Их было четыре. Они блестели высоко в небе, над древними башнями, как секира палача.
Самый древний из них был тот, что топорщил когда-то крылья над Спасской башней. Он был посажен туда еще в начале ХVII века, по указу первого из Романовых — Михаила. Его выточили из дерева и обили листовым железом.
Второй из Романовых, «тишайший», царь Алексей, воевавший всю жизнь, потопивший в крови разинское восстание, тоже в конце ХVII века, посадил орла на верхушку Троицкой башни. Орел был деревянныЙ, ибо» тишайший» нуждался в меди для пушек и для денег на военные расходы.
Оба этих древних орла не дожили до нашего времени. Орел над Спасской башней обрушился при пожаре Кремля в 1633 году и был заменен новым, сделанным из медных листов. Деревянный орел над Троицкой башней одряхлел, и двести лет спустя, при Александре II, был заменен также медным орлом. Он обошелся казне в 4589 рублей, а за подвеску его было уплачено… два целковых.
Орел на Никольской башне подвешен по рескрипту Александра I в 1816 году, когда башня эта, взорванная Наполеоном, восстанавливалась архитектором Бовэ. Этот орел также металлический.
Самый молодой орел на Боровицкой башне. Он навешен в 1817 году…
…Их было четыре. Они блестели секирами палачей. Их хищный клекот слышала вся необъятная страна. В цепких, когтистых лапах своих они несли царские эмблемы — скипетр и державу.
***
По осенней распутице везли из дальних воеводств в Москву закованных в цепи людей. На них были не только ножные и ручные кандалы, — шеи их оттягивали тяжелые, окованные железом деревянные колодки. Бежать невозможно! За кандальниками тянулись подводы с плачущими женами и детьми. Так везли в Москву «работных» людей, «котельных дел мастеров», которые будут клепать и сваривать медные орлы для кремлевских башен. Если работные сбегут, закуют в колодки их жен и детей. Для этого и везли вслед за мастерами их семьи.
Для навешивания готовых орлов на башенные шпили «окликали» смельчаков и умельцев на базарах и на церковных папертях. Смельчаки и умельцы не шли. Не хотели рисковать головой за медные царские гроши. Тогда брали из тюрем арестантов и гнали их на Кремлевские башни вешать орлы. Неумелые, ослабевшие от голодовки «тюремные сидельцы» надрывались, калечились, срывались с башен, гибли. Но кнутом, батогом, мушкетным прикладом сгонялись к подножию башен новые группы обреченных…
***
А сейчас эти орлы снимаются. По словам «Правды», оказалось, что орлы на Троицкой и Спасской башнях сделаны из красной позолоченной меди, на Никольской и Боровицкой — из кровельного железа. Склепаны они очень грубо. Крылья их и короны прострелены пулями октябрьских боев. Штыри еле-еле выдерживали груз орлов. Почти все орлы склепаны намертво. Лишь на Троицкой башне орел свинчен болтами из отдельных частей. Он снят частями. Труднее всего было спускать крылья, из которых каждое весит 15 пудов. Цельноклепанные орлы снимались с помощью специальных кранов, сооруженных Перовским заводом Стальмоста.
***
В начале сентября на совещание собрались директора нескольких крупнейших предприятий столицы. Им было заявлено:
— Вам поручается изготовить звезды для установки на башнях Кремля. Они должны быть художественно оформлены и сделаны из материала, способного простоять много лет, века. Срок изготовления — месяц.
На следующий день в Центральном аэрогидродинамическом институте и на заводах им. Молотова и им. Менжинского закипела горячая работа. Во главе производства были поставлены лучшие руководители, за разработку проектов сели конструктора-орденоносцы, имена которых известны всей стране, у станков стали опытнейшие рабочие.
Задание было очень нелегким. Требовалось выбрать металл, способный многие десятки лет противостоять дождям, ветрам и температурам, определить его напряжение, найти методы крепления, отыскать новые способы гальванизации металла, максимально облегчить конструкции.
На заводе им. Молотова производство сконцентрировали в специальном цехе. В ЦАГИ развернули специальную лабораторию по золочению. «Делать звезду» стало почетной обязанностью на каждом заводе.
Наиболее трудной технической проблемой было, пожалуй, золочение звезд. До сих пор никому в мире не приходилось золотить гальваническим способом такие большие поверхности. Советские специалисты разрешили эту задачу. Сейчас части почти всех звезд уже золотятся в огромных ваннах.
Всего изготовляется четыре звезды, по числу снятых четырех орлов. Первая из них уже готова. Она будет установлена на Никольской башне. Каркас ее изготовлен из эластичной и крепкой нержавеющей стали, сваренной электросваркой. На каркас наложены покрытые позолотой листы красной меди. С обеих сторон звезды укрепляется эмблема Советского союза — изображение серпа и молота, украшенное уральскими самоцветами.
Размеры звезды внушительны. Ее диаметр (так же как и других звезд) – около 5 метров, толщина — до полутора метров, длина молота — 2 метра, общий вес -1500 килограммов. Для того чтобы уменьшить сопротивление ветру, звезда может поворачиваться на шарикоподшипниках по направлению воздушного потока.
