была забита сплавным лесом. Пришлось более километра тащить лодки на своих плечах по берегу. На Чусовой, в колхозе, снова провели беседу и снова получили горячую благодарность колхозников.
А затем развернулась «Кама – голубая степь». На Каме снова встретились с поэтом, вернее, с красавцем теплоходом, носящим имя «Василий Каменский».
Едва отплыли от Перми, увидели, как недалеко от лодки играет в волнах огромная рыбина. То всплывает на поверхность, то снова уйдет в глубину. Подрулили осторожно, и когда рыбина вынырнула на поверхности, метко ударило весло. Оглушенная рыбина перевернулась вверх брюхом. Схватили руками под жабры и вытянули из воды. Оказалась белуга в добрых полметра длиною. Целое ведро жирной ухи наварили из нее коммунары.
Под вечер та же лодка, что поймала руками белугу, увидела плывущую через Каму белку. Подошли к ней поближе, и зверек сам прыгнул в лодку. Но едва привалили к берегу, белка укусила за палец державшего ее коммунара и умчалась в лес.
Подул попутный ветерок. Поставили парус. Но попутный ветер перешел в боковой, шли галсами. Скоро надоело это движение в темпе «шаг вперед, шаг назад». Паруса опустили. Однако боковые волны не позволяли идти и на Веслах. Пришлось надеть бурлацкую лямку и тащить лодки бечевой.
В устье Белой налетел неожиданно шторм. Погода была ясная, тихая, солнечная. И вдруг яростный удар ветра положил лодку на борт. А затем Kaмa вздулась, вспенилась, загрохотала. Огромные волны стеною нависали над лодкой и обрушивались, заливая ее чуть ли не до бортов. Воду приходилось откачивать беспрерывно.
На противоположном берегу виднелась какая-то пристань. Но пересечь реку, чтобы добраться до нее, стоило не малых трудов. Волны то скрывали берег, так что рулевой терял направление, то вскидывали лодку, как на качелях. Замирало сердце и опускались в страхе руки.
На пристань сбежался народ. Готовились, если это понадобится, оказать помощь отважным коммунарам. И была у них одна, короткая минута малодушия. Захотелось крикнуть, чтобы помогли, спасли. Но руки крепче в весла! Шире размах! В судорожных усилиях выгибаются спины гребцов. Вот видны уже сырые замшелые бревна пристани, видны лица людей. Люди что-то кричат, машут руками, показывают, где причалить. Догреблись!
Вторая лодка пришла двумя часами позднее. Экипаж ее спросил у баканщикa, стоит ли им рисковать пересекать сильную струю впадающей здесь Белой, идя против шторма? Баканщик ответил коротко:
— Ежели помирать охота, плывите!
Коммунары не имели никакой охоты помирать и два часа сидели у берега, пережидая шторм.
На пристани, в затоне, коммунары провели беседу с затонскими рабочими и водниками. Рассказали подробно, ничего не утаивая, о своей прошлой преступной жизни, рассказали о жизни коммуны, о методах и способах перевоспитания былых правонарушителей. Слушали их с напряженным вниманием. Было задано множество вопросов. Кто-то спросил наивно:
— Kaк это вас отпустили? А вы… не сбежите?
Коммунары объяснили, что из коммуны вообще не бегают, так как там нет ни запоров, ни стражи. Из коммуны уходят свободно, по собственному желанию, и никто силою задерживать не будет.
— А мы вернемся в коммуну все целиком!- сказали в заключение коммунары.- Заверяем в этом товарищей рабочих своим честным словом!..
… Ночевали здесь же на затоне, в кpacном уголке. Вышли на рассвете, едва зарозовел восток. Не успели отойти от затона — новое приключение. Одна из лодок шла около самого берега. Ее нагнал огромный пассажирский теплоход и так качнул лодку, что она вылетела на берег.
Приближалось устье Камы. Последняя ночевка на Каме была в селе Икское Устье. Едва расположились на отдых, весело прибыла на автомобилях делегация моряков Балтфлота, шефов Татреспублики. Они также проделали поход на шлюпках Кронштадт — Казань.
Коммунары совместно с военморами провели торжественное заседание в колхозе Икское Устье. После заседания делились впечатлениями от походов. Моряки удивлялись ходу коммунаров, проходивших в сутки в среднем 80-85 километров. Были отдельные дни, когда проходили на веслах, без помощи парусов, 90-100 километров. Моряки проходили не больше.
Выйдя после ночевки из Икского Устья, с нетерпением ожидали Волгу. На ночлеге напугали, что плыть по Волге против течения на веслах невозможно, будет сносить вниз. Плыли час, два, три, но лодка все еще шла легко, гребли без труда. Наконец увидали какую-то баржу.
Крикнули:
— Эй, на барже, скоро ли Волга-то начнется?
— По Волге и плывете!- ответили удивленно с баржи.
Но на следующий день Волга все же себя показала. Выгребать против течения стало очень трудно. Для облегчения лодок приходилось ссаживать двоих негребущих, которые шли по берегу. Частенько приходилось тащить лодки бечевой.
Был случай на Волге — заблудились.
Плывут, а Волга с каждым пройденным метром все уже и мельче и, наконец, уперлись в тупик. Оказывается, лодки попали в глубокий рукав Волги, в так называемую «старицу». Чтобы не хлебать киселя обратно километров десять, переволокли лодки через перешеек шириною в километр.
Не раз попадали на Волге в шторм. После одного из штормов пришли в Казань. И здесь, волей-неволей, пришлось прекратить дальнейшее путешествие.
Суровый надзор осмотрел лодки коммунаров, признал их непригодными к дальнейшему плаванию.
Пришлось из Казани в Горький плыть на пароходе. В Горьком коммунары были исключительно тепло приняты т. Погребинским, которому передали рапорт о достижениях Кунгурской трудкоммуны.
В первых числах августа все восемь человек, все участники похода вернулись в коммуну, целиком оправдав оказанное им доверие.
Коммунары прошли за 16 суток по четырем рекам 1350 километров. За время похода ими проведено было в колхозах и совхозах 14 бесед о детской беспризорности и безнадзорности.
Впервые путешествовали они не поневоле, не таясь, не скрываясь от преследователей. Они увидели великую, счастливую страну и поклялись стать ее полноправными гражданами.