На Троицкой башне кремлевской стены будет установлена звезда, изготовляемая Центральным аэрогидродинамическим институтом. Эта одна из наиболее сложных конструкций. От центра звезды к ее вершине тянутся гигантские тучные колосья. В центре — эмблема. Каждый колос весит больше 30 килограммов. Выколотка этих колосьев потребовала исключительного мастерства от ударников ЦАГИ. Каркас звезды сделан из нержавеющей стали, покрытой медной золоченой облицовкой. Колосья сделаны из позолоченной красной меди.
Ударники ЦАГИ готовят звезду и для Спасской башни. Она имеет две окантовки с просветом между ними. От центра эмблемы к вершинам звезды разбегаются пучки медных, покрытых золотом лучей. Так же, как и другие звезды, она будет покоиться на мощном стальном штыре, заканчивающемся у вepхушки башни большим граненым позолоченным шаром, диаметр которого равен 3/4 метра.
Звезду для Боровицкой башни делает завод им. Менжинского. В отличие от других, ее каркас изготовлен из хромомолибденовых труб с узлами из хромомолибденовой стали. Поверхность каркаса омеднена и покрыта матовым золотом. На каркас наложены контуры двух больших звезд широкого профиля, внутри их концентрически вписаны еще четыре звезды постепенно уменьшающейся величины. Все они сделаны из красной меди и сейчас покрываются полированным золотом.
Отделка самоцветов для звезд вызывает подлинное восхищение. Каждый камень обработан отдельно, шлифован, огранен, тщательно вделан в герметическую, позолоченную сверху, сплошную оправу. Каждый камень отдельно привертывается к серебряной пластине серебряным болтиком.
Всего в звезды вкладывается 10000 камней. Их гранили и отделывали лучшие ювелиры страны. Для звезд Кремля Урал прислал чудесные аметисты, дымчатые топазы, аквамарины, хризолиты, бериллы, прозрачный горный хрусталь.
***
…Товарищ Китаев, бригадир ограночного цеха Свердловской гранильной фабрики, приходит в цех задолго до начала работы. Заказ ответственный – огранка самоцветов для кремлевских звезд!
За ним потянулись мастера-гранильщики. Все на местах, цех полон. А 28 августа, в день получения заказа из Москвы, здесь было пусто. Ни одного станка, ни одного человека! Но через три дня, 1 сентября, цех начал работать. Для проведения в жизнь постановления Совнаркома и ЦК партии мастера-гранильщики мобилизовались по-боевому, молниеносно.
Мы отворяем дверь. В глаза ударил яркий свет из двух огромных окон, а в уши — тягучий въедливый звук. Он то опадал до низкого монотонного ворчливого гуденья, то взлетал к потолку тысячами звонких, тонких и острых, как игла, воплей. Это пели ограниваемые камни.
Оглядываемся по сторонам. Здесь облагораживается камень, здесь осколок мертвой природы превращается в произведение искусства.
Цех тесно заставлен станками. Они похожи на небольшие письменные столики, только попроще и посуровее. На них слоями насела тончайшая пыль, «драгоценная» пыль бесчисленных ограненных камней — смоляков и кровавиков (черных и красных горных хрусталей), изумрудов, топазов, аквамаринов, турмалинов.
И до чего же примитивны эти станки! Прошедшие столетия изменили ли в них хоть какой-нибудь винт, гайку, колесо? А нужно ли и возможно ли это? Можно ли изменить что-нибудь в этом инструменте, предназначенном для тончайшей и точнейшей, как операция сердца или мозга, работы?
На правой стороне столика имеется небольшая ручка. Она очень похожа на ручку лиры украинских слепцов-кобзарей. Ручка эта вращает под столом колесо диаметром сантиметров в тридцать. От него идет веревка или ремешок — привод к колесу меньшего размера. Гранильщик, вращая ручку, вращает большое колесо, делающее от 50 до 60 оборотов в минуту. От большего колеса энергия по приводу передается меньшему колесу, делающему 400-500 оборотов в минуту. От этого, меньшего колеса, вращательная энергия передается по общему стержню третьему колесу, расположенному над столом. В этом третьем колесе вся суть. Размером оно с небольшую патефонную пластинку. Вращается с быстротой также 400-500 оборотов в минуту, необходимой для огранки камня. Колесо это корундовое, свинцовое или оловянное. На нем и производится огранка камня.
Вот и все! За этими станками работали деды, передали их сыновьям, а теперь гранят на них внуки. Неизносимые станки!
Неизносимы и люди! Здесь есть настоящие, «природные» , как они себя называют, гранильщики, работающие по много десятков лет. Их спины ссутулились над огранкой многих тысяч камней. Миллионные ценности прошли через их руки. За примером далеко ходить не надо. Бригадир Китаев провел за гранильным станком четверть века, двадцать пять лет своей жизни.
Он ведет нас по цеху, показывает последовательные стадии огранки камня. Он показывает камень — мутнобелый, грязный, неприглядный.
— Вот наше сырье! Белый горный хрусталь.
Берем камень в руки. Он очень тяжел и тверд. Вглядываемся внимательнее. Да ведь это же кварц, самый настоящий кварц, точнее говоря, кремнезем – одна часть кремния и две части кислорода. Это часто и помногу встречающийся камень. Это никакая не драгоценность, если бы не огранка. А когда он сойдет со станка гранильщика — это будет действительно самоцвет, будет ценность, произведение искусства.
— Самый лучший горный хрусталь добывается на Мадагаскаре. Остров такой, у берегов Африки, — говорим мы. — Из мадагаскарского горного хрусталя вытачиваются объективы для телескопов.
— К нам горный хрусталь с Березовских копей идет, — отвечает Китаев. В Реже тоже добывается. О мадагаскарском не слыхал. До революции мы работали и на заграничных камнях. Лучше нашего уральского не встречал.
Для начала хрусталь режется на куски нужного размера. Затем на корундовом круге камень-сырец обтачивается грубо, приблизительно. Так нагрубо отесывает столяр для какой-нибудь поделки деревянную болванку. Впрочем, этот первичный процесс так и называется – оболванка камня.
Горный хрусталь принял приблизительную форму. Но он еще мутен, как вода, слегка разбавленная молоком. Однако чувствуешь, что где-то здесь, совсем близко, таится его сверкающая глубина.
Оболваненный камень, с гранями еле-еле намеченными, всургучивается в шпульку. Это кусок дерева, похожий на вставку для пера, но раза в три толще. На тонком конце шпульки имеется углубление, куда вставляется камень и заливается сургучом. Всургученный камень сидит в шпульке крепко, не дрогнет, не сдвинется, не шелохнется.
До сих пор было грубое ремесло. Теперь начинается высокое и тонкое мастерство.
Гранильщик кладет правую руку на ручку колеса, начинает вращать его, а левую руку со шпулькой подносит к свинцовому диску. И взлетел к потолку тонкий, острый, как иголка, звук. Правая рука ритмически повертывает колесо, левая легкими, неуловимыми движениями прижимает камень к свинцовому диску.
Диск смазан разведенным в воде трепелом, инфузорной землей. Мельчайшие брызги трепела, как пыль, как тонкая паутина, ложатся на руки, на лицо гранильщика. И видишь только губы, плотно сжатые в нечеловеческом внимании. Неосторожный рывок правой руки, неловкий нажим левой — и камень испорчен.
— В нашем деле ухо вот как остро держать надо! — говорит Китаев. – Чуть зазевался — беда! На секунду одну только отвлечешься, чьей-нибудь шутке улыбнешься, о доме вспомнишь — крышка! Взглянешь на камень, а на нем там, где грань должна быть, чистое место. Куда там! Не только грань спороло, но и полкамня снесло! Почему? А потому, что за эту секунду ты или ручку быстрее, чем нужно, повернул, или шпульку крепче, чем нужно, к диску прижал. Вот в чем секрет! А потому мы, гранильщики, одну только заповедь и знаем: не зевай!
Мы идем между станками. Головы гранильщиков низко склонились над станками. Глаза их внимательно и тревожно вглядываются в камень, замазанный трепелом. И сейчас, сквозь трепельную грязь, только их опытный, наметанный глаз различает на оживающем камне наносимые сверкающие грани.
— Гранильщиком только тот может быть, у кого рука легкая, — продолжает Китаев. — Иной сопит, потеет, вздыхает, словно дрова рубит, а толку никакого. В нашем деле сила не нужна. В нашем деле сила — все равно что полено для скрипки, вместо смычка. Здесь легкость нужна. Хороший гранильщик легко работает, без натуги, словно картину рисует!
Вторая стадия, наиболее ответственная, называется разбивкой граней. После нее камень получил окончательную форму. Камень ожил, засверкал, заискрился.
— Мы ограниваем горный хрусталь на 73 грани, — О объясняет Китаев. – Это так называемая «бриллиантовая» огранка. Какая же иначе может быть огранка для Кремля? Ясно, бриллиантовая.
От станков поднимается несколько голов. На нас смотрят улыбчивые глаза. Эти глаза тоже подтверждают: для Кремля только бриллиантовая грань!..
После разбивки граней камни полируются на оловянных дисках. Это конец. Затем они взвешиваются на точных весах, пересчитываются поштучно, записываются во многие толстенные бухгалтерские книги. А затем на самолет – и в Москву. Две тысячи камней должна огранить для Кремля Свердловская гранильная фабрика, огранить тщательно, художественно…
…Товарищ Китаев вынимает из шкатулки пригоршню ограненных хрусталей. Здесь камни различных размеров, от крупной сливы до небольшого яблока. Солнечный луч из окна ударил в камни и переломился на их бесчисленных гранях. Камни переливались, сверкали, искрились, и казалось, мы смотрим в водопад брызжущей каскадами водяной пыли.
Глядя на камни, жарко сверкающие в сухой ловкой руке Китаева, представляем себе тот миг, когда снова увидим их вознесенными над Кремлем. Мы снова тогда полюбуемся их блеском, игрою их бриллиантовых граней.
Ну, что же, до близкой встречи! До скорого свиданья!
